Илья Николаевич

– Знаешь, о чем я подумал?
– сказал Илья Николаевич, зажигая свечу. Луке-то Лукичу так и не довелось пожить на настоящем учительском жалованье...

Мария Александровна прервала мужа, сказала строго:

– Но не расстраивайся, пожалуйста. Я знаю, чего тебе стоило пережить эту страшную весть...

Илья Николаевич опустил голову:

– Дело рук фон Гольца...

Будучи в Петербурге лейб-гусаром, фон Гольц, как выяснилось, знавался с "голубыми мундирами" (то есть жандармами). Обосновавшись помещиком, он не изменил своим симпатиям и в охотничьем азарте гонялся вместе с жандармами за политическими. Напав на след нечаевца Луки Лукича и обнаружив, что это один из любимых учителей ненавистного Ульянова, лейб-гусар возликовал вдвойне: и как удачливый охотник, и как супруг, делающий жене приятное для нее и оригинальное преподношение. В ее небесной голубизны глазах блеснули огоньки торжества: этот Ульянов будет знать, как соваться не в свое дело!

Конец лета 1884-го. Всей семьей Ульяновы возвратились из Кокушкина.

Отдохнувший, в отличном расположении духа Илья Николаевич пришел в свою директорскую канцелярию.

Первое, что он увидел на столе, была бумага, озаглавленная: "Правила о церковно-приходских школах".

– Так-с...
– процедил он с огорчением.
– Дожили, значит!

Церковно-приходские школы, не новинка. В Симбирске было две да шесть в губернии. Но вот на столе у Ильи Николаевича бумага из Петербурга.

Комитет министров, рассмотрев школьные дела, "мнением положил", что "духовно-нравственное развитие народа не может быть достигнуто без предоставления духовенству преобладающего участия в заведовании народными школами".

А вот и "Правила", в коих это мнение претворено.

"Ну что ж, - подумал Илья Николаевич философски, - умы человеческие в мнениях разошлись, но дело ведь решает жизнь, фактор объективный!"

Донесение из Сызрани... Илья Николаевич вспомнил с теплым чувством: там воплотилась его идея об учительских съездах. Нынешний 2-й инспекторский район.

"Нуте-ка, господин Аристовский, чем порадуете старика директора?"

А тот доносил, что приходится задерживать жалованье учителям, потому что в земскую кассу запустило руки духовенство из местного церковно-приходского училища.

Донесение из 3-го района. Уезды Алатырский и Буинский.

Инспектор Ишерский с возмущением описывает происшествие в селе Кошки. Волостной старшина и местный священник явились к учителю чувашской школы и потребовали, чтобы он освободил половину здания: есть, мол, указание, что в Кошках будет открыта приходская школа, а поместить ее негде. Учитель на это возразил, что в школе только комната-класс да его, учителя, жилье. На него заорали: "Никаких больше чувашских мерзостных языков! Россия православная и школе тут стоять православной!" Многое из учебных пособий поломано, а половина парт растащена. Перепуганные ребятишки на занятия не ходят. Учитель сидит запершись...

– Так-с...
– гневно процедил Ульянов.
– Что дальше?
– И он стал выхватывать из почты бумагу за бумагой без всякого порядка.

В кабинет вбежала секретарь Полянская.

– Оставьте почту, оставьте... Илья Николаевич, миленький, вы на себя не похожи... Вам плохо!
– Она подала воды, и директор трясущимися губами потянулся к стакану...

К концу года число церковно-приходских школ в губернии возросло с 8 до 22, частично за счет свертывания начальных училищ в системе министерства народного просвещения.

Протесты Ульянова оставались без последствий.

Тот же 1884 год. В один из осенних вечеров, после служебного дня, Илья Николаевич, как обычно, сел почитать газеты. Напоследок взял в руки местную земскую. Издавалась "Симбирская земская газета" раз в неделю, была заполнена ведомственными материалами, и читать тут, в сущности, было нечего; держал ее Илья Николаевич для справок.

Раскрыл "Симбирскую земскую газету" (это был номер за 21 октября), и в глаза бросилось одинокое объявление: "Продается сходно двухместная карета. Зад на рессорах". Это рассмешило Илью Николаевича. "Зад рессорный, мысленно пошутил он, - а в голове что?"

Однако в газете оказалась и статья, да пространная, в одном номере не уместилась. Названа: "Церковно-приходские школы". Вопрос злободневный, надо читать.

"Наконец сбылось давно ожидаемое всеми, кому дорога Россия, возвращение народной школы к ее первообразу... Церковь создавала и руководила народную школу. Так было сотни лет, так, даст бог, будет и на будущее время..."

Илья Николаевич поинтересовался, кто же это пишет: с большим апломбом, но не слишком грамотно. Авторской подписи не оказалось.

Отпала охота читать дальше. Но в тексте мелькнула фамилия Победоносцева. Держались упорные слухи, что именно он, Победоносцев, в прошлом профессор, а ныне первый в России царедворец, задумал насаждать церковно-приходские школы, чтобы вытеснить начальные, народные, подозрительные ему своим светским духом. А мнение Константина Петровича имело в правительстве вес окончательный.

В статье воскуривался Победоносцеву фимиам. А вот приведено и собственное его высказывание.

"Настоящее время, - поучал Победоносцев, - время критики. Вся наука ушла в критику... Критика стала до крайности самонадеянною, считает все постижимым для себя... Ввиду таких-то крайностей критического направления в современной науке следует старательно оберегать в себе веру, как средоточное начало истины... Сильна народная вера! Поэтому, приступая учить народ, следует заботиться не столько о том, чтобы сообщить ему знания, сколько о том, чтобы возгревать в нем эту веру, а средство к тому - в слове божием..."

Далее "Земская газета" от рассуждений общих перешла к местным симбирским делам: "Несколько лет тому назад в одном инспекторском отчете было рассказано по поводу инспектирования одной из лучших сельских школ..."

"Эге, это обо мне!
– И Илья Николаевич быстро пробежал глазами следующие строки, улыбнулся: - Да, да, припоминаю... О микроскопе речь!"

Этот ценный прибор он приобрел как учебное пособие, сам же и демонстрировал его в школах, потому что не только для учеников, но и для самих сельских учителей микроскоп был в диковинку.

Одна из учениц после этого в сочинении написала:

"Когда мы смотрим простыми глазами, в капле воды ничего не видно, а когда посмотрим на нее в особый инструмент, называемый микроскоп, то увидим, что в капле воды есть змеи и гады".

Сочинение девочки-крестьянки было написано грамотно, мысли наивные, но изложены толково и самостоятельно, и Илья Николаевич, порадовавшись тому, что и женские школы в губернии наконец-то пошли в нормальный рост, привел сочинение в ближайшем же своем годовом отчете, как неплохой образец школьной работы.

Автор-аноним раскопал его и ударился в филиппику: "Скажите на милость, с какой целью было посвящать детей в таинства микроскопического мира? Вообразите положение мужика и бабы, родителей этой ученицы, когда она, с полным авторитетом, поведает, что они, глотая воду, глотают с нею разных гадов и змей! А инспектор доволен, - язвит аноним и заключает: - Весьма понятно при подобных условиях нерасположение нашего народа к новой школе".

– Ложь!
– Илья Николаевич едва удержался, чтобы не порвать газету. Только на плечах мужиков да баб и держится наша новая народная школа! Семьдесят - восемьдесят копеек крестьянских в каждом школьном бюджетном рубле! А на пустое дело мужик гроша ломаного не даст!
– И в новом приливе гнева: - Пачкун, вот пачкун! Пакостник из-за угла!
– Илья Николаевич почувствовал слабость. Лег на диван. Ему не хватало воздуха. Расстегнул воротник, закрыл глаза.