Иллюзия Луны

– Деточка, – пролепетал Кир, понимая, что его застукали и скрываться бесполезно. – Что же ты так долго? Пора выходить. Помочь тебе?

– Спасибо, – сухо и вежливо отозвалась она. – Не надо. Выйди, пожалуйста, я скоро буду.

Кир, и без того сбитый с толку тем, что он увидел и услышал, покорно отступил. Надо же, маленькая чертовка, уже не разберешь, то ли девочка, то ли женщина… Вертит им, как хочет.

Неожиданно под ногой хрустнуло. Кир нагнулся, нашарил какие-то стекляшки, посмотрел на стену – так и есть. Со своего привычного места исчезла безделушка из красного стекла – три пузатых ангела, обнявшись, словно навеселе, летели куда-то по своим делам. Кир, пока собирал осколки, поранил пальцы, и красное – жидкое и твердое – смешалось в его ладонях.

Как ни странно, спиртного у Игната не оказалось. Иван нашел под раковиной какую-то подозрительную полупустую бутылку, нюхнул, скривился и протянул хозяину. Тот тоже сунул нос в горлышко и чихнул.

– Так это же самогон, – с радостью заявил Игнат. – Я и забыл про него. Будешь?

– А он это… не того? – Иван с подозрением покосился на пыльную полуободранную этикетку лимонада «Золотой ключик».

– А что самогону сделается? – пожал плечами Игнат и поволок в гостиную бутыль и стопки.

– Вот только закусывать нечем, – сообщил он, разливая спиртное и усаживаясь в кресло напротив телевизора.

– Как, вообще ничего? – Ивана совсем не радовала перспектива хлебать 60-градусное пойло без закуски.

– Посмотри сам, может, чего найдешь, – предложил Игнат, переключая каналы.

Иван вернулся на кухню, обвел взглядом пустые хромированные полки. Кроме прошлогодних сушек, завалявшихся в хлебнице, здесь не было ни крошки. Да, похоже, Зоя ушла не на шутку. Исчезли все вкусности, которые она в изобилии мастерила, заботливо раскладывая потом по пластиковым коробочкам. Арина, хоть и готовила много и часто, делала это как-то по-солдатски и без души. Вечно у нее все выходило неаппетитным, бесцветным и безвкусным, то пережаренным, то полусырым, а у Зои обычный бутерброд становился лакомством. Иван выдвинул пластиковый ящик в холодильнике, поймал болтавшийся там увядший лимон и, вздохнув, прикрыл дверцу. Жаль, мало они общались… Мог бы под шумок всласть поесть домашней еды.

Он вернулся в гостиную с кислым видом и своим трофеем на блюдце. У Игната при виде закуски, кружками выложенной на блюдце, свело скулы.

– А больше ничего не нашел? – спросил он.

– Скажи спасибо, хоть это оказалось, – Иван опустился на диван. – Ты что, дома вообще не ешь?

– Да нет, – рассеянно отозвался Игнат, наблюдая за мельтешением на экране телевизора. – Ем… Ел… Ну то есть иногда бывает…

– Понятно, – Иван поднял рюмку. – Ну, что, давай?

– Ага, – все так же рассеянно, глядя в экран, сказал Игнат.

Иван, не дожидаясь друга, опрокинул стопку, сморщился, скорчился, выдохнул, подхватил дольку лимона и с выражением страдания на лице всосал кислый сок.

– Ох, мать твою! – вырвалось у него.

Игнат усмехнулся. Он наконец нашел какой-то приличный фильм и, отложив пульт, растянулся на диване.

– Слушай, Вань, – вдруг он отвлекся от экрана. – А чего ты не спрашиваешь, как Инга?

Иван закашлялся.

– Почему не спрашиваю? Спрашиваю, – отдышавшись, просипел он.

– Да? – Игнат потянулся. – А что я говорю?

Иван подумал.

– Ничего не говоришь, молчишь. Я тебе: «Как там Инга?», а в ответ – тишина.

– Понятно, ну, хорошо, спроси меня сейчас: «Как там Инга?»

– Как там Инга? – послушно повторил Иван.

– А черт ее знает! – вдруг с радостью ответил Игнат.

Иван с удивлением посмотрел на друга.

– Знаешь, ты меня в последнее время пугаешь. – В его тоне проступило раздражение. – Ведешь себя странно, несешь, бог знает, что и вообще… Чего с тобой такое, в самом деле?

На экране белобрысый мальчик из рекламы раскручивал бутылку сока, и она волшебным образом увеличивалась на глазах. В кадр вплыла женщина с приторной улыбкой, ласково погладила ребенка по голове, открыла рот, чтобы произнести какую-то очередную глупость, но Игнат отключил звук, и она в полной тишине беспомощно захлопала глазами. Игнат отложил пульт и повернулся к Ивану. Он чувствовал, как волна бешенства поднимается в груди, и прикидывал, чего будет стоить справиться с ней.

– От меня жена ушла. Я по пьяни в поезде наговорил черт-те чего незнакомому человеку, потом два ее любовника померли при невыясненных обстоятельствах, а я нашел очень интересные фотографии. Как будто у меня до всего этого мало проблем было… – он сощурился, глядя в сторону. – Знаешь, Вань, мне уже давно кажется, что я не живу, а сплю. Я пью который месяц, потому что у меня болит все внутри, потому что вся моя долбанная жизнь катится под откос, а я даже не знаю, кого винить – ее, себя, того, с кем пил в поезде. А может, еще кого-то?..

– Я… – попытался, было, заговорить Иван.

– А ты, – Игнат изо всех сил старался не сорваться, – как ни странно, ты тут совершенно не при чем. Что ты вообще понимаешь? Живешь со своей Аришей – дом, работа, семья, плохонькая, но своя, никаких тайн, никаких трагедий. Две-три поездки в год на курорт, еда из супермаркета, раз в неделю плохое кино, раз в месяц супружеский секс. Не скажу, что я тебе завидую, но своей жизни я бы тебе точно не пожелал. Так что не надо, Ваня, задавать мне вопросов. И без них тошно…

Он отвернулся и включил звук, давая понять, что разговор окончен. Иван молчал. Прошел почти час. Когда в следующий раз Игнат отвлекся от мрачноватой и запутанной истории о человеке, который попал в автокатастрофу и узнал много нового о загадочных свойствах памяти, на часах было начало двенадцатого. Иван спал в кресле, уронив голову и сложив руки на груди. Игнат, повинуясь чувству вины за свою недавнюю резкость, заботливо укрыл его своим пиджаком и тихо, стараясь не шуметь, пересек гостиную. Он выключил верхний свет, направился ко входу, быстро оделся, прихватил ключи, сигареты и так же беззвучно скрылся за дверью.

Гостиная опустела. На журнальном столе, подсвеченная голубым, как льдина, экраном телевизора, стояла пузатая и почти пустая бутыль самогона.

«На черной-черной улице, по черной-черной дороге ехал черный-черный автомобиль, в нем сидел человек в черном-черном пальто, и нёбо у этого человека было черным-черным, как у злого пса…». Игнат спешил по Садовому кольцу в сторону трех вокзалов и думал, что если бы кому-нибудь пришло в голову сочинить сказочку про него, она бы вышла похожей на эту. Ну, может быть, насчет нёба он погорячился, но на душе у него точно было темно и пусто.

Когда Игнат припарковал машину на привокзальной стоянке и вышел на обледенелый перрон, часы показывали без двадцати двенадцать – он приехал вовремя. Игнат отыскал нужный ему поезд и пошел вдоль состава, отсчитывая вагоны. Несмотря на холодный и сырой ветер, так и норовящий пробраться под одежду, Игнату было жарко до испарины. Предчувствие того, что вскоре он, возможно, узнает, как оно все было на самом деле, и ободряло, и пугало одновременно. Его демоны, напитавшись алкоголем и бессонницей, совсем распоясались. Игнат понимал, что застрял на территории собственного воображения, и для того, чтобы вырваться в привычный мир людей и вещей, ему нужны факты. Да, он хотел наладить свою жизнь, бросить пить, начать нормально спать, любить, работать, но вместо этого зачем-то бежал ночью по темному перрону вдоль бесконечного, как сон, состава. В глубине души Игнат догадывался, что поиски неизвестного попутчика – это предлог, завуалированная форма отказа признать себя хозяином всех своих бед, найти кого-то другого, чужого, злого, опасного и виновного. Но демоны не отступали, они морочили, торопили и гнали вперед по скользкому снегу.