Икар из Пичугино тож

Глава 32 ГОСТЬ ИЗ ПЛАВУЧЕГО ДОМА

— Сережа, — звала Елена Федоровна мужа. Она стояла на крыльце и держала в руках телефон Сергея Ивановича. — Сережа, где ты?

Сергей Иванович стриг за домом газон. Сначала он выстригал вертикальные полоски, потом принимался за горизонтальные. Затем проходил еще раз, и так до тех пор, пока не оставался доволен результатом. Он считал, что в этом деле главное — рутинность и автоматизм действий. Только это позволяло сосредоточиться на своих мыслях и было хорошо для дела, а так, как думалось во время стрижки газона и полива растений, не думалось больше нигде. Удивительно, что в данном случае автоматизм не мешал качеству труда, а, напротив, был его условием. Когда Сергей Иванович заканчивал свою работу, кто-то из мальчиков (чаще всего Гера) брал грабли и вычищал газон, после чего ставил поливалку и следил за равномерностью полива всей площади газона. Словом, стрижка газона была целым ритуалом, с четко определенной последовательностью действий.

— Тебе звонят, — сказала Елена Федоровна, протягивая телефон Сергею Ивановичу.

Он поднес телефон к уху, и его лицо просияло.

— Здравствуй, дорогой! Конечно узнал и очень рад тебе… Да, на даче. Что? Серьезно? И когда? Ты шутишь? Мы все будем тебе рады! Плохо слышно, пропадаешь. Хорошо. Давай, до встречи! Пока.

— Кто там? Я поняла только, что у нас будут гости.

— Пашка едет, — ответил довольный Сергей Иванович.

Павел Антонович Астраханцев был давним другом Сергея Ивановича. Чудак, выдумщик, провокатор, бузотер — что только о нем не говорили, и каждый из эпитетов оказывался вполне справедливым, потому что Павел Антонович был настоящим явлением, человеком в высшей степени экстравагантным и неординарным. Его выходки одних пугали, других привлекали, а иногда производили оба впечатления одновременно.

С Сергеем Ивановичем первые два курса они учились вместе в университете, затем Павел Антонович увлекся изобразительным искусством и в итоге стал довольно успешным галеристом. Его помотало по жизни. Чем только он не занимался, но все его проекты были яркими, многие из них приносили хороший доход. Старость мужчина встретил весьма обеспеченным человеком.

Мысль о доме на воде впервые его посетила в Париже, когда он увидел в Сене оборудованные под жилье баржи. Это желание вызревало довольно долго, и вот наконец несколько лет назад Астраханцев приобрел старый плавучий дебаркадер, много лет служивший речной пристанью. Вот где действительно смогла развернуться творческая фантазия. На первом этаже он устроил нечто вроде мастерской, а на втором — жилые комнаты. Бильярдная, библиотека, кинозал, сауна — здесь было все, что входило в понятие комфортной жизни Павла Антоновича. Обычно раз в навигацию плавучий дом на буксире отправлялся в небольшой круиз по Волге. Павел Антонович навещал старых друзей и маленькие провинциальные городки, заходил в те безлюдные места, которые считал особенно живописными. Это был отдых его мечты, и каждое лето он наслаждался уже только от одной мысли, что жизнь подарила ему такую возможность.

Самый излюбленный его маршрут проходил в верховьях Волги; ниже, то есть там, где раскинулось Пичугино тож, Астраханцев еще не был. Он решил теперь отправиться в эту сторону и дойти до своего зятя, к которому был приглашен на юбилей.

Павел Антонович обещал быть к вечеру. «Зеленая листва» в своих приготовлениях загудела, как улей.

Когда-то на даче Глебовых не переводились гости. Одни сменяли других, а тех — третьи, и так почти все лето. Это было неудивительно — многие хотели провести выходные на даче у берега Волги, попариться в бане, съесть шашлык, выпить хорошего вина или чего покрепче. Разве плохо при этом посидеть в беседке под абажуром с бахромой и послушать интересные рассказы? Очень хорошо. Как правило, гостям выделялось самое аристократическое место — в «Хеме». Сначала это были исключительно друзья Сергея Ивановича и Елены Федоровны, затем все больше — Марины и Вадима. Но последние несколько лет все резко изменилось. На «Зеленой листве» как-то устали от гостей. Больше не хотелось распыляться и растрачивать себя на пустое, на суету. Не сговариваясь друг с другом, Глебовы остановили этот круговорот. Они разрешили себе стать жадными до того, что дает дача. Отныне они принимали у себя лишь самых-самых.

Когда же эти самые-самые приезжали, как и положено у Глебовых, вокруг них начинал вертеться целый мир. И было даже весьма приятно тряхнуть стариной и окунуться в эти хлопоты. «А сколько будет гостей? Надолго? Что будем готовить? Ночевать они будут в своем плавучем доме или у нас во флигеле? Мы куда-нибудь поедем с ними или будем все время на даче?» Множество вопросов, миллион забот, у Глебовых иначе быть не могло.

На весь следующий день Алеша добровольно возложил на себя обязанность впередсмотрящего. Флигель имел плоскую крышу, а значит, взяв дедов морской бинокль, на ней можно было занять превосходную позицию для наблюдения за фарватером. С мачты «Дерзкого» наблюдать было не очень удобно, так как она находилась в глубине дачи и из-за дома и флигеля некоторые части реки оказались закрыты. Благодаря тому что когда-то давно на всю территорию «Зеленой листвы» был высыпан не один КамАЗ земли, все дачные строения смотрелись заметно выше своих соседей. Поэтому «Хема», в зависимости от ситуации, детское воображение легко превращало то в башню средневекового замка, а то и вовсе в какую-нибудь фантастическую космическую станцию.

— Только обязательно надень на голову кепку, — откуда-то снизу наставляла Елена Федоровна.

— Хорошо, ба.

Алешу сразу увлекло это занятие. Даже не нужно было придумывать сюжет для игры. Они ожидали дорогого гостя, который должен прибыть по воде. Нельзя же, чтобы это застало врасплох, и он, Алеша, имеет ответственное задание. Превосходно! Лучше не придумать.

Алеша расположился на старом матрасе и через каждые пять минут прикладывался к биноклю. Рядом стояли тарелка с бутербродами и бокал с компотом — важная обязанность, как известно, вызывает большой аппетит. Лиза и Гера, конечно, могут его сменить, но ужасно не хочется передавать вахту, потому что неизвестно, когда еще выпадет возможность заняться настоящим делом. Да они и так наверняка залезут к нему. Выпустить же бинокль из рук не сулило ничего хорошего — потом не допросишься обратно.

Алеша рассматривал весь заросший лесом противоположный берег, затем место, где с Волгой сливалась маленькая речушка; вдали угадывались очертания деревни. На воде — ни суденышка, отчего река казалась свободной и чистой, настоящей вольницей, воспетой в песнях бурлаков. Близился полдень. Солнце отражалось в блестящей глади воды. Оно поднималось к зениту как раз с той стороны, в которую был обращен взор дачного юнги и в точности как на одной картине… Алеша вновь подумал о «Падении Икара», ведь там солнце над водой было таким же ярким (и вообще вся экспозиция была с той же точки зрения, что у Алеши сейчас), и хоть в данный момент и не было никакого корабля, но ведь его ждут, он скоро обязательно появится. Вот уже во второй раз после утеса виды, открывающиеся из Пичугино тож, так сильно напомнили ему дачную репродукцию. Возникало странное чувство собственной причастности к этому сюжету, как будто это как-то связано с ним. И верно, если не в прошлых жизнях, о которых мальчик слышал от Жанны, то в собственных снах нечто подобное уже происходило с ним. Это волновало, тревожило и радовало одновременно. Алеше было сложно разобраться в этих чувствах, отделить одно от другого, он только ясно ощущал, как во второй раз за несколько дней у него сильно забилось сердце и что-то опрокинулось в животе. А потом вдруг защемило глубоко в груди, защипало, как тогда, когда все поехали на море, а его не взяли из-за простуды. Какая-то смутная, непонятная тоска охватила его вдруг. Но едва ли он хотя бы примерно мог определить ее источник.

— Дай мне тоже посмотреть, — сказала Лиза, выхватывая из Алешиных рук бинокль. Он вздрогнул, потому что, увлекшись наблюдением, не слышал, как сестра забралась на крышу. Лиза имела привычку иногда тихо подкрасться к нему из-за спины или подкараулить за углом, чтобы слегка напугать. Ну как слегка — часто это получалось, наоборот, весьма сильно. От неожиданности Алеша кричал, а потом они начинали драться. А дальше прибегала мать, и оба получали полотенцем по пятой точке.

— Можно было просто попросить, а не вырывать? — недовольно пробурчал Алеша и перевернулся на спину, закинув руки за голову. Он знал, что Лизе это быстро надоест, надо просто немного подождать, и она уйдет.

— Полный штиль, — говорила Лиза. — Вообще ничего не происходит, даже неинтересно. Что ты высматриваешь тут? Как тебе не скучно?

— Не скучно.

Но Лиза отчего-то не спешила уходить. Сначала она зажмурила глаза и подставила лицо солнечным лучам. При этом она не выпускала бинокль из правой руки, словно это был символ власти, старшинства. Левой рукой отщипнула от бутерброда. Вместо Волги развернулась в сторону соседей, к Плакущевой.

— Я хочу посмотреть, что там делает Алка.

— Бабушка говорит, что это нехорошо — подсматривать за соседями из бинокля, — напомнил Алеша.

— Помню, помню… Я совсем чуточку.

Однако Аллочки не оказалось в поле видимости на «Цветущих клематисах», а следовательно, у Лизы не было причин здесь больше оставаться.

— Ладно, держи бинокль.

Алеша вновь лег на живот и уставился в бинокль.

— Не расслабляйся, Герка собирался сюда скоро заглянуть тоже, — сказала Лиза, скрываясь за открытым люком.

В обед стало нестерпимо жарко, но Алеша спускался вниз лишь для того, чтобы пообедать и сходить по нужде. Елена Федоровна тщетно пыталась его согнать с крыши. Все ее призывы продолжить наблюдение за фарватером из окна спальни завершились ничем. Максимум, на что согласился Алексей, — взять зонт. Гера и Лиза долго смеялись над засевшим в засаду братом, который лежал под зонтом на матрасе с приставленным к лицу биноклем.

Тянуло ко сну. То и дело голова падала на матрас, но Алеша мужественно сопротивлялся и каждый раз возвращал ее в нужную позицию. И вот когда однажды голова снова прижалась к матрасу, а глаза уже закрылись, его прожгла мысль: «Там что-то было». Алеша вскочил на ноги, посмотрел в бинокль и различил на горизонте еще невиданный никогда им доселе диковинный корабль.

Буксир поставил дебаркадер напротив лодочной станции. Как только плавучий дом показался на горизонте, весть о нем молниеносно разлетелась по всему Пичугино тож. Корабль-дом был двухэтажным, выкрашенным в оливковый цвет. Он был похож на настоящий дворец с колоннами. Чтобы поглазеть на необычное для этих мест зрелище, на пляже собралось человек тридцать. Павел Антонович обожал эти моменты. Он всегда тщательно готовился, когда собирался сойти на берег в местах, где его жилище вызывало всеобщий ажиотаж. Публика не должна была быть разочарована.