Илья Николаевич Ульянов
Шрифт:
Известие об этом, полученное Ильей Николаевичем из учебного округа, чрезвычайно его обрадовало. Он прекрасно понимал, какую большую пользу для практического преподавания принесут четыре командировочные недели. И конечно же, сразу загорелся мыслью не только самому побывать в Москве, но и непременно послать туда хотя бы нескольких народных учителей. А поскольку министерство просвещения денег для них не выделяло, то Илья Николаевич отправился уламывать земских деятелей, доказывать, что расходы на учительские командировки непременно окупятся улучшением преподавания. И доказал, добился: четыре учителя тоже поехали в Москву. Среди них — руководитель практики на педагогических курсах И. Николаев и учитель А. Рождественский — из той самой чувашской школы, которую Илья Николаевич открыл в Ходарах. То, что удалось добиться командировок для учителей, было, пожалуй, самым приятным: ведь какая нежданная радость, какой подарок судьбы для того, кто, выучившись на медные гроши, изо дня в день среди невежества, жестокости,
Илья Николаевич, взволнованный, даже стал спешить, суетиться, что с ним никогда почти не случалось. 1 февраля отправил в Москву сведения об «инородческих» училищах губернии, образцы учебников. В апреле губернские «Ведомости» печатали сообщения комитета выставки — он читал и перечитывал их. Привлекало его внимание намерение провести во время работы выставки съезд преподавателей.
В мае от попечителя округа из Казани пришло сообщение, что инспектору И. Н. Ульянову выделяется 250 рублей на проезд и проживание в Москве. Поездка предполагалась с 3 по 31 июля.
Итак, с командировкой было решено. До отъезда требовалось еще завершить кое-какие дела. В понедельник, 5 июня, Илья Николаевич отправился в Буинский уезд. Пробыл там почти две недели. Возвратившись в Симбирск, он подвел итоги учебного года в школах, 21 июня экзаменовал воспитанников чувашской школы. В этот же день от попечителя округа поступило разрешение на выезд в Казань — получить командировочные деньги и документы. Поездка была весьма кстати: заодно можно отвезти Марию Александровну с детьми отдохнуть в Кокушкино.
Илья Николаевич поплыл в Казань пароходом. Получив в канцелярии учебного округа проездные документы, поднялся по Волге до Нижнего Новгорода. В то время только оттуда шла железная дорога на Москву. Ульянов очутился в железнодорожном вагоне впервые в жизни…
И вот она, выставка, разместившая свои павильоны в Кремле, на набережной Москвы-реки, в кремлевских садах и Манеже! В сорока павильонах тысячи экспонатов, разнообразные отделы — архитектурный, морской, почтовый, горнозаводской, железнодорожный, сельскохозяйственный и многие другие, включая даже отдел промысловых животных. Демонстрация продукции различных компаний и предприятий. Последние новинки техники. Образцы ткачества. Лесоводство. Достижения зарубежных фирм. Физические приборы. Постановка школьного дела в Швеции. Вот и образцовая сельская школа, представленная министерством просвещения. Добротная и удобная классная мебель, на стендах изящные учебные пособия, интересные коллекции, гербарии. Дорогие картины. Музыкальные инструменты. Но чернильницу на парту забыли поставить. В сенях нет ни вешалки, ни кадки с водой для питья, ни умывальника. И не показана типичная сельская школа, в которой бы и мебель, и наглядные пособия были самодельные или доступные по цене. А шведы демонстрируют отличные учебники, удобную складную школьную мебель — можно убрать ее и превратить класс в гимнастический зал. В партах даже гнездышки для чернильниц, грифеля, карандашей предусмотрены. И доски классные — разлинованные для чистописания, для черчения, для рисования контурных карт — на все случаи жизни. И какое сочетание эстетики и целесообразности! Но для российской сельской школы все это еще недоступная роскошь.
Четыре недели — срок небольшой. Илье Николаевичу, впервые попавшему в Москву, не хотелось терять зря ни минуты. И как ни велик был соблазн побродить по Белокаменной, полюбоваться ее красотами, все же большую часть суток проводил он на выставке, то и дело помечая в своей записной книжке: не забыть, обратить внимание, обязательно применить у себя… И настолько самозабвенным было это ненасытное его собирательство идей, соображений, наблюдений, что бросалось в глаза, замечалось окружающими. Оказавшийся вместе с Ильей Николаевичем на выставке симбирский преподаватель А. Покровский напишет потом: «Двух-трех случайно брошенных слов в обращении к нему достаточно было, чтобы видеть, что это деятель по народному образованию, которое тогда вызывало всеобщее живое участие. Деятель — не педант, трактующий себя полным знатоком этого сколько важного, столько же сложного дела, хотя уже и в то время он немало над ним потрудился, а деятель, собирающий материал, необходимый для сообщения устойчивости этой деятельности, ищущий где только можно полезных уроков, которые бы сообщили его деятельности настоящую силу и практическую применимость. Сколько раз ни случалось мне бывать на выставке, всякий раз я его встречал. И всякий раз он спешил поделиться с такой неподдельной задушевностью и простотой об усмотренном им каком-нибудь новом пособии, полезной книжке, о выслушанном им от других лиц, заинтересовавшихся этим делом, совете, сообщений о ходе народно-учебного дела. Так вот и напрашивается он на сравнение с трудолюбивой пчелой, которая с таким тщанием собирает вещество, которым воспользуется не столько сама она, сколько другие, но для которой тем не менее вся цель жизни заключается в том, чтобы собирать это вещество…»
Было, было на что посмотреть Илье Николаевичу, взять на заметку, сравнить с уже ставшими близкими его сердцу школами Среднего Поволжья. И не только посмотреть. Много нового, полезного
для себя извлек он из лекций известных педагогов И. Ф. Бунакова и В. А. Евтушевского, посвященных теории и практике наглядного обучения. Многие вопросы, ему самому еще неясные до конца, становились понятнее после обсуждения их на специальных заседаниях инспекторов народных училищ. Речь на этих совещаниях шла о том, надо ли — и как — обучать в народных школах ремеслам; рассматривались программы для двухклассных и одноклассных сельских училищ; сравнивались разные способы подачи материала на уроках. Выступать самому на этих совещаниях Илье Николаевичу не довелось, да он об этом и не помышлял, считая, что дело, за которое он взялся, еще только-только начинает разворачиваться. И говорить о каких-то успехах и достижениях рано. Не будучи от природы ни фантазером, ни беспочвенным мечтателем, инспектор Ульянов лучше других знал, что того часа, когда русский мужик «Белинского и Гоголя с базара понесет», еще ждать и ждать. На выставке он отчетливо осознал, как долог, как невообразимо тяжел путь ко всеобщему, хотя бы и начальному, образованию народа. Но с детства знавший лишь один способ достижения цели — поистине муравьиное, неустанное упорство и каждодневная работа, — не впадал ни в черный пессимизм, ни в мелодраматическое отчаяние. Знал: дорогу осилит идущий. И с этим настроением стал готовиться к отъезду из Москвы: накупил книг и пособий, прихватил кое-какие приборы, подарки. В те дни ему исполнился сорок один год. Решив сделать приятное домашним, сфотографировался у столичного фотографа и поспешил к себе, на Волгу. И пока ехал, та досада, та глубоко запрятанная зависть, которую почувствовал, сравнивая шведскую школу и российские училища, потихоньку исчезала, уступая место уже рождавшимся новым мыслям, соображениям, планам.Он спешит в Кокушкино и, побыв там несколько дней с семьей, отправляет Марию Александровну с детьми домой, а сам едет в Курмыш, чтобы провести первый съезд учителей народных школ уезда.
Две недели — со 2 по 16 сентября — инспектор с помощью учителя Рождественского, тоже только что вернувшегося из Москвы, знакомит учителей с тем, что увидел и узнал на выставке, проводит для них показательные уроки. С самого начала учебного года он берется за дела, намеченные еще в Москве: закупает учебные пособия и книги для школ, организует библиотеки. Приступает и к реализации своей давней мысли: надо при школах создавать комнаты для ночлега приходящих учеников. Об этом он пишет специальное письмо в губернскую земскую управу. В размышлениях о народной школе и в разговорах со своими единомышленниками виделось Илье Николаевичу еще одно совершенно необходимое дело: создание специального учебного заведения для подготовки учителей. Проблема казалась неразрешимой: где взять помещение, деньги?
Помог случай. Министерство просвещения решило открыть в Саратовской губернии учительскую семинарию. Но саратовцы никак не могли подобрать для нее подходящее помещение. И вот знавший об этом Белокрысенко, горячо одобрявший Ульянова, сообщил как-то Илье Николаевичу, что в большом селе Порецком, в двухстах верстах от губернского центра, у него пустует одно из зданий удельного ведомства, которое он мог бы передать под учительскую семинарию.
Здание в Порецком прекрасное — трехэтажное, представительное, удобное, с внушительным фасадом. А какие вокруг Порецкого места — пойма Суры, заливные луга, леса и озера!
Конечно, лучше бы открыть семинарию в своем городе, но что же делать…
Встал вопрос о директоре. Очень хотелось бы видеть руководителем семинарии Владимира Александровича Ауновского. Лучшего директора не найдешь: разносторонне образован, увлечен школой, опытен в преподавании, справедлив и рассудителен. Но согласится ли он оставить гимназию, где работает инспектором, уехать из губернского города, сменить налаженную привычную жизнь? Да к тому же он и прибаливает…
Ауновский согласился. И 18 ноября 1872 года Порецкая учительская семинария была открыта. С приветственным словом к гостям и слушателям обратился Владимир Александрович. В его речи были такие примечательные слова:
— Торжество открытия семинарии есть вместе с тем торжество народной школы, народного образования, на котором зиждется сила и могущество государства. Семинария должна готовить таких учителей, чтобы школа могла давать крестьянам положительные знания, научила их пользоваться дарами окружающей природы и развила бы в крестьянах обязанности человека и гражданина.
С открытием этого учебного заведения симбирские учительские курсы были упразднены. Отныне Порецкая семинария будет готовить учителей для губернии.
Будни, хлопоты
Быстро идет время. Уже три года Володе. Не за горами день, когда начнут учиться Аня и Саша.
Ульяновы стоят за раннее обучение. Мария Александровна полностью согласна с мнением Ушинского — первой учительницей детей должна быть мать.
Для нее, педагога не только по свидетельству, полученному после экзаменов на звание домашней учительницы в Самаре в 1863 году, но и по призванию, нет заботы важнее. Она занимается с детьми музыкой и пением, учит читать, писать, рисовать. Книжка, карандаш и бумага знакомы им с раннего возраста. В пять лет Аня уже вполне сносно читает, возле нее незаметно освоил азбуку и Саша.