Илья Муромец и Сокольник

– Ты так не думаешь? – продолжил разговор Илья, будто и не произошло сейчас ничего. – Я про погоду-то…

– Дык оно и понятно. Плачет небо, – тихо ответил Мямля, оскалив жёлтые редкие зубы и подобрав не до конца обглоданную кость. – Жнец придёт за жертвой. Вчера пришёл ночью. А сегодня, мож, на закате явится…

– Твой Жнец ещё не знает, что я здесь. Я народ честной в обиду давать не позволю. Да и отмстить хочу за злодейство его, – проговорил Илья, сурово глядя прямо в глаза Мямле, отчего последний съёживался в страхе. – Отпущу, коли пообещаешь не сбегать. А с тем, кто обещания нарушает, у меня разговор короткий. Обещаешь сидеть?

– О-бе-ща-ю.

– Вот и славно, – сказал Илья, освободил Мямлино запястье и отряхнул от сухой лозы его плечо. – А теперь давай поговорим. Ты вот вчера целое представление на похоронах Златыгорки устроил. Про Жнеца всё рассказывал. Вот и объясни мне, откуда ты столько всего знаешь. Я в два раза больше твоего на свете прожил, а первый раз такую чудную историю слышу.

Ветер задул сильнее, с полей летела пожухлая листва и сухая трава.

– Есть инде люди, кто больше твоего прожил.

– Не спорю, – согласился Илья, пока Мямля обсасывал хрящик бараньей кости. – Значит, ты с каликами перехожими говорил?

– Говорил, – причмокивая, подтвердил юродивый. – Вчерась заходил один. Мы с ним вот здесь же и сидели. Здесь же я и говорил с ним. Здесь же я и рассказал, что убили Златыгорку. Слышал, как в народе всё утро это друг другу пересказывали. Здесь же и калика перехожий мне и объяснил, что Жнец это. Описал его подробно. Они ж калики много больше нашего знают. Много больше!..

– И не говори… – согласился Илья, вспоминая, как в былые годы они излечили его от хвори всего лишь глотком святой воды. – Есть среди них такие, с кем бы и я силушкой переведываться не смел. Иванища может одной рукой побить войско целое…

– Я знаю, богатырь, знаю, – проговорил Мямля и вцепился сам в руку богатыря. – И просил здесь же я помочь нам. Просил здесь же! Я просил у самого, понимаешь?! Но он не помог. Не помог. Здесь же сказал, что не справится даже он. Бессилен сам калика перехожий перед древним злом. От Жнеца, говорит, только одна есть управа – бежать подальше. Здесь же опасно оставаться. Он придёт за каждым, пока не пожнёт последнего.

– Отчего ж ты сам не бежишь прочь, Мямля? Разве тебе не боязно? – Взгляд Ильи спустился от юркого зрачка в единственном видимом из-под волос глазу до чавкающего рта: с губ стекала кровь, меж гнилыми зубами застревали прожилки.

– А зачем мне бежать? – Рот тут же скривился в зловещей улыбке. – Калика сказал, что Жнец святых и блаженных не трогает. Калика сказал, он сначала грешников: прелюбодеев, блудниц…

– Не смей! – предостерёг Илья, сжимая кулак для удара. – Я не Жнец и не посмотрю, что ты блаженный.

– Так это не я говорил. Это здесь же калика говорил.

– А какой он был, твой калика?

– Старый.

– Как я?

– Наверное.

– Почему же наверное? С бородой или без бороды?

– Не знаю.

– Это как же так? Видел ты его или нет?

– Видел, здесь же видел, – божился Мямля, и невозможно было не поверить его словам. – Вот он точно так же сидел на завалинке, как и ты, только я сидел иначе.

– Как же ты сидел?

– На коленях здесь же перед ним сидел и глаз не смел поднять. Калики же как божьи странники. Видел я рубише его ветхое, серое, с золотистой каймой. Лица не видел совсем – головы поднять не смел. Видел только капюшон широкий, за ним лицо и пряталось.

Конец ознакомительного фрагмента.