Имам Шамиль. Том первый. Последняя цитадель

– Экий варнак ты, Митька! Пр-рекратить допрос! Кому должно спросют с ирода! – с плеча обрубил урядник. – Тьфу, балабой! Все жеребцуешь? Хохмишь? «Женилка» выросла, покою тебе – чуме не даеть! И всей-то разговоры твоены о бабах. Гляди, дожеребцуешь! Выложут тебя тятьки потоптанных тобой девок. И поделом!

– Да мы сами с усами, ваш бродь! – рьяно поднялись казаки. – Не горюй, Авдеич. Мы ему перекрут мудей, ак бугаю зараз сделаем! Так, дозволишь, чай, «трофею» обмыть? Ишь ты, при них одних буйволов полста голов, да баранты немерено…

– Так как же? Грех казака маять…

– О-ох, горе-е… Все слабину иш-шите! – Урядник зло потурсучил посеребренную бороду. – Кто дозор держать будя?

– Так ить держуть: Бутков Федот и Никитка Маврин…

– Да черт-то с вами! Но чоб носок в стремя и хвост с гривой не путать! Атаман Нехлудов враз чубы на кулак намотает. И за дикими дозор держать! Не то с ангелами пить будете.

– Обижа-ашь, Авдеич…

– Ажли мы не из тех же казацких ворот на свет вышли?

Петька Серп шлепком высадил пробку, налил братину вровень с выщербленными краями, подмигнул станичникам.

– Э-эх, бабы! Любите нас, пока мы живы. Нуть, вздрогнем!

* * *

Истекло уже несколько минут. Но Магомед будто окаменел в седле. Странное гнетущее оцепенение сковало все его мысли и чувства. В пульсирующем сознании бодрствовала только тревога перед возможной опасностью, беспокойство за жизнь людей.

Скрытый в тенистом сумраке векового дуба, опираясь ладонью о его необъятный ствол, он чувствовал теплую шершавую поверхность коры, чувствовал и проступавшую сквозь разломы и трещины прохладную сердцевину, по которой неслышно двигались и давили вверх соки Матери-земли, распускались в птичьей высоте могучей вольной резной листвой.

Глядя на казаков, он не испытал страха. Встречи и стычки с урусами были часты и приучили его быть хладнокровным. Но почему-то в этот раз, сидевшие у костра гяуры, внушали смутную тревогу. У него было ощущение, что ледяной ветер входил ему в грудь, а из спины выходил холод.

…Приглушенный стук копыт, заставил его быстро обернуться

– Кони не стоят на месте. Что решил? Люди ждут твоего слова.

Али говорил тихо, с бесстрастным лицом, по которому скользили сквозь листву розоватые тени заката. Его спина была пряма, как древко копья, кавалерийский короткоствольный штуцер лежал наготове поперек седла.

– Хочу, чтобы вы остались здесь. Держите гяуров под прицелом своих ружей и стрел. Я поеду один к ним. Аллах милостив, возможно, смогу договориться. Там видно будет.

– Давай это сделаю я, брат! – голос Али был негромок, слова тверды, как пули.

– Гуро! Забудь! Это мое дело. Слушай меня! – решительно сказал Маги. – Мы

здесь, чтобы вызволить правоверных. Волла-ги! Дагестан – самая красивая и лучшая страна на земле. И мы – ее сыновья – дагестанцы – самый красивый и лучший народ!

– Уо! Эта сабля, – он в мгновенье ока извлек из ножен кривой клинок, – принадлежала еще моему деду! Потом служила отцу… И я, сын Исы, хочу поклясться на ее булате, перед вами, нашими горами и могилами предков, – в верности Всевышнему и Дагестану! Билла-ги! Эта сабля не раз умывалась кровью нечестивых свиней, от рук которых, пали наши отцы и деды. Многие из нас еще падут в борьбе и не доживут до счастливых времен… Но мы поклянемся, что во имя наших гор нам не жалко и жизни. Хо! Иншалла!

– Аллах Акбар!

– Аллах Акбар!!

– Аллах Акба-арр!!!

Одноглазый Маги, держа ясный полумесяц клинка, поднял его над папахой. Старый Юсуф просветлел лицом, улыбнулся, увидев благородную отточенную сталь, ослепительно горевшую в ладонях мюрида из Урады. Душа Ножа был доволен еще и потому, что вдруг ощутил крепкий радостный толчок в грудь. Ликовало суровое сердце старого воина, пела исстрадавшаяся от горя, ожесточенная душа. Как никогда, он чувствовал вместе со своими юными сыновьями Гани и Мусой, – огненное единство в рядах горцев. Воля и крепость, сила и непреклонная вера бились в черных глазах. Видел он, как жадно, нетерпеливо смотрели его сыновья и другие, на смелого мюрида, следили за его быстрыми, точными движениями. Взволнованные, просветленные, словно их наполняла сила, перелившаяся из солнечного клинка, джигиты с нетерпением ждали приказа-амру.

Глава 3

В 1856 году главнокомандующим Кавказской армии, генерал– фельдмаршалом князем А. И. Барятинским Его Величеству Императору Александру II, на зеленое сукно стола, был положен детальный план завершения войны с горцами. Кавказская кампания – самая длинная война в истории России, тянувшаяся почти шестьдесят лет и стоившая метрополии огромных финансовых и бесчисленных человеческих жертв, подходила к своему логическому завершению. И решительно всем в ней не терпелось поставить точку. Н– да… Это была беспримерная по кровопролитию война, которая потребовала от своих героев не только мужества, но и изощренного коварства. Война,– победа в которой завершила строительство самой великой из мировых империй.

План главнокомандующего не только развивал идеи легендарного генерала А. П. Ермолова, но и был дополнен проектом разделения кавказского театра на военные округа, командующим которыми представлялась достаточно широкая самостоятельность в рамках общего руководства со стороны наместника.

Государь, внимательно изучив представленный план князя, одобрил эту концепцию, ставшую прообразом военной реформы семидесятых годов XIX столетия.

Результатом «сего Высочайшего одобрения» стало решительное, повсеместное возобновление наступательных операций русских войск на Кавказе, приостановленных в годы Крымской войны. «Было начато концентрическое движение русских войск в глубину Чечни и Дагестана. Последовательными яростными ударами, оголтелый в своем религиозном фанатизме, противник был опрокинут, выбит из непреступных цитаделей и оттеснен в горы. Все делалось теперь методично, основательно, не на страх, а на совесть».⁴

Основная задача армии: лишение имама Шамиля свободы передвижения по лесистой предгорной местности. Уж что-что, а молниеносные, кинжальные атаки мюридов, русский солдат изведал с лихвой. И не раз, и не два, умылся собственной кровью.

То верно… Стремительные переходы делали Имама и его хищные скопища неуловимыми и вездесущими «демонами»…

Следовало, – костьми лечь, но сделать так, чтобы они стали видимыми и предсказуемыми.

– Эх, ладило б тебя на осину, Шмель Иванович!– ворчали в усы у бивачных костров ветераны.

– Шоб тебе на штыке поторчать!..

– Ан, погодь, стервец… Погодь, покастун… Не долго тебе осталось русское мясо клевать. Ево высокопревосходительство дюже крут и скор с вашим братом. Ей, Бо… Он, сокол, козявок не ловит, заставит вас, сволочей, жрать конско дерьмо.

Целые батальоны под прикрытием казачьих сотен и драгун «денно и ношно» рубили широкие лесные просеки, расчертившие Чечню и Дагестан концентрическими кругами и пересекающими их радиальными линиями. А в узловых точках этой стратегической сети закладывались русские крепости и форты.