Илиодор. Мистический друг Распутина. Том 1

К педагогическим разногласиям следует прибавить и политические. О. Илиодор уже успел выказать себя ярым монархистом, а воспитанники семинарии придерживались прямо противоположных взглядов. Современники делали упор на эту политическую подоплеку конфликта преподавателя и учеников. Дескать, о. Илиодор «не на шутку задумал очистить семинарию от вредного элемента», часто повторяя: «Я ваш бич». Однако трудно сказать, что было первично, а что вторично, – политика или педагогика, – не зная, кем больше ощущали себя юные воспитанники – революционерами или детьми, которым наставили плохих отметок.

Относительно методов преподавания тот же «Петрович» сообщает, что о. Илиодор «вел себя крайне деспотично», твердя: «закрою семинарию, если вы не будете делать так, как я хочу». Новый преподаватель «начал уже приводить в исполнение свой план, ставя ученикам единицы и сбавляя поведение». Подобные репрессии применялись к «каждому плохо ответившему урок или по какой-нибудь причине отказавшемуся от него» (а какую отметку надо ставить тем, кто не учит уроки?), к «обитателям камчатки» и, наконец, к «тем, которые не интересовались будущим духовным поприщем и сквозь пальцы смотрели на богословие». Семинаристы шептались, что о. Илиодор «в пятом классе поставил 20 единиц. В шестом 30 и т.д. Достаточно ученику при ответе задуматься, Илиодор сухо произносит "довольно" и ставит в журнале 1».

В целом картина совершенно ясна. С одной стороны, строгий и несдержанный преподаватель, сыплющий единицами и угрозами. С другой стороны, лодыри-ученики, расслабившиеся после трехмесячных незапланированных каникул, чувствующие себя хозяевами положения и гордящиеся тем, что они закрывают семинарию когда хотят и выходят на учебу тоже когда хотят. Яблоко раздора – гомилетика, не интересующая тех, кто никогда не станет священником и кому от семинарии нужен только аттестат.

Разгорелась нешуточная ссора. Всего через два дня после начала занятий либеральная газета «Северная область» сообщила, что старшеклассники недовольны о. Илиодором и намереваются либо устроить ему бойкот, либо добиваться от преосвященного отставки своего педагога. Покамест ограничились кошачьими концертами. Уроки о. Илиодора проходили под пение революционных песен, свистки, хрюканье и «другие неприличные звуки». Ученики болтали, ложились на скамьи. На классных досках появлялись оскорбительные рисунки, а до ушей бедного преподавателя долетали ругательства по его адресу.

Словом, как и все молодые педагоги, которым доводится работать не с детьми, а со взрослой молодежью, о. Илиодор столкнулся с проблемой сохранения своего авторитета. 17–20-летние воспитанники не желали слушаться 25-летнего преподавателя. С обычной грубостью о. Илиодор упрекал учеников, говоря, что они держат себя, как мужики, крючники и зимогоры. Слушатели ничуть не образумились и продолжали ненавидеть «преподавателя-ругателя». Жаловались и о. ректору – архимандриту Евсевию (Гроздову). Тот посетил несколько уроков о. Илиодора, после чего, по одним сведениям, «сделал ему должные замечания», а по другим – «никаких замечаний не делал, а напротив, вынес убеждение, что о. Илиодор образцовый преподаватель, о чем и заявил на педагогическом собрании».

После этого отношения совсем обострились. «О. Илиодор еще с большей настойчивостью начал преследовать жалующихся на него крамольников». На уроках происходили скандалы.

Однажды один ученик оспорил заданную о. Илиодором тему сочинения.

– Это кто спрашивает меня? – поинтересовался преподаватель.

Ученик назвался. Его фамилия была знакома о. Илиодору: этот юноша высмеивал его в местной левой печати.

– Я не желаю с вами разговаривать, – вспылил иеромонах и выбежал из класса.

Остыв, преподаватель вернулся и предложил тому же ученику отвечать урок.

– Я не желаю с вами разговаривать, – возразил тот.

О. Илиодор влепил ему единицу и ушел. В отместку ученик напечатал о нем новую заметку под заголовком «Черный ворон».

В другой раз на уроке в 5-м штатном классе через печную форточку из нижнего этажа кто-то стал обзывать о. Илиодора «черносотенцем». Тот, выбежав из класса, поймал некоего ученика П-кого, предполагая, что он-то и кричал, и затем передал дело на педагогический совет. Юноша был исключен. Из-за о. Илиодора покинул семинарию и ученик 5-го класса Студитов, недовольный оскорбительным обращением с ним и его товарищами.

26.II случилась беда. Некие семинаристы явились в манеж (близ Николо-Мокринских казарм) на собрание «Союза русского народа», где проповедовал о. Илиодор, и после его речи стали насмехаться над союзниками, обзывая их «хулиганами» и «илиодоровцами». Те набросились на обидчиков с кулаками. Впоследствии иеромонах с нескрываемой гордостью рассказывал, что благодаря его «последователям» от дерзких молодых людей «остались одни калоши»: «Это не по-благородному, но по-русски!». Били всерьез: по сведениям «Русского слова», один из семинаристов лег в больницу.

Хотя пострадавшие сами напросились на неприятности, левый лагерь поспешил представить дело так, словно иеромонах натравил толпу на собственных учеников. Воспитанники решили привести в силу свое давнее намерение, объявив преподавателю гомилетики бойкот. Один из них потом уверял, что это было общее единодушное решение: «Все семинаристы сознали, что о. Илиодор с своим тенденциозным преподаванием выслушан ими быть не может. Они это сознали и все вместе решили бороться». Однако, по сведениям А. И. Кругликова, некоторые ученики примкнули к бойкоту «только под принуждением, из страха».

На следующий день после побоища дежурные трех старших классов заявили о. ректору, что не будут заниматься у о. Илиодора. Его уроки прекратились за отсутствием учеников. Затем (4.III) депутация старшеклассников явилась к архиерею, поставив ему ультиматум: или удаление неугодного преподавателя, или закрытие семинарии. Были названы две причины – личные оскорбления о. Илиодором учеников и его политическая деятельность. Преосвященный оказался на стороне педагога и ответил посетителям отказом, пригрозив закрытием трех старших классов. Ученики ответили, что в таком случае и младшие классы откажутся учиться.

Наконец, воспитанники послали телеграмму в Училищный совет при Св. Синоде, прося удалить о. Илиодора и прислать ревизора для расследования. Ответа не последовало.

В свою очередь, политические друзья о. Илиодора – совет ярославского отдела «Союза русского народа» – телеграфировали в Синод о поведении семинаристов.

Правление семинарии передало дело на усмотрение высшей власти. В свою очередь, архиеп. Иаков отправил рапорт в Св. Синод (12.III) и затем устроил нечто вроде плебисцита среди духовенства Ярославской епархии, прося обсудить положение семинарии на предстоящих 27–28.III благочиннических собраниях. «Главный недуг ее в переполнении юношами, совершенно несочувствующими задачам семинарского образования и тяготящимися тем, чему семинария должна учить и действительно учит. Ради Бога, не посылайте таких юношей в семинарию». Одновременно преосвященный повторил свое старое предложение – удержать дома до экзаменов тех учеников, «которые наиболее нервны, впечатлительны и неспокойны или наиболее испорчены».

Но не успел состояться этот плебисцит, как учебный комитет при Св. Синоде распорядился (определение от 23–28.III) закрыть три старшие класса семинарии до осени. Ученики признавались уволенными, с правом на будущий год вернуться в те же классы, и то по прошению и после «тщательного разбора» семинарским правлением. Положение этих юношей было не из легких. Они теряли целый учебный год, что особенно затрудняло тех учеников 6-го класса, кто собирался продолжать образование в высшей школе. Родителям воспитанников трех младших классов было разослано грозное предупреждение, что если их сыновья из «ложного товарищества» поддержат своих старших друзей, устроив забастовку, то подвергнутся той же участи.