Икона
Шрифт:
Мими стоит в глубине нон-фикшен-секции, водит пальцем по корешкам книг и шепчет что-то сама себе.
– Что ты делаешь? – спрашиваю я.
Она касается пальцем страницы, и я жду, когда он добежит до самого края. Потом она вздыхает и записывает что-то на бумажку.
– Прочитываю полки, – наконец говорит она.
– А что это значит?
– Я проверяю: все ли книги стоят в правильном порядке. Прочитываю номера и буквы, написанные на их корешках.
– Ух ты, – говорю я. Подхожу ближе и рассматриваю книги.
– А почему здесь 515.1244 стоит перед 515.13? – спрашиваю
– Дело в том, что десятые, после запятой, на самом деле меньше, – говорит Мими, – то есть 515.1244 – это меньшее число.
– А, ясно. С математикой у меня не очень.
– Ты в каком классе? Вы ещё не изучали десятичные дроби? – спрашивает Мими.
– Я в седьмом классе. Да, мы изучали, но я в последнее время как-то не очень быстро соображаю.
– И я тоже. Поэтому чтение полок – это такая головная боль!
Я невольно морщусь.
– Я даже не думала, что математика может понадобиться библиотекарю.
Похоже, карьера библиотекаря мне не грозит.
– К сожалению, математика нужна практически везде, – говорит Мими, – именно для таких случаев человечество изобрело кофе.
– Вообще-то я не очень люблю кофе.
– Я его тоже не любила в твоём возрасте. А потом со мной случился университет.
Я смеюсь.
– Моя мама пила столько кофе! Наверное, пять или шесть кружек в день. И ещё, она приготовит себе кофе, но забудет его где-нибудь, так, что мы постоянно находим полупустые кружки по всему дому, – то на книжной полке, то в ванной…
Мими тоже хохочет.
– О, вот такого со мной ещё не было. И воскресное утро было таким сложным без кофе… – Она резко прерывает себя, и мы смотрим друг на друга, смотрим, как с наших лиц медленно сползают улыбки.
Я вспоминаю о книге, которую всё ещё держу в руках.
– Кстати, я прочитала «Не молчи».
Мими берёт книгу, открывает книгу, вдыхает запах страниц. Это немного странно, хотя, наверное, нормально для библиотекаря.
– Ну, и как тебе?
– Очень интересно. Это более жизненно, чем «Даритель». Мне очень понравилась Мелинда. Мне показалось, что она похожа на меня.
Мими приподнимает юбку и садится прямо на пол. Я сажусь рядом.
– Мы все проходим через испытания в жизни, и нам нужно научиться мужественно переносить их, – тихо говорит она.
– Да, я всё время думаю об этом, о моих родителях и о Кейт – это моя сестра. Ей было всего шесть лет, когда она умерла.
– На Пасху? – тихо спрашивает Мими.
Я киваю. Моё сердце начинает биться сильнее. Я никому не говорила о том, что случилось. Могу ли я ей доверять? Она ведь никому не скажет?
– Я всё время скучаю по Алексу, – говорит она так тихо, что я с трудом различаю слова.
– Алекс – это кто? – спрашиваю я.
Интересно, знал ли он моего папу?
Она крутит кольцо на пальце.
– Мой муж. Я вспоминаю вечер, когда он сделал мне предложение… это было в пятницу, так что мы даже не могли сходить в ресторан, отметить это событие, так что мы приготовили бутерброды с арахисовой пастой и джемом и устроили пикник прямо на полу, в его квартире.
Я вижу улыбку на её губах.
Но это такая улыбка, когда непонятно – улыбаешься ли ты или вот-вот заплачешь. И радость, и грусть одновременно.– Ты же никому не расскажешь? – спрашивает она.
Я отрицательно качаю головой.
– Спасибо.
Наверное, это очень страшно – открыть ребёнку секрет, за который тебя могут убить.
– А как ты поняла, что я православная? – спрашиваю я.
– Когда ты приходила сюда раньше, со своими родителями, у тебя на шее был крестик с тремя перекладинами, – говорит она. – И ещё, несколько месяцев назад я видела, что ты перекрестилась, когда переходила из центрального отделения в детскую секцию.
– Ой, а я даже не заметила, что я это сделала.
– Обычно ты не крестишься, – говорит Мими, – мне кажется, ты думала о церкви в этот момент. К тому же детская секция действительно напоминает алтарь с маленькими ступеньками, как у амвона.
– А я поняла, что ты православная, потому что носишь обручальное кольцо на правой руке. И раньше тебя звали Мэри, хотя это, конечно, ничего не доказывает.
Мими близко наклоняется ко мне.
– Я открою тебе ещё больший секрет, – шепчет она, – я и сейчас православная, и меня по-прежнему зовут Мэри. И знаешь, это имя у меня навсегда.
– Моё имя поменяли на Хиллари, раньше я была Ефросиньей.
– Так твой святой – преподобный Ефросиний Палестинский, повар?
– Да, это был мой небесный покровитель.
– Он и сейчас твой небесный покровитель, – шепчет Мими.
– И даже если у меня теперь другое имя?
– Они не могут отнять имя, которое дал тебе Бог, – говорит Мими, – а, кстати, знаешь, что самое смешное?
– Что?
– Хиллари – это ведь тоже православное имя, – говорит Мими со смехом, – и Мими – это сокращённо от Мириам, просто другая форма имени Мария. А Хиллари – это Илларион. Просто кто-то не очень глубоко изучил эту тему.
13 декабря 0000. Э.Т.
Уже холодно, но нас всё равно заставляют есть свой обед на площадке для пикника. Все дети в куртках, и почти все девочки надели новые модные шарфы из фланели, которые застёгиваются на пуговицу на шее. Я вижу, как у меня выходит пар изо рта, и я тут же вспоминаю Кейт, которая всегда представляла себе, будто она – дракон. Правда, очень красивый дракон. Такой, с фиолетовой чешуёй.
Большинство ребят уже поели и стоят группками, разговаривают, подпрыгивают, чтобы согреться.
Я хожу по краю площадки, вдоль забора, по деревянной кромке, которая удерживает камешки внутри дорожек. И просто думаю о разных вещах и о том, как мне не хочется видеть доктора Снида.
«…Он летел по небу, людям песню пел…»
Я замираю на месте, покачиваясь на досточке. Девочка, которую зовут Бостон, стоит, опершись на стену, и напевает сама себе, глядя в свой телефон.
«Вы, люди, ликуйте, все днесь, торжествуйте…»
Она очень увлечена чем-то в телефоне, и мне кажется, она даже не замечает, что поёт.