Иллюзия вечности

– Чушь полная, но как скажешь. Без тебя всё равно не пойду на кражу. А вместо плеера меня пока слушать будешь. Пою то хорошо. Ла-ла-лааа, – он затянул ужасным голосом и побежал скорей от моего пинка.

Я, смеясь, помчался за ним следом.

Через несколько минут мой друг вернулся к оставленной теме:

– А если не откроют? Филин, давай рискнем! Короткая ходка. Как приключение! Ничего страшного, уверен, не случится. Зачем им нас стрелять? Если поймают, заберут всё назад и отпустят через пять минут. Что они звери что ли?

– Вот ты присел, как прыщ! Не знаю… Может позже.

– Да когда позже? Сейчас-то уже поздно. Мы с тобой скоро вообще без запасов останемся. А если так и продолжится? Вояки всё перетаскают со складов. С чем нам жить? Все равно придется красть. Так сейчас ещё есть что.

– О-о-о! Саша! Я тебя придушу, блин! Мёртвого достанешь… Ладно, уговорил. Чёрт с тобой! Не жалко собственной задницы, давай! Мне, кроме тебя дурака, всё равно терять нечего.

Он аж подпрыгнул: – Молодчина, Филин! Клянусь, у нас дело пройдёт как по маслу!

Мы ударили по рукам. Сашка словно расцвёл. Он напевал песню под нос, пританцовывал и постоянно хлопал меня по спине. Я не видел повода для радости. Меня, напротив, тяготила мысль о предстоящем взломе. Пороки воспитания, плюс инстинкт самосохранения. При одном только упоминании об этом портилось настроение, и охватывало неясное беспокойство.

В доме дяди моего друга, мы заскочили в угловой продуктовый магазин. Работала только одна касса. У входа сидел, покуривая сигарету, внушительных размеров милиционер. Пройдясь по торговому залу, мы обнаружили, что являемся единственными покупателями в эту минуту. В воздухе витал сладковатый запашок гниения.

Загрузив в тележку продукты, я подошёл к молодой кассирше.

– Девушка, мы батареек не нашли, – я выкладывал рядом с кассой поклажу.

– А все остальное, типа, нашёл что ли? – она усмехнулась.

– Очень смешно.

– Ага. Обхохочешься, – она стала брать наши продукты и устанавливать на неработающий конвейер. – Скажите спасибо, что хоть это есть.

– Спасибо, добрая фея, – ответил Сашка ёрничая. – И почем волшебные товары? Или в вашей сказке уже наступил долгожданный коммунизм? Почем, так сказать, у вас опиум для народа?

– Слушай, умник, знаешь сколько тут таких ходит?! Мне вообще всё равно есть деньги, нет их. Не я устанавливаю правила.

– Она чуть повысила голос, и встрепенувшийся милиционер повернул физиономию, даже приподняв объёмный зад со стула. Она умиротворяюще махнула в его сторону, и тот, удовлетворённо крякнув, приземлился обратно.

– А чего ж ты тогда сидишь здесь, вместо того, чтобы собой заниматься? За зарплату наверно?

– Может, хватит хамить?! Какая ещё зарплата? Мне податься некуда, понимаешь ты? Все мои уже там, – она махнула рукой на потолок. – Предложили, я и сижу. Плохо мне одной. А еще такие, как ты, в душу лезут… Давайте валите отсюда. Не надо мне ваших денег, – она сгребла руками продукты к концу прилавка.

Я толкнул смущённого друга и тот начал паковать товар в пакеты. Потом взял с края кассы карандаш и написал на первой попавшейся бумажке Сашкин телефон и наши имена под ним.

– Возьми это, – я протянул девушке бумажку. – Здесь наши координаты. Когда достанет всё – звони, будем рады слышать. – Незаметно я пнул Сашкину ногу под прилавком. Тот, не поднимая глаз и делая вид, что страшно озабочен процессом укладывания продуктов в пакеты, пробормотал: – Конечно, конечно…

– Спасибо. Может, и позвоню, – она расслабилась.

– Звони обязательно. Вместе будет легче. – Я подхватил несколько пакетов, остальные взял мой друг, и мы пошли на улицу.

Блюститель порядка проводил нас взглядом, не сочтя нужным проявлять излишнюю физическую активность.

– Зачем ты дал ей наш телефон?

– Жалко стало. А ты что случайных связей боишься? Напальчник оденешь.

– Не смешно… Просто мне она не понравилась. И тебе это не к чему. У тебя Ольга есть.

– Послушай, брат – не путай карты. Всё это не в этом смысле, в котором ты себе представляешь. Просто она может быть частью нашей… тусовки. Не подберу слово. Мы должны держаться вместе с другими живыми. Ты что забыл? Мы же говорили об этом. Чем больше нас будет рядом, тем реальнее шансы выжить. Со временем, чем чёрт не шутит, коммуной этакой заживем. А то и детей нарожаем! Или ты в монахи собрался?

– От кого ты себе детей насочинял не знаю, Филин, но матери своих я в ней не увидел. У нас с тобой речь шла о друзьях, ясно? О тех, с кем пообтёрся раньше. Эту барышню первый раз вижу, и надеюсь последний. С чужими риск, Андрей. Детям малым еще в детстве доводят, что чужих надо сторониться. Ты, видать, прослушал… Пока кушал.

– Ого! Без малого Лермонтов! Посмотрим много ли ты соберешь своих в доску. Я же, с твоего позволения, или без, все-таки заведу себе альтернативу.

– Как знаешь. Я тебя предупредил.

Не видя смысла продолжать дальше спор, мы погрузились в молчание. Первым его нарушил Сашка, стоя у порога квартиры родственников: – Даже не знаю с чего начать. Ни разу ещё не приходилось являться в дом к родным в такой обстановке.

– Не бойся ничего. Ты должен был прийти, и они это поймут.

Сашка кивнул и нажал на кнопку звонка. Кнопка не работала. Мой друг нажимал снова и снова, стуча по кнопке большим пальцем. Наконец дошло, что электричества нет, и звонок попросту не работает. Саша начал стучать по двери кулаком. Ответа не последовало.

– Что-то не так, сердцем чую, – мой друг испугано взглянул на меня.

Я подошел к двери и тоже начал дубасить по ней руками и ногами. Казалось, от поднятого шума милиционер в магазине рухнет со стула. Но ответа изнутри квартиры так и не последовало. Мы стучались ещё минут пять, и только потеряв надежду на то, что кто-нибудь нас услышит, перестали.

– Пойдём отсюда. Может, они вышли на улицу? Вернёмся позже. – Я взял за рукав расстроенного друга и потащил его вниз по лестнице.

Но лишь мы сделали шагов пять вниз по лестнице, послышался стук щеколды открываемого замка. Сашка стремглав бросился к двери.

Дверь медленно открылась и на пороге показалась худая девочка в болтающемся на плечах сарафане большого размера. Ещё ребенок. На груди и подоле сарафана бурели пятна высохшей крови. Из двери потянуло неприятным сладковатым душком. На мгновение мы застыли, не в силах оторвать взгляд от девочки. Она опиралась на косяк, глядя неведомо куда и сквозь нас. Под глазами ее залегли чёрные тени, выделявшиеся на обескровленном лице. На губах, вокруг рта и под подбородком девочки бледнели засохшие кровяные разводы. Худющие руки этого несчастного ребенка вздрагивали в ритм сиплому дыханию.

– Иришка! – Сашка бросился к ней и прижал к себе. – Ты жива! Слава богу. Господи, я уже не знал, что и думать, родная моя! – Он подхватил её и выдернул с порога квартиры. Девочка безвольно уронила голову на Сашкину грудь. Тонкие как веревки руки повисли плетьми с плеч друга. Ватные ноги подкосились, и она как-то вся обмякла на нём. Почти невесомая.

– Пойдём в дом… Пойдём, родная. – Саша, осыпая поцелуями затылок сестры, переступил порог квартиры. Я последовал за ним с всё возрастающим ощущением тревоги на сердце.

Квартира Сашкиных родных была зеркальным отражением моей собственной двушки в типовом панельном доме. Из крохотной прихожей тянулся коридор на кухню и стояли две двери в комнаты: малую и большую с балконом. Мой друг поднял сестру на руки и нерешительно застыл у входа в большую комнату. Дверь в маленькую была закрыта. Мне сразу показалось, что, наверное, лучше было бы идти именно в неё. Пока лучше в неё. Но Сашка шагнул в сторону приоткрытой двери большой, пихнув её свесившимися ногами девочки.

– Ох-х-х… – он выдохнул, и я мгновенно подскочил к нему сзади, подхватив подмышки.

Оказавшись рядом с комнатой, я заглянул вовнутрь. От представшего зрелища передёрнуло, и желудок резко подпрыгнул к горлу. На тахте лицом к стене лежала мёртвая женщина. Не приходилось сомневаться в том кто она. Тело было накрыто некогда белой простыней, теперь же насквозь пропитанной красно-бурой краской. Вся тахта была бардового оттенка. С края свешивалась рука, упираясь ногтём указательного пальца в заляпанный палас. Рядом на полу лежала подушка. Мне живо нарисовалась покоящаяся на ней Сашкина сестра, прижимавшая к лицу мёртвую руку матери, отчего меня чуть не вырвало на спину другу. Я отвернулся и принялся считать до двадцати, пока не отлегло.

Дотянувшись до латунной ручки двери маленькой комнаты, я распахнул её и потащил к проему Сашу. Ира, как тряпичная кукла болталась в его руках. Мне удалось запихнуть их в комнату и усадить на разобранную кровать у окна. Над изголовьем кровати висел постер немецкой группы «Ramstein» с изображением белоснежного черепа и чуть ниже пришпиленное булавкой достоинство американских купюр: «IN GOD WE TRUST».

Я попытался вынуть из рук друга тело девочки. Это оказалось непросто, Сашка вцепился в сестру железной хваткой, и мне пришлось буквально отдирать каждый его палец от Иры. Когда это удалось, я осторожно положил девочку на кровать. Её глаза были закрыты. Она спала. Как, видимо, спала всё это время до нашего прихода. Сашка следил за каждым моим движением, покуда, я не положил сестру, и затем уставился на неё с открытым ртом.

Нужно было, как можно скорее вернуть друга из прострации. Я потянул его за руку, но он даже не повёл глазом. Тогда я попытался поднять его, обхватив за корпус, но без помощи с его стороны мне это не удалось. Я наклонился: – Саша… Саша, вставай. Ты мне нужен.

Он опустил голову на грудь и что-то пробормотал.

– Вставай, твою мать! – я не хотел повышать тон, но в данной ситуации, что ещё оставалось? – Ты должен, Стаф! Очнись!

– Я минуту тряс его и затем наотмашь шлёпнул ладонью по лицу. Сработало. Мой друг вскочил и, как разъярённый бык, понёсся вперёд. Он толкнул меня в коридор. Я чудом сбалансировал и устоял на ногах. Но ненадолго. Тяжелый хук слева зазвенел в моей челюсти, рассыпав звездопад в сгустившейся черноте перед глазами.

Я очнулся, лежа на половике в прихожей. Сашка, обхватив мою гудящую голову, голосил: – Андрюшка, прости! Что я сделал?!.. Прости дурака!

Я смог сфокусировать взгляд, приподнялся на локтях и посмотрел на друга: – Всё нормально… – Ухватившись за его затылок, я потрепал по нему. Как ни странно – не было и капли злости на друга. Напротив, появилось облегчение от того, что мне удалось не только вернуть его к реальности, но и разрядить натянутые нервы. И я поблагодарил провидение за то, что всё обошлось малыми жертвами.

– Филин… я не знаю, что со мной… Это всё вот это, – с блестящими глазами он отодвинулся от меня и указал пальцем в сторону обеих комнат. – Это же так не может, Филин! Почему так? Вот ТАК, почему?!

Мне нечего было ответить ему. Зачастую словами не выразить и понятного, а от этого мрака никакими словами было не прикрыться. Человеческой натуре свойственно подставлять плечо ближнему. Порой, правда, скорей, чтоб самого себя показать и на фоне чужого горя в некотором роде странное удовольствие получить. Но то хорошо осознается потом, а в реальном времени слова редко находятся.

Я обнял друга. У самого голова гудела. Удар пришелся что надо. Сознание даже вышиб. Но, превозмогая пульсирующую боль и тошноту, я помог Саше встать и потащил его на кухню.

Там словно прошел ураган. Осколки разбитой тарелки в голубых тюльпанах, и, наверное, не одной, разлетелись по полу. Немытая посуда в мойке, два табурета баррикадой застряли в проходе, и ещё один перевёрнутым лежал у окна. Занавеска спущенным знаменем качалась под ветром на одной прищепке карниза. К смраду начинающегося разложения примешивался тухлый запах оставленной на столе еды. Особенно от вскрытой банки консервированной сайры. Я не выдержал и метнулся к унитазу. Вырвало туда. Потом ещё раз, уже от вида самого туалета с остатками известно чего.

Саша остался на кухне. Когда я, пошатываясь, вернулся, он висел головой наружу в распахнутой форточке. Только сейчас я сообразил, что необходимо срочно отворить везде окна.Начал с большой комнаты. Войдя в неё и прикрыв нос рукой, я заставил себя приблизиться к мёртвой женщине и накрыть её тело пледом. Затем распахнул настежь балконную дверь и створки окон на нем. Сделал круг по комнате и постарался убрать любые следы присутствующей в комнате смерти. Свернул комом грязное кровавое белье и выкинул прямо в окно на улицу. Пару раз я был близок к тому, чтобы, уже в очередной раз, сблевать прямо на ковер, но чудом удалось сдержаться.

Разделавшись на скорую руку с одной комнатой, я пошёл в маленькую, где лежала девочка. Она спала. Я просто открыл окно и не стал её трогать.

Устроенный сквозняк несколько развеял отвратительный запах, но, тем не менее, долго находиться в этой квартире было нельзя. Меня очень тревожило состояние девочки. Кровь на теле её матери уже успела основательно засохнуть. И я предполагал, что смерть наступила пару дней назад. От одной мысли о том, что бедный ребенок мог всё это время провести в компании окоченевшего трупа, у меня начинали дрожать не только руки.

Я вышел на балкон, опёрся руками на металлические перила и, зажмурив глаза, пожелал всем нам спастись. Сегодня, завтра, послезавтра, навсегда. Спастись, не потеряв при этом человеческий облик и сохранив рассудок. Чуда не произойдет. Я это знал. И дай нам Бог не рассыпаться в прах раньше положенного срока. А сейчас, как минимум, дай нам возможность унести поскорее ноги из этого страшного дома…

Глубоко вдохнув полной грудью свежего воздуха, я открыл глаза. Солнце, находившееся в зените, резануло лучами по роговице зрачков. Я шагнул обратно в квартиру.

– Саша!.. Стаф, ты где?

Без ответа. Я пошёл в кухню и застал друга всё в той же позе – застывшего в окне.

– Давай, дружище. Возвращайся. Мне без тебя не справиться. Знаю, что тяжело, но надо собраться. Мы перетерпим это, а потом оно забудется, слышишь?

Я потянул его за плечо, но Саша и сам уже выпрямлялся.

– Что нужно делать?

– Найди фонарь, свечку, что угодно, и тащи сестру в ванную. Знаю, что это тяжело, но ты должен это сделать. С нее нужно смыть всю эту гр… В общем, умыть её. Может она в чувства придёт, но на многое не рассчитывай… И ещё. Если почувствуешь, что не можешь справиться – зови. Помогу. Смотри не доведи себя до ручки. Ты мне, нам нужен. Эти испытания… Они любого доконают. Но мы справимся. Веришь мне?… Веришь?

Он кивнул. При словах о том, что ему надо помыть сестру Сашка побледнел. Но я не сомневался, что у него получится.

– Это твоя работа, Саш. У тебя получится.

Он кашлянул и снова кивнул головой: – Да.

– Хорошо. Я пока найду, во что её одеть.

– Угу, – Сашка буркнул под нос и переступил порог комнаты, в которой лежала его сестра…

Все вышло не так уж и плохо. Мой друг помыл свою сестру. Та кричала. Раздавались стуки из ванной. Саша матерился от отчаянья. Я всё слышал. Слышал, но не вмешивался.

Тем временем я разворошил Ирин шкаф и отобрал на своё усмотрение подходящую одежду. Осмотрев ещё раз квартиру, я не нашел ничего стоящего, чтобы забрать с собой. Полагая, что личные вещи из родного дома будут связывать девчонку со страшными воспоминаниями, я отказался от каких бы то ни было памятных «сувениров».

Уже на пороге, обнимая чистую и одетую сестру, Сашка обернулся ко мне: – Мы так и оставим её здесь? – Он посмотрел на дверь большой комнаты.

– Да. Мне кажется, это лучшее, что мы можем сейчас сделать. Постарайся не думать об этом. В данный момент гораздо важнее она, – я кивнул на Иру.

На улице Сашина сестра прижалась к его груди и стала прятать лицо в свитер. Мы медленно двинулись к своему дому. Широким проспектом. Навстречу время от времени шли люди. Иногда проезжали автомобили. Мне показалось, всё это могло послужить началом терапии для девчонки. Её возврату в мир живых.

Сам же я, словно назло, бессознательно акцентировался на других объектах. Сущая нелепица. Обычная для городского жителя наружная реклама. Которую в обычной жизни не замечаешь, как листья деревьев. А тут заметил один баннер и пошло-поехало – навязчиво стало бросаться в глаза всё подряд. Почти издевательского содержания: «ВКЛЮЧИ СВОЮ ЭНЕРГИЮ», «УПРАВЛЯЙ ВСЕМ МИРОМ», «НАЧНИ ЖИТЬ ЗАНОВО», «МЕЧТЫ СБЫВАЮТСЯ», «ОТКРОЙСЯ НОВОМУ», «НАСЛАЖДАЙСЯ» и так далее. Кто-то должен уничтожить всё это. Пока мы все не сошли с ума окончательно.

Вскоре Ира устала настолько, что не могла больше идти самостоятельно. Нам пришлось поочередно нести её на руках.

С остановками в пути, истекающие потом, мы дотащили девочку до квартиры, положили на диван и сами рухнули рядом.

Придя в себя, я поднялся и оставил их одних. Впереди ещё оставалось полдня и не хотелось терять время.

Вновь поезд метро домчал меня до своего района. Я купил продуктов для соседа Скворцова и пошёл к дому. У дверей универмага мне улыбнулся знакомый по прошлому визиту милиционер. Узнал меня. От этого неожиданно потеплело на душе. Предвижу, что скоро нас останется так мало, что мы будем знать почти всех живых в лицо.

Я остановился на минуту, не доходя до подъезда. Повинуясь внезапно возникшему чувству, стал обводить взором родной район. В память перемещались все окружающие меня здания, машины, площадки, деревья. Я оглядел свой многоэтажный дом снизу до самой крыши. Словно крепость он возвышался надо мной, своей железобетонной твердью заверяя: моя плоть незыблема, я сохраню ваши артефакты и переварю останки, но моя жизнь стремится в вечность в отличие от тех, кто сотворил меня. В один миг я ощутил, что он перестал мне быть домом, в том понимании, которое сохранилось из прошлого. Тем, что манило теплом и уютом. Тем, где стены грели душу и сердце. Ныне он, и подобные ему, громадины нависали серой безликой массой сверху и давили какой-то безнадёжностью. Пока нас было много, эти ульи шумели, наполняя каждый метр жизнью, светом, будущим. Теперь дома – просто опустевшие памятники истории. Огромные, неприглядные, холодные. Наполненные запахами разложения своих прежних владельцев и грязью. В первый раз я задумался о том, что будет лучше, если мы уйдём из этих погребальных пирамид, пока они не превратили наш разум в труху.