Им помогали силы Тьмы

— Уже за одно это тебя следует наградить крестом, — пошутил Грегори.

Эрика смеялась и целовала его.

— Эй, не относи все на счет моих благородных намерений спасти германский народ от всех ужасов войны. У меня, кроме того, были и личные причины.

— Ты надеялась узнать что-то обо мне?

— Конечно. Когда из Польши без тебя вернулся самолет, я чуть не умерла от горя. Неделями не ела, не спала — горевала. Но почему-то была убеждена в том, что ты жив, на свободе. А потом я почувствовала, что тебя поймали и ты теперь заключенный в концлагере. Всю осень у меня было ощущение, что тебе приходится очень несладко, но ближе к Рождеству у меня постепенно начало исчезать это ощущение. То есть я знала, что ты теперь не голодаешь и все в твоей участи поменялось в лучшую сторону. А потом я уже не знала, что и думать. Я, конечно, понимала, что в лагере ты живешь не под собственным, а каким-то чужим именем, следовательно, проследить твою участь очень трудно, если вообще возможно. Но я намеревалась сделать все возможное и горячо молилась Богу, чтобы он дал мне хоть какую-нибудь зацепку. У Германа я и не надеялась узнать что-либо о тебе, но когда я его увидела, меня будто кто-то толкнул: «Спроси!» И Провидение немедленно откликнулось на мои мольбы. А он только расхохотался и пообещал, что вечером раздобудет и привезет тебя в целости и сохранности. Я знала, что такими вещами он шутить не будет. Чуть в обморок от счастья не свалилась.

— Бедняжка, настрадалась, — пожалел и приголубил ее Грегори, притянув к себе. — Сколько долгих месяцев тебе пришлось пережить в одиночестве и горе. Ты права, я действительно был заключенным в концлагере до января и не удивлен тем, что о последующих месяцах у тебя очень смутные представления. Честно признаюсь, это потому, что у меня не было возможности думать о тебе так часто, как хотелось бы. Но только не воображай, что это связано с тем, что я меньше тебя люблю, — просто я под самую завязку погружен в крупнейшую аферу своей жизни. Она, так же как и твоя миссия, связана с попытками закончить войну в кратчайшие сроки, но я тебе расскажу об этом подробнее потом. Насколько я понимаю, тебе с Герингом не удалось ни о чем договориться.

Она покачала головой:

— Нет. Герман уперся и стоит на своем, ни в какую. А ведь союзники ни за что не сядут за стол переговоров с Гитлером, Гиммлером, Геббельсом или Риббентропом, а с ним, думаю, сядут. И что делает его отказ особенно горьким и досадным, так это то, что из большой четверки он единственный сохраняет лояльность Гитлеру. А вся остальная шайка направо и налево распродает Германию и заботится лишь о сохранении собственной шкуры.

— Вот как? — поинтересовался Грегори и, усевшись в кресло, посадил Эрику на колени. — Это очень интересно. Расскажи-ка мне об этом.

— Меня просветил на этот счет Даллес. Он справедливо рассудил, что у меня на руках будет больше козырей, если я буду в курсе всей этой закулисной игры, что Геринга будет легче убедить, если открыть ему глаза на его коллег из гитлеровского окружения.

— Но ты же сама только что сказала, что союзники с ними переговоры вести не собираются.

— Да, не собираются. Но это не мешает этим мерзавцам и убийцам подсылать к союзникам своих парламентеров. И разумеется, союзники отнюдь не против заключения сепаратных договоров о капитуляции с какой-либо из германских армий. Еще в феврале Карл Вольф, военный губернатор Северной Италии, вступил в контакты с Алленом Даллесом, а в марте прилетел в Швейцарию и встречался с ним в Цюрихе. Была достигнута договоренность, что Кессельринг окажет союзникам лишь видимость сопротивления в долине реки По, в обмен на это немецкая договаривающаяся сторона получила обещание в том, что в послевоенных судебных разбирательствах им будет обеспечена безопасность. К несчастью, об этом узнал Сталин и потребовал участия в переговорах русских офицеров. Западные союзники же ему в этом отказали, разгорелся скандал, и переговоры отменили. Но теперь они снова ведутся — на этот раз с преемником Кессельринга, генералом фон Фьетингоффом, и появилась возможность, что германская армия в Италии сложит оружие уже на этой неделе.

— Отличная новость!

— Риббентроп секретно ведет переговоры со швейцарскими правительственными кругами и с Ватиканом. Через эти два канала он предложил план капитуляции Германии западным союзникам, чтобы повернуть все ее армии против русских. Союзники даже не удостоили его ответом. А он, так и оставшись полным ослом, выкинул такой фортель: начал угрожать союзникам, что если они не согласятся на его условия, то он, видите ли, отдаст Германию русским. Но пустая угроза — она и есть пустая. А ближе всех подошел к намеченной цели Гиммлер.

— Ты меня изумляешь! Вот уж не думал, не гадал, что союзники его на пушечный выстрел к себе подпустят.

— Не подпустят, не подпустят, но, по всему судя, он даже не осознает, что его рассматривают как одного из самых страшных палачей в истории человечества, он себя мнит преемником Гитлера и так себя и ведет. Знаешь, он, оказывается, изрядный простофиля, этот Гиммлер. Долгое время он находится под дурным влиянием своих чудо-подчиненных. Один из этих умников — эсэсовский генерал Вальтер Шелленберг, который у Граубера ходил в помощниках в гестаповской зарубежной разведке. А другой — это министр финансов Шверин фон Кросиг. Оба мнят себя великими дипломатами. Уже несколько месяцев они обрабатывают Гиммлера, чтобы тот показал фюреру задницу и перешел на сторону союзников. В середине февраля, когда он еще был командующим группой армий, к нему по наущению Шелленберга подкатился шведский граф Бернадотт. И с тех пор его посещали и другие парламентеры. На одной из последних встреч Гиммлер даже брякнул, что он советовался с Геббельсом и этот лгунишка якобы раздумывает, не войти ли ему также в долю и организовать новый путч. Но самая большая беда его в том, что он всегда был и остается жалким трусом. Он боится Кальтенбруннера, возглавляющего гестапо уже довольно долгое время, мол, он может что-то пронюхать, и тогда, мол, «верному Генриху» несдобровать придется прежде, чем шведы получат от союзников ответ на свои конкретные предложения.

— Да ведь и ничего, поди, никакого ответа не последует на подобные предложения.

— Нет, разумеется. Граф Бернадотт, бедняжка, зря старается. Но и сидеть сложа руки тоже нельзя, надо использовать любой шанс — даже самый эфемерный.

— Судя по всему, эта бойня скоро закончится. Может, еще несколько месяцев — и все.

— Месяцев? — ужаснулась Эрика.

— Да, месяцев, если Гитлер решится оставить Берлин и начнет вести партизанскую войну из Баварских Альп, а похоже на то, что он именно так и поступит. Кстати, в пользу этого предположения говорят и предсказания Малаку о том, что главные нацистские преступники не будут повешены до октября 1946 года.

— Опять Малаку!

— Да. Он попал в один со мной концентрационный лагерь. Мы выбрались оттуда вместе, и сейчас он здесь в Берлине.

Затем Грегори поведал Эрике о том, как он воспользовался оккультными талантами Малаку, чтобы войти в доверие к Гитлеру, и о своем плане, который в случае его реализации положил бы быстрый и эффектный конец карьере маньяка.

— Ах, милый! Если б только тебе это удалось, — воскликнула Эрика. — Герман говорит, что русские будут в Берлине в ближайшие пару недель. Если Гитлер останется в столице и покончит самоубийством, тогда действительно война закончится. А если засядет в баварской крепости, то война протянется еще несколько месяцев. Сколько бесчисленных жертв войны ты бы мог предотвратить, сколько бед и несчастий избежать.

Грегори кивнул:

— Именно этого я и добиваюсь. Но только слишком это непростое дело.

Секунду они помолчали, затем Эрика сказала:

— Кроме грандиозного плана, который ты воплощаешь в жизнь, ты мне так ничего и не рассказал о себе.

— Между прочим, ты тоже о себе не слишком распространялась, — засмеялся он.

— Ну мне, собственно, и не о чем рассказывать. Вплоть до прошлого месяца я продолжала работать в госпитале в Гуэйн Мидз. Старина Пеллинор продолжает жить и работать в своем духе. Стефан и Мадлен счастливы, твой крестник — просто чудо. Но ты-то, ты? Столько месяцев провести в концлагере! И еще этот Малаку опять появился! И тебе удалось найти правильный подход к Герману. Расскажи мне обо всем. Сначала поясни, как ты смог выстоять перед всеми бедами и лишениями? И твоя нога, как она? Очень болит?

— Нет, теперь я уже почти и не замечаю раны. Только когда перенапрягаю ее сверх меры — тогда побаливает.

Вдруг Грегори вспомнил что-то и рассмеялся.

— Что, интересно, тебя так рассмешило?

Он поцеловал Эрику.

— Знаешь, прелесть моя, я ведь воспользовался этим своим увечьем, вернее, самим фактом серьезного ранения, чтобы использовать его как предлог, под которым я всячески избегал прыгнуть в постель к очаровательной женщине.

— Это с кем же? — насторожилась Эрика.

— С Сабиной Тузолто.

— Что?! Опять эта женщина?

— Да.

И Грегори рассказал Эрике, как Сабина прятала его у себя на вилле и спасла от ареста за бродяжничество и от верного финала в застенках гестапо.

Выслушав его историю, Эрика улыбнулась:

— Она моложе меня и очень хороша собой. Так что ты заслужил самые высокие оценки за образцовое поведение, когда устоял перед ее чарами. Да если бы и поддался, то в таких отчаянных обстоятельствах я бы тебя не слишком винила за малодушие. В общем, я на нее зла не держу — напротив, я ей признательна за то, что она подвергала свою жизнь опасности ради твоего спасения. И выиграла в конечном счете только я.