Илья Ильф, Евгений Петров. Книга 2

Онегин. Валяй, валяй, Малышев, чего там размазывать!

Первый шофер. Так, если позволите, товарищи, я коротенько. Что мы имеем? Мы имеем, товарищи, талант, который, товарищи, как бы сказать, находится среди нас. А к чему, товарищи, зовет нас партия и наше правительство? К тому, чтобы таланты растить и так далее.

Онегин. Правильно.

Первый шофер. Товарищи, не будем играть в кошки-мышки и так далее. Тут поступило предложение. Для заслушания имеет слово товарищ Лисицина.

Ольга (волнуясь). От имени группы работников нашего гаража № 87 имеется предложение послать товарища Говоркова для обучения в государственную консерваторию.

Все аплодируют. Говорков стоит совершенно остолбеневший.

Первый шофер. Так что ж, товарищи, чем будем считать эти аплодисменты?..

Листок бумаги, на котором женская рука заполняет графы шоферской путевки.

На листок падает капля. Чернила слегка расплываются. Теперь видно, что листок заполняет Клава.

Кончив писать, она протягивает листок в окошечко, отсылая в очередной рейс очередного шофера.

Шофер отходит от окошечка и показывает листок товарищам, кучкой собравшимся у верстака и что-то обсуждающим.

Шофер. Плачет!

Шоферы сокрушенно качают головами. Сразу видно, что судьбой Клавы заинтересован весь гараж.

Особняком держится один Тараканов. Он развалился на заднем кресле своего «ЗИСа» и разглядывает себя в карманном зеркальце.

В гараж входит Говорков.

Все взоры устремляются на него. Клава вздрагивает и искоса на него поглядывает. Она очень взволнована. Ей видно, как Говорков подходит к группе шоферов, смеясь, о чем-то говорит с ними, прощается, подходит к своей машине, достает из нее комбинезон и рукавицы. Потом, точно прощаясь с конем, похлопывает машину по радиатору. Наконец, вздохнув, поворачивается — и встречается с Клавой. Она отводит глаза.

Говорков решительно направляется в ее сторону.

Весь гараж наблюдает за влюбленными: один из шиферов замер с паклей в руке; жевавший перестал жевать; барабанщик Костя смотрит из-под машины; дверь с надписью «Завгар» приоткрывается, и оттуда высовывается усатая голова.

Говорков у окошечка Клавы.

Говорков. Клава, ты послушай… Это, знаешь, трудно сказать. Все как-то перепуталось. Я, конечно, виноват. Но, по-моему, нужно просто. Если ты меня любишь, давай мириться.

Клава на минуту отворачивается. Зрителю видно, как лицо ее светлеет. Говорков этого не видит. В сердце девушки возникает то, что так часто мешает примирению влюбленных, — стремление помучить, гордость, потребность укрепить свою власть.

И когда Клава поворачивает свое лицо к Говоркову, оно выражает полнейшее равнодушие.

Клава. Ну, а если не люблю?

Говорков оглушен. Секунду он смотрит перед собой, потом резко поворачивается и быстро выходит из гаража.

Все это так неожиданно для Клавы, что она вскакивает со своего места, хочет выйти из будочки, снова садится, снова вскакивает.

Она не бежит за Говорковым только потому, что в этот момент десятки глаз устремлены на нее.

Тараканов вылезает из автомобиля, подходит к двери гаража и тщательно ее закрывает.

Тараканов. Расстались гордо мы… (Он подходит, к Клаве.} Или вы выходите за меня замуж, или — одно из двух!

Клава смотрит на Тараканова невидящим взглядом.

Тараканов. Товарищ Белкина! Будьте взаимно вежливы!

Клава, не глядя на Тараканова, выскакивает из будки и подбегает к двери завгара.

Она распахивает ее — и оказывается лицом к лицу с усатым толстяком.

Клава. Степан Степаныч! Не нашли еще завгара в Подольск? Я поеду!

Клава с чемоданом и корзинкой выходит из поезда на маленькой станции.

Комната Василия Фомича. Это типичная комната старого актера: с засохшими венками на стенах, с коробкой из-под цилиндра на большом зеркальном шкафу; со стареньким фортепьяно, над которым висит множество фотографий усатых актеров в гриме и без грима, с надписями. За фортепьяно — Василий Фомич. Рядом стоит Говорков и, зажав в зубах карандаш, поет экзерсисы.

Говорков в своей комнате, стоя у окна, поет экзерсисы. Вечер. Люся сидит за столом, зажав руками уши, и зубрит.

Та дама, которую мы когда-то видели в японском халате с драконом, мечется у себя в комнате из угла в угол, потом подбегает к стене и начинает стучать в нее кулаками.

Большой консерваторский класс. Это комната с голыми стенами, в которой стоят только два рояля и десяток стульев, выстроенных вдоль стены. За роялем — полная женщина со старомодной прической. У рояля, глядя в окно, стоит Говорков и поет экзерсисы.

Перед ним, за окном, характерный кусочек городского пейзажа: чахлое деревце, верхняя часть водосточной трубы, угол крыши двухэтажного московского домика, окно этого домика с ватой, положенной между рамами. Этот кадр и несколько дальнейших кадров проходят перед зрителем под монотонные звуки экзерсисов.

На крыше лежит смерзшийся снег. Ветви дерева голы. С водосточной трубы свисает большая сосулька.

Тот же пейзаж. Снега на крыше уже нет. Нет и сосульки. На дереве набухают почки. В открытом окне стоит женщина в подоткнутой юбке и моет стекло. Очень много солнца.

То же окно с закрытыми шторами. То же дерево, покрытое листьями. Та же труба. Та же крыша. На крыше греется кот.

Экзерсисы все продолжаются. Тот же пейзаж. Ветер гонит по крыше сухие листья, раскачивает ветви почти голого дерева. Все это видно сквозь стекло, покрытое каплями дождя. Потом по стеклу текут потоки, и пейзаж исчезает.

То же дерево, теперь покрытое снегом. Но домика уже нет. Вместо него — кирпичная стена нового дома с окнами, забитыми фанерой, в которой вырезаны небрежно застекленные четырехугольники.

Экзерсисы продолжаются.

На дереве перед окном опять набухли почки. Теперь здесь новый дом, белый, светлый, с широкими окнами. Виден балкон, по которому бегает маленькая девочка.

Рама окна, сквозь которое смотрит Говорков. Затем мы видим Говоркова, поющего экзерсисы, преподавательницу, сидящую за роялем, и, как прежде, пустой и холодный консерваторский класс, где ничего не могло измениться. Изменился только Говорков. Он немного возмужал и похудел. Он в другом костюме.