Икона и топор
Шрифт:
Таким образом, даже заимствуя идеи и методы у Римско-Католической Церкви, иосифлянская иерархия находила критику последней удобным клапаном, чтобы выпустить пар недовольства соотечественников. На Западе же искали козла отпущения для немого противодействия концентрации власти в руках московских царей. Как раз тогда, когда автократия была занята истреблением всей московитской оппозиции, в русской народной культуре родился новый жанр антимонархической пантомимы. Название пьесы — одновременно имя спесивого, жестокого царя, который в конце концов бывал сокрушен, — «Царь Максимильян», имя первого императора Священной Римской империи, с которым Московия установила широкие контакты [331] .
331
82. Анализ и текст см. в: П.Берков. Одна из старейших записей «Царя Максимильяна» и «Шайки разбойников» (1885) // РФ, IV, 1959, 331–334. Первый император, с которым были установлены официальные дипломатические связи, был отец Максимилиана, Фредерик III, но для русского сознания «Максимильян» стал символом латинского императора.
Обычно считают, что пьеса была создана в XVII в. или в начале XVIII (Lo Gatto. Teatro, I, 120–121), но она может быть даже старше. Ее по-разному связывали то с Петром Великим, то с Алексеем Михайловичем, то с Иваном 1(Егеіпо. Histoire, 133–135) и представляли в различных вариантах под названием «Царь Ирод». См. иллюстрированное исследование: И.Еремин. Драма-игра «Царь Ирод» //ТОДД, IV, 1940, 233–240.
Недоверие к Риму, таким образом, с самого начала имело в России корни как идеологические, так и психологические. На протяжении этого первого столетия завязывания контактов, с середины XV и до
В период правления Ивана IV московские контакты с Западом превратились из непрямого и эпизодического общения с католическими «латинянами» в прямую и непрерывную конфронтацию с протестантскими «германцами». Двойная ирония заключается в том, что Россия необратимо открылась для западного влияния при этом внешне самом приверженном традиции и ненавидевшем иностранцев царе, а также в том, что «Запад», в чьи руки он бессознательно толкнул Россию, был новым Западом протестантов, которых, по собственным его заверениям, он ненавидел даже больше, чем католиков. Это Иван предложил, чтобы имя Лютера считалось производным от слова «лютый», а русское слово, обозначающее протестантского проповедника, «казнодей», — вариантом «кознодея», то есть интригана [332] . И в то же время именно Иван положил начало широким связям с североевропейскими протестантскими нациями, которые глубоко влияли на русскую мысль с середины XVI и до середины XVIII в.
332
83. Цветаев. Протестантство, 569–572. Из всех историоописаний Русской церкви работа: L.Boissard. L'Eglise, в иных отношениях устаревшая, является весьма проницательной в соотнесении русской церковной истории с историей западноевропейских религиозных войн (особ. II, 56—129). Похожий подход на гораздо более высоком научном уровне предполагался Н.Чаевым, но его проект так и не был осуществлен из-за смерти автора во время блокады Ленинграда. См., однако, его посмертно опубликованную работу: Н.Чаев. Москва — Третий Рим в политической практике московского правительства XVI в. // ИЗ, 1946, особ. 3, 17–18, где его подход ясно прослеживается.
В начале 1550-х гг. Иван продвинул иконы и знамена за Казань, вниз по Волге до Каспийского моря — и одновременно предоставил Англии широкие экстерриториальные права и экономические концессии далеко на севере, в беломорском порту Архангельске. Англичане стали самыми ревностными помощниками Ивана в открытии доходного волжского торгового пути на Восток. Датчане в то же время поставляли специалистов — от главных пушкарей, участвовавших в осаде Казани, до первого в Московии типографского мастера (который в действительности был тайным лютеранским миссионером). Лучшие наемники для быстро растущего войска Ивана пришли большей частью из балтийских областей Германии, которые одними, из первых обратились в протестантство.
Германцы, которые вступили в опричнину, влились в ряды нового служилого дворянства, и сама идея однородного ордена воинов-монахов вполне могла быть заимствована у тевтонского и ливонского орденов, с которым Московия поддерживала столь долгие и тесные контакты. Во всяком случае, организация Иваном этого противного традиции ордена стражей в клобуках сопутствовало его повороту с Востока на Запад и совпала с его решением еще сильнее разжечь Ливонскую войну. В ее ранние, победоносные годы большое число балтийских германцев уже переместилось в Московию в качестве либо пленников, либо разоренных войною людей, занятых поисками работы. В 1560 — 1570-х гг. в шестисеми километрах юго-восточнее Москвы возникло первое организованное поселение иностранцев, сначала оно называлось «нижегородской общиной», но вскоре приобрело известность как Немецкая слобода. Слово «немцы», которым назвали новую волну иностранцев, употреблялось еще в X столетии [333] и имело уничижительный оттенок — «немые». Хотя его значение в Московском государстве часто менялось, понятие «немцы» сделалось большей частью общим названием для всех германских, протестантских народов Северной Европы — короче говоря, для любого западного европейца, который не был «латинянином». Вскоре возникли и другие «германские» поселения (зачастую вместе с «саксонскими», или «офицерскими», церквями) — и ключевых пунктах быстро развивавшегося волжского торгового пути: Нижнем Новгороде, Вологде и Костроме. К началу 1590-х гг. западные протестанты продвинулись далеко на восток, до сибирского Тобольска, а православный митрополит Казани жаловался, что татары так же, как и русские, переходят в лютеранство [334] .
333
84. Гарькавый. Об языке, 119–120; Попов. Обзор, 111 — о бытовании этого слова в начале XII в. О германском поселке см.: Цветаев. Протестантство, 30–31; см. также о конфронтации в XVI в. с протестантством в Балтийском регионе: W.Kahle. Die Begegnung des baltischen Protestantismus mit der russisch-orthodoxen Kirche. — Leiden — Koln, 1959; L.Arbusow. Die Einfurung der Reformation in Liv-, Est-, und Kurland. — Leipzig, 1921; а также обширный материал, большая часть которого никогда не использовалась, даже Цветаевым, — в: Н.Dalton. Beitrage zur Geschichte der evangclischen Kirche in Russland. — Gotha, 1887–1905, 4 Bd.
334
85. Цветаев. Протестантство, 122, 584, также 6, 25–31, 41–48, 1 15-123; Dalton. Beitrage, 1,16, примеч. Русские различали всевозможных «германцев», используя прилагательные «английский», «голландский», «гамбургский» и так далее — пока не воспользовались словом «немцы». (См., например, прошение о ликвидации «германской слободы» в 1646 г.: ААЭ, IV, 14–23.) Термин обычно производился от «немой» — «молчащий» или «не говорящий по-русски». Термин «сакс» был в Северо-Восточной Европе обычным синонимом «германца»; «saksa» до сих пор является финским названием немцев.
Однако в Московском государстве возобладало стремление к сохранению местных обычаев, и от того раннего протестантского присутствия остались только немногочисленные следы. Более важной, чем непосредственное обращение к зарубежным образу жизни и верованиям, которые несли ассимилированные балтийские и саксонские германцы, была растущая зависимость России от более удаленных «германцев» из Англии, Дании, Голландии и западногерманских портов Любека и Гамбурга. Иван IV, вторгшийся в Ливонию и вовлекший Россию в длительную войну с соседними Польшей и Швецией, вынужден был искать союзников по другую сторону от непосредственных противников, а эти энергичные и предприимчивые протестантские государства были в состоянии обеспечить поставку как обученных знатоков своего дела, так и военного снаряжения в обмен на сырье и права на провоз и торговлю. Несмотря на то что заключенные Россией союзы часто менялись в духе хитрой дипломатии тех времен, дружба с этими сильными партнерами из Северной Европы оставалась относительно прочной с конца XVI до середины XVIII столетия. Этот союз вытекал из «закона противолежащих границ» («Gesetz der Gegengrenzlichkeit»), который до того вынудил Ивана III (и Ивана IV) искать поддержки у Священной Римской империи в войне с Польско-Литовским государством, а позднее, в середине XVIII в., переключил внимание России с германцев на французов, когда немцы заменили поляков и шведов в качестве главного соперника России в Восточной Европе.
Нараставшее в последние годы Ивана IV неистовство представляется скорее следствием шизофрении, нежели подозрительности. Иван, по сути, сочетал в себе две личности: в нем жил как искренний приверженец замкнутой в самой себе традиционалистской идеологии, так и — в области строительства современного государства — удачливый экспериментатор-практик. Поскольку между этими двумя ипостасями часто возникали конфликты, его правление превратилось в клубок противоречий. Его душу все больше опустошало то самое чередование яростного натиска и полного отката назад, которое отличает людей, страдающих раздвоением личности.
Подоплека Ливонской войны полна противоречий и иронии. Затеянная с далеко идущим экономическим и политическим умыслом, она подавалась как христианский крестовый поход — во многом в тех же выражениях, в каких Ливонский орден некогда объяснял свои набеги на Русь. Ради военного успеха Иван IV, этот фанатик православия, участвовал в совместной лютеранско-православной церковной службе, когда выдавал свою племянницу замуж за датского принца-лютеранина, которого он также объявил королем Ливонии. В то же время Иван предпринимал отчаянные, если не безнадежные
попытки устроить себе брак с англичанкой [335] . С целью установления мира Иван сначала обратился к чешским протестантам, состоявшим на службе у поляков, а после — к итальянским иезуитам, служившим Папе [336] . Хотя ни тех, ни других Иван терпеть не мог, он сумел договориться с каждой из сторон, осыпая проклятьями другую. Если разобраться, он был более нетерпим к протестантам, от которых зависел больше, — объявив чешскому посреднику, что тот «не токмо еретик», но и «слуга антихристов дьявольского совета» [337] .335
86. Цветаев. Протестантство, 212–213; Ю.Толстой. Первые сношения Англии с Россиею // РВ, 1873, № 6, и работы И.Гамель и И.Любименко, упомянутые в: Библиография по истории народов СССР. — М. — Л., 1932, ч. II, 35.
336
87. См.: S.Polcin. La Mission rcligieuse de P.Antoine Possevin S. J. en Moscovic (1581–1582) // OC, CL, 1957. В зависимости от меняющихся возможностей той эпохи Поссевино, который кончил тем, что стал идеологическим союзником Польши, ранее сыграл важную роль в дипломатически-церковных попытках вернуть Скандинавию в католичество. См.: O.Garstein. Rome and the Counter-Reformation in Scandinavia. — Bergen, 1963, 1 (до 1583 г.).
О придании Ливонской войне идеологического характера см.: В.Васильевский. Польская и немецкая печать о войне Батория с Иоанном Грозным // ЖМНП, 1889, янв., 127–167; фев., 350–390; и: P.Picrling. Bathory et Possevino, 1887 — касательно документов; в его же работе: Le Saint-Siege, la Pologne et Moscou, 1582–1587, 1888, — дан тщательный анализ. Среди многочисленных работ, посвященных Ивану, наиболее полную информацию о Ливонских войнах см. в: Р.Виппер. Иван Грозный. — М. — Л., 1944. См. также: Флоровский. Чехи, 367–398.
337
88. Ян Рокита, приведено в: Лурье. О путях, 279–280.
В то же время этот ревнитель самодержавия стал первым в российской истории правителем, кто созвал представительское национальное собрание: земский собор 1566 г. То был акт чистой политической импровизации со стороны этого признанного традиционалиста. Желая поддержать распространение войны на территорию Литвы, Иван пытался привлечь странствующих западных русских дворян, привычных к аристократическим собраниям («сеймикам») Литвы, одновременно заручаясь поддержкой новых городских богачей путем введения более емкой европейской системы трехсословного представительства [338] . Когда заманивание конституцией уступило место военной силе, Литва поспешила оформить свои платонические до того отношения с Польшей. Чисто аристократический парламент (сейм), в 1569 г. провозгласивший в Люблине этот союз, был гораздо менее представительским, чем собор Ивана, созванный в 1566-м, но сыграл важную роль в избрании короля нового многонационального государства (Речь Посполита), когда в 1572 г. угасла династия Ягеллонов.
338
89. С.Авалиани. Земские соборы. — Одесса, 1910, ч. II, 38–42, 127, — здесь прослеживается параллель между «чинами» этого «собора» и «etats», «Stande» и «ordines» на Западе. Его тщательно проделанная работа показывает, что (11) пятая часть представителей являлась богатыми купцами, а (38) по меньшей мере одна седьмая выступала от провинциальных городов, включая тс, что традиционно подчинялись Литве.
Историографический путеводитель по спорам, шедшим вокруг слабо документированной истории земских соборов, см. в обзоре: И.А.Стратионов // УЗКУ, 1906, март, 1—32, и: Авалиани, 1 — 134. Долгое время предполагалось, что «совет примирения» 1550 г. был первым земским собором (см.: Е.Максимович // ЗРИБ, 1933, выл. 9, особ. 14–15), а С.Шмидт доказал, что его состав включал военных, принадлежавших к низшим слоям (ПРИ, IV, 1956, 261–263). Однако характер этого совета был в политических целях искажен позднейшими фальсификаторами (см. анализ в статье: П.Васснко, С.Платонов // ЖМНП, 1903, апр., 386–400), и он по духу своему представляется более близким к старым Церковным Соборам (о которых см.: И.Лихницкий. Освященный собор), каких насчитывалось между 1105 и 1550 гг. около двадцати восьми (В.Латкин. Земские соборы древней Руси. — СПб., 1885, 23, примеч. I).
Термин «земский собор» в те времена на самом деле не использовался, но позволяет не без основания предположить, что древнейший Церковный освященный собор был преображен в Собор всея земли, созываемый по любому из множества представительских принципов для утверждения важных решений по оценке законов или налоговых сборов. Единственным полноценным западным исследованием соборов является посмертно опубликованный и ныне устаревший труд: F.Dc Rocca. Les Zemskic Sobors, 1899. См. также исследование соборов XVII в. и сравнение их с парламентскими органами Запада: I.Keep. Decline of the Zemsky Sobors // SEER, 1957, Dec., 100–122.
Иван и его преемники (как почти каждый царствующий европейский дом) энергично участвовали в парламентских интригах этого органа, особенно во время польского династического кризиса в 1586 г. Позже, в 1598-м, когда и в России пришел конец династии, русские прибегли к польской процедуре избрания царя — злополучного Бориса Годунова — на специально созванном земском соборе, первом с 1566 г. На протяжении последующей четверти столетия эти соборы стали даже еще более представительскими и во многом сделались высшей политической силой в стране. Не только в 1598-м, но также и в 1606, 1610, 1611 и 1613 гг. представительские органы сходного состава принимали судьбоносные решения касательно избрания наследника трона [339] . Несмотря на многочисленные различия в организации и задачах, все эти соборы преследовали главную цель собора, созванного Иваном в 1566 г.: отвлечь западных россиян от польско-литовского сейма и создать более действенный орган, способный пополнить казну, по образцу межгосударственных ассамблей североевропейских протестантских стран [340] .
339
90. Авалиани. Соборы, 65–87. Ключевский предполагает, что в 1605 г. Дмитрий созвал два собора (Опыты, 549–551), а Рокка (Rocca. Sobors, 25, 57–58) настаивает, что собор, подтвердивший притязания Федора на трон в 1584 г., решал также более широкий круг финансовых вопросов. Ни одна из этих концепций не была широко принята, но Ключевский показывает, что в 1598 г. представительстно было более широким как в отношении регионов, так и в отношении общественных классов, чем в 1566—м (Опыты, 476–500).
340
91. Общую оценку конституционной основы нового Польского государства и вклада в нее согласительных органов Литвы см. в: Vernadsky. Dawn, 171–189, 220–249; его следует дополнить работой: М.Любавский. Литовско-русский сейм. — М, 1901, 509–850.
Соотношение между сознательным заимствованием у Запада и одновременными собственными независимыми импровизациями никогда не было оценено систематически и может так и остаться не определенным в связи с отрывочным характером доступных документов. Единственный намек на какую бы то ни было связь с предшествовавшими русскими политическими традициями усматривается в выраженном в имперской грамоте 1616 г. требовании к новому собору быть самостоятельным («постоятельным»): условие, выдвигавшееся в прошлом участникам новгородского вече. См.: А.Кабанов. Организация выборов на земских соборах XVII в // ЖМНП, 1910, № 9, 107–108. Авалиани. однако, предполагает, что согласительные идеи были в XVI в. более в ходу, чем в целом принято считать (Соборы, 3—17).
Таким образом, по иронии судьбы, этот самый серьезный вызов из тех, что первые парламенты бросали московскому самодержавию, исходил от государственного образования, учрежденного самым, казалось бы, рьяным защитником самодержавия. Иван, все более раздираемый противоречиями, одарил Москву первым печатным станком и в 1564 г. выделил деньги на издание первой русской печатной книги, «Деяний Апостолов». А уже в следующем году он позволил толпе сжечь печатный станок и выслал печатников в Литву. Он увеличил численность монастырских паломников и царское вспоможение им, и он же оплачивал в стане опричников в Александровске охальные пародии на православное богослужение. Неспособный учитывать сложности быстро меняющегося мира, Иван усилил террор в отношении прозападных элементов — перед самой отменой опричнины в 1572 г. В 1570-м он снова разорил и опустошил Новгород и без долгих церемоний казнил Висковатого, одного из своих ближайших светских доверенных лиц. Годом позже Москву неожиданно разграбили и сожгли татары. В 1575 г. Иван — первый в России коронованный царь — отступил в Александрова и отрекся от престола в пользу татарского хана, принявшего православие. Хотя вскоре он вернул себе трон, царским титулом после этого загадочного эпизода он пользовался намного реже.