Иисус неизвестный
Шрифт:
Одно из них, от 80-х годов, — в Деяниях Апостолов того же Луки (2, 42–46); другое, от первой половины II века, — евхаристийная молитва в «Учении Двенадцати Апостолов»:
благодарим, Отче, Тебя, за жизнь и познание, их же Ты дал нам через Иисуса, раба Твоего.
…Так же как хлеб сей, на горах некогда рассеянный, соединен воедино, — да соединится и Церковь, от всех концов земли, в царстве Твоем.
…Милость Божия — (царство Божие) — да приидет, да прейдет мир сей, Господь гряди!. Аминь.. [808]
808
Didach^e, IX, 3–4; , 6.
Главное
А вот и другое, еще более раннее, свидетельство в Деяниях Апостолов (2, 42–46):
…(братья же) всегда пребывали в общении, , и в преломлении хлеба… и все имели общее… и каждый день, преломляя хлеб по домам, принимали пищу в радости,
«Радость» здесь — главное.
Радуйтесь всегда, . ( Фесс. 5, 16.)
О, конечно, и здесь, в первой общине, так же, как в Сионской горнице, память о смерти, о жертве, о крови присутствует: тело Его, живого, и здесь ломимо; кровь Его изливаема. Ест и пьет Иисус в последний раз на земле; завтра будет в гробу: это Он знает, знают и ученики; может быть, тотчас же забудут, но в эту минуту помнят. Будет разлука, но радость вечного свидания так велика, что побеждает печаль разлуки — смерти.
Смерть поглощена победой. (Ис. 25, 8).
Радость в вас пребудет, и радость ваша будет совершенна. (Ио. 15, 11).
Там, в Евхаристии Павла-Марка-Матфея, — все еще тени Голгофы, неподвижные, а здесь, у Луки, сдвинулись уже, бегут перед восходящим солнцем Воскресения.
…Все имели общее, .
И продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем (поровну), смотря по нужде, каждого.(Д. А. 2, 44–45).
Это, говоря нашим языком, мертвым, плоским и безбожным, «коммунизм». Начатое там, на горе Хлебов, —
ели все и насытились (Мк. 6, 42), —
здесь, в Евхаристии, кончено, исполнено. «Все имели общее» — не в рабстве и ненависти, вечной смерти, как этого хотели бы мы, а в свободе и любви, в жизни вечной. Вот отчего такая «радость»: царство уже наступило.
Или, говоря нашим, опять-таки мертвым и плоским, безбожным, но, увы, более для нас понятным языком, чем живой язык Евангелия, Евхаристия Луки — революционно-эсхатологически-социальная. Вот что так страшно забыто, потеряно в нашей Евхаристии церковной.
Только тогда, когда сам Господь соберет, по чудному слову в евхаристийной молитве Апостолов, все церкви, рассеянные, «как хлеб по горам» (каждый верующий — колос хлеба), в единую Церковь Вселенскую — Царство Свое, только тогда совершится эта «социально-революционно-эсхатологическая» Евхаристия, уже не Второго Завета, а Третьего, — не только Сына, но Отца, Сына и Духа, — неизвестная Евхаристия Иисуса Неизвестного.
Цвет земли, преображенной в царстве Божием, — райски-злачно-зеленый: вот почему и в блеске утренней звезды — Евхаристии, луч Луки — зеленый.
Главное, особенное, личное в свидетельстве Иоанна, — не жертва, как у Марка-Матфея-Павла, не царство Божие, как у Луки, а любовь.
Зная, что пришел час Его перейти от мира сего к Отцу, — возлюбив Своих, сущих в мире, возлюбил их до конца. (Ио. 13, 1.)
Это —
как бы посвятительная надпись надо всем свидетельством Иоанна, самым поздним по времени, но не самым далеким, внешним, а может быть, напротив, самым внутренним, близким к сердцу Господню, подслушанным тем, кто возлежал у этого сердца. Но чудно и страшно, непостижимо для нас, — о самой Евхаристии в этом свидетельстве умолчано, потому ли, что все уже сказано в Капернаумской синагоге, после Вифсаидской, первой Тайной Вечери — Умножения хлебов, или потому, что об этом нельзя говорить: это слишком свято и страшно, «несказуемо», arr^eton, как во всех мистериях. Но и здесь, в IV Евангелии, под всеми словами Господними внятно бьется немое сердце Евхаристии.Я посвящаю Себя (в жертву) за них, (Ио. 17, 19), —
молится Сын в последней молитве к Отцу. Это и значит: «Вот Тело мое, за них ломимое; вот кровь Моя, за них изливаемая».
Ребра один из воинов пронзил Ему копьем, и тотчас истекла кровь и вода. (Ио. 19, 34).
Сей есть Христос, пришедший водою и кровью… не водою только, но водою и кровью.
…Три свидетельствуют на земле: дух, вода и кровь. (Ио. 4, 6–8) —
ненасытимо повторяет, напоминает Иоанн о крови. Если о ней помнит он, то мог ли забыть у него Иисус?
Я есмь истинная виноградная лоза, а Отец мой — виноградарь.
…Я есмь лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода. (Ио. 15, 1, 5.)
..Не буду пить от плода сего виноградного до того дня, как буду пить с вами новое вино в царстве Отца Моего. (Мт. 26, 29.)
Слишком пахнет кровью-вином Евхаристии от этих обоих слов в I и в IV Евангелиях, чтобы можно было сомневаться, что и здесь, как там, речь идет о ней, об Евхаристии, хотя и без слов.
С поданным куском хлеба «вошел в Иуду сатана», у Иоанна, а у Павла:
кто ест и пьет недостойно (хлеб и чашу Господню), ест и пьет себе осуждение. (I Кор. 11, 29.)
Слишком явен и здесь, у Иоанна, след Евхаристии.
Очень также знаменательно, что весь почти евхаристийный опыт первохристианства, от Юстина Мученика до Иринея Лионского, ученика учеников «Иоанновых», вытекает не только из видимой, слышимой Евхаристии синоптиков, но также, и даже в большей мере, из незримой, безмолвной Евхаристии IV Евангелия. [809]
Что делал Иисус в Сионской горнице, мы узнаем от синоптиков, а чего Он хотел, — от Иоанна. Там — плоть Евхаристии, а здесь — дух. Там Иисус говорит: «Вот Тело Мое, вот Кровь Моя»; а здесь мог бы сказать: «Вот сердце Мое».
809
Just., Apol. I, 65–66. — Ignat., Philad., IV, I; Smym., VII, 2, VIII, I. — Didach^e, IX, 5, , XIV, I. — Iren., IV, 5, V, 2, 2. — Zahn, Das Ev. d. Joh., 1921, S. 555. — W. Bauer, Das Johannesev., 1925. S. 98.
Три свидетельства об Евхаристии: в первом — Иисус жертвует; во втором — царствует; в третьем — любит.
Главное для Иоанна — любовь — небо на земле: вот почему, в солнечно-белом блеске утренней звезды — Евхаристии, луч Иоанна — голубой, как небо.
Даже на самое место, где совершается у Иоанна невидимая нам Евхаристия, мы могли бы указать.
Заповедь новую даю вам, да любите друг друга, как Я возлюбил вас.
Это — одно из двух слов о тайне любви — Евхаристии, и тотчас за ним — другое: