Иллюзия риска

– Амалия Павловна, разумеется, отказала и спустила всех собак, - догадалась Емельяна.

– Верно, - кивнул Борис. –Тогда она для всего общества уже была счастливой матерью двух сыновей.

– И могла командовать мужем, - подсказала Емеля.

– Верно, - кивнул Борис. – А потом, когда Даня стал управлять компанией, мегере было выгодно считаться его матерью.

– Стерва она, - пробормотала Емельяна.

– Знаешь, вот разговариваю с тобой, - Борис шутливо толкнул девушку плечом. – И понимаю, почему наш Даня в тебя втрескался.

– Умный какой попался, - фыркнула Емельяна, но ей было приятно, да и, в общем-то, любопытно.

– Ты очень клевая, - широко улыбался Борька. – Ну, помимо того, что еще и красивая. Словом, классная. Давай, замутим чего? Ну, ты ведь все равно разводишься! А я вон какой перспективный! Будущая надежда медицины! А еще, папа у меня главврач. И хирург от Бога. К тому же, у меня есть сбережения на черный день. Да и сам я красавец, и харизма у меня имеется.

Емельяна тихо посмеивалась на протяжении всей пламенной речи Бориса.

– Я тебе сейчас твою харизму засуну в самое неудобное место!
– пригрозил знакомый голос, и Емельяна, все еще посмеиваясь, подняла голову, взглянула на Арканова. – Слышь, рыцарь в сияющих доспехах, не охамел ли? Уводишь у меня жену из-под носа. И ладно бы жара на улице стояла. Так снег идет и минусовая температура.

Данил держал в руках дымящиеся стаканчики, прикрытые пластиковыми крышками. Емельяна не стала строить из себя недотрогу, а с благодарностью приняла горячий стакан в руки. Приятное тепло окутало ладони. И настроение поднялось еще выше. Борис тем временем сдвинулся ближе к краю, обнаглел окончательно и, обняв Емельяну, подвинул и ее. Данил сел по другую сторону. Теперь два брата согревали ее с двух сторон. К тому же, прежде, чем позволить девушке сесть на холодную лавку, Борька притащил позаимствованную у медсестер небольшую подушечку. Словом, Емельяне было уютно и немного тепло.

– Да она почти развелась с тобой! – загоготал Борис.

– Гаденыш мелкий, - пробормотал Данил. Но Емельяна видела, как Дану приятно припираться с братом. Не трудно было догадаться, что с Анатолием у Данила никогда не было таких теплых братских отношений.

– Ты мне вообще пиццу обещал, кстати! – напомнил Борис. – У меня, между прочим, такое свидание сорвалось, пока валялся здесь, корча из себя смертельно больного тебя!

– Боренька! Я что-то не поняла! – рассмеялась Емельяна, поворачиваясь к парню. – Ты что же, передумал? А я ведь уже почти развелась! Почти переехала к тебе со всеми пожитками! Почти привыкла к мысли, что буду видеть твою моську каждое утро! А ты…

– Ну, все! – прорычал Данил, и кажется, шутки с разводом ему начинали надоедать.

Обхватив Емельяну за плечи, пересадил ее на свои колени. Емелька, возможно, и успела бы возмутиться. Но руки Дана были властными, объятия крепкими, а поцелуй – точным.

– Ну, раз уж развода не будет, я, пожалуй, пойду, - заржал Борис. – Вы только сильно-то не увлекайтесь этими делами на морозе. Отморозите себе все детородные органы. Где мне потом племянников искать? Так что, раз уж ты, Даня, жмот, и не даешь бабки на пиццу, пошел я потрошить свою копилку.

Болтая, Борис и не заметил, как напряглись Емельяна и Данил. Тема ребенка и вообще рождения детей в целом негласно была под запретом. Слишком много было не высказано. Слишком явно все еще ощущались шрамы. И слишком много слез было пролито по потерянному малышу в прошлом.

– На, только вали уже, - пробормотал Данил и вынул из кармана бумажник.

Борис не стал отказываться. Но, внимательнее взглянув в глаза брата, а потом и Емели, едва заметно приподнял бровь. Как бы спрашивая у Арканова, все ли в порядке и что он умудрился испортить. Данил мотнул головой, без слов прося Борьку умчаться с глаз. А сам поднялся на ноги. Емельяна излишне долго стряхивала снег с пуховика, поправляла перчатки, шапку, шарф. Старательно отводила взгляд до тех пор, пока Данил не обнял ее за плечи.

– Поедем домой? – скорее утвердительно проговорил Арканов. А Емелька, прикусив губу, кивнула.

Нависший над ними разговор больше не имело смысла откладывать. Настал черед основательно сковырнуть рану, покрытую тонкой кровоточащей коркой. И только вскрыв ее, можно будет идти к исцелению.

68

Дорога до новостройки, в которой располагались квартиры Данила и Емели, заняла гораздо меньше времени. Данил сам не понимал, отчего спешил. Возможно, боялся, что девчонка передумает, сменит милость на гнев. Вспомнит все обиды.

Но Емельяна молчала, всю дорогу, отвернувшись, смотрела в боковое стекло. И Дан предпочитал не тревожить ее уединение. Интуитивно чувствовал, что нельзя ее сейчас трогать.

Оказавшись в лифте, Данил попытался обнять Емельку. Но она мотнула головой, опустила лицо, отвела взгляд. Вся ее фигурка была одним сплошным напряженным, натянутым нервом.

Данил отступил. Но нажал кнопку этажа, на котором располагалась его квартира, а не Емельяны. Девчонка видела, но не возразила. Кажется, она так и не сказала ни слова с того момента, как Борька ушел.

Арканов стиснул ладони в кулаки, спрятал их в карман. Кажется, он все же надерет брату уши за длинный язык.

Лифт остановился на нужном этаже, и Данил пропустил Емелю вперед. Задержавшись на миг около соседской квартиры, Емеля улыбнулась.

– Думала, ты живешь здесь, в квартире над моей, - тихо прошептала Емелька. – Тогда ты сказал, что заливаешь водой соседей. И принес конфеты.

– Я соврал, чтобы ты мне открыла, - сказал Данил и без того очевидные вещи.

– Я поднималась потом, хотела поругаться, музыка играла слишком громко, - так же тихо говорила Емельяна, а потом подняла свои пронзительные зеленые глаза на Данила: - Ты часто врешь?

Данил открыл двери квартиры ключом. Емельяна вошла внутрь, но дальше порога не сделала и шага. Арканов протер ладонями лицо. Выдохнул.

– Нет, не часто, - проговорил он так же тихо, словно громкие слова могли нарушить их уединение в пустой квартире, где кроме них не было ни души. – Но есть слова, о которых я очень сожалею.

Емельяна кивнула. Она не смотрела на Данила. И сейчас, находясь в теплом помещении в зимнем пуховике и теплой шапке, ей все равно было зябко. И этот холод не имел никакого отношения к температуре за окном.

Данил не знал, с чего начать разговор.

Емельяна не знала, куда спрятать свой взгляд и подрагивающие пальцы. Она не знала, что делать. И поняла, что вся ее ледяная крепость, построенная вокруг нее, трещала и рушилась. Равнодушие и хваленая независимость, точно скорлупа, кусочек за кусочком опадали к ногам Данила.

Она до боли стиснула ладони в кулаки. Вернее, хотела стиснуть. Но перчатки помешали. Емельяна секунду смотрела на свои руки, словно они принадлежали не ей.

Медленно стянула перчатки. Они темным пятном упали на паркет к ее ногам. Шапка и шарф упали точно так же. Кажется, у Емельяны не было сил, чтобы удержать вещь или отдать ее хозяину.