Их общий секрет
Шрифт:
— Обязательства? — спросил Малфой, зло сузив глаза. Его культя поднялась, словно обвиняюще указывала на несуществующую кисть. — Перед женщиной, которая это сделала?
Резкость Гермионы чуть смягчилась.
— Я же говорила тебе, — сказала она уже тише, — что не притворяюсь будто понимаю, что происходит между вами, но я знаю, насколько она важна для тебя, и когда Астория освободится… — Ее взгляд метнулся обратно к Драко, и Грейнджер мгновенно пожалела об этом. Его глаза сверкали расплавленным серебром.
— Ты действительно думаешь, что я собираюсь трахнуть
Драко встал из ванны так быстро, что от прилива крови к голове, его зашатало. Гермиона резко потянулась, чтобы поддержать Малфоя, и он позволил ей, но не мог оставить проблему, висящей между ними.
— Скажи мне честно, если бы Астория не была моей проблемой, ты бы стала строить со мной отношения?
Гермиона замерла, ошеломленная.
В его вопросе были все оттенки отчаяния, неуверенности и почти обреченности.
— Ты — та, кто упорно толкает меня к Астории, даже когда я говорю, что хочу быть с тобой, а не с ней. Какая ирония, — голос Малфоя дрогнул, на его глазах навернулись слезы, а затем он вырвался из ее рук, все еще сжимающих плечи, и вылетел из ванной комнаты.
***
Гермиона подождала, пока его шаги затихнут, прежде чем выйти из ванны и слить воду.
Она оделась в удобные свободные брюки и жилетку, подходящую для теплой погоды тропиков.
Почувствовав адский голод, Грейнджер решила, что, прежде чем снова попытаться говорить с Драко, ей нужно что-нибудь съесть для того, чтобы успокоиться.
Да, она могла признаться себе, что если бы Астории не было в помыслах Малфоя, то ей, конечно, хотелось бы отношений с ним.
Кому бы не хотелось?
Он был богатым и красивым; забавным, тихим и чувствительным; у него была скрытая личность, которую он сохранял только для самых близких ему людей, и это заставило Гермиону влюбиться в него.
Грейнджер вдруг поняла, что он был также одинок, как и она, и, возможно, также ошеломлен появлением чувств между ними.
Она пошла на кухню и налила себе стакан фруктового сока из холодильника.
Отношения Драко и Астории были оскорбительными и неравноправными, напомнила себе Гермиона. И он не отрицал этого, наоборот выразил намерение никогда не возвращаться к ней.
Но часть Гермионы никогда ему не верила.
Гринграсс была в его жизни со школьных лет. Всю свою «взрослую» жизнь он провел рядом с ней.
Драко, возможно, и намеревался разорвать эту связь, но сказать что-то в гневе и боли отличалось от реальности.
Исключение из своей жизни кого-то, кому ты был предан, и кто оказывал на тебя такое огромное влияние, — даже если это влияние не всегда было хорошим, — было слишком трудновыполнимой задачей.
Кожей ощутив чужое присутствие поблизости, она огляделась и обнаружила Драко, расположившегося на диване на другом конце открытого первого этажа их загородной резиденции. Он сидел, наклонившись вперед, положив локти на колени, и смотрел на крыльцо и начинающееся впереди море.
Не
оборачиваясь и не глядя на нее, Драко открыл рот.— Мне нужно, чтобы ты установила некоторые границы, Гермиона, потому что я знаю, чего хочу. И, если ты не заинтересована, то я должен знать правила, которые позволят сделать наше совместное существование сносным.
Он встал и пошел наверх, бесстыдно обнаженный, позволяя Грейнджер наблюдать за тем, как его задница покачивается, пока он поднимается по ступеням, оставив ее одну.
Гермиона ощутила острую потребность в свежем воздухе и вышла на улицу, чтобы исследовать тропинку к пляжу. Трава была теплой и мягкой под ее босыми ногами, и она глубже вдыхала свежесть, приближаясь гостеприимному берегу.
Мягкий плеск волн по песку был колыбельной, а солнечный свет на воде принес покой в ее разум. Она подавила наворачивающиеся слезы.
Ей было больно от того, что Гермиона была уверена: Драко думает, что знает, чего хочет, но она знала лучше.
Грейнджер не была настолько наивна.
Большую часть жизни с Малфоем обращались жестоко, его отец и Астория причиняли ему боль и изолировали его, и сейчас он просто тянулся к первому человеку, который показал ему тепло и любовь.
У него не было возможности понять, чего он хочет от серьезных отношений.
Как бы ей не было больно, Гермиона знала, что должна поступить правильно ради них обоих. Ради их детей и ради их дружбы, ей нужно было найти способ мягко подвести его к осознанию. Даже если это разбивало ее собственное сердце.
Утопая в размышлениях, она задремала под пальмами на их частном пляже.
***
Спустя время, солнце начало клониться к горизонту, и тихий шорох ткани и шарканье босых ног по земле разбудили ее. Драко подошел и сел рядом с ней. Словно под гипнозом, Грейнджер была захвачена силой его взгляда, ее веки почти закрылись, и она подалась к нему, почти касаясь его губ. Его рука легла на ее ребра, и Гермиона почувствовала, как дыхание Малфоя щекочет ее кожу.
Звук громкого щебетания птицы напугал ее и заставил отступить, и в этот момент она задалась вопросом: какого черта она делает, подталкивая себя к еще большему будущему горю. Драко значил для нее очень много — невыразимо много, — и ей нравились те интимные моменты, который они разделили на двоих, но, продолжая в том же духе, ей угрожала опасность втянуться во что-то гораздо более глубокое; из чего она не была уверена, что у нее хватит сил вытащить себя. В тот момент, когда все это закончится с его стороны.
Гермиона решилась. Это необходимо было сделать, и, помня о принятом решении, она уклонилась от его прикосновения.
— Драко, я… — Грейнджер отстранилась, когда он снова потянулся к ней. — Я думаю, нам нужно остановиться.
— Остановиться? — Драко всматривался в ее глаза.
— Хватит… быть физически вместе. Друг с другом. — Краснота покрыла ее щеки.
— Нам не нужно трахаться, ты это пытаешься сказать? — Малфой требовал, чтобы она была с ним ясна. — Я думал, ты все-таки получила удовольствие от процесса.