Имам Шамиль. Том второй. Мюршид Гобзало – огненная тропа

Обзор был прекрасным. Его единственный, потому ещё более зоркий и цепкий глаз, зачарованно глядел на тревожные краски заката. На чисто-белые громады гор с призрачными очертаниями, на явственную воздушную линию их вершин и далёкого неба.

Ай-е! С данной возвышенности, как ни с какой другой на этой тропе, ощущалась вся даль между ним – песчинкой, горами и небом; вся грандиозность и вся бесконечность сей величественной красоты. Снежные пики, казалось, плыли по горизонту, блестя на клонящемся к западу солнце, своими нежно-розоватыми вершинами. От них веяло дикой свободой, первозданной чистотой и знобящей прохладой.

…Он перевёл взор: там, на юго-востоке, за необозримым нагромождением скалистых хребтов, подобно абреку-кровнику, скрывался заоблачный Гуниб. Магомед горько усмехнулся. Ему пришли на память последние, услышанные им, слова Имама Шамиля:

«Братья мои! От судьбы не уйдёшь. На всё воля Всевышнего. Сидя на коне в отаре не спрячешься. А я, как и вы, – на коне. Да… У Белого Царя руки длинные, и неисчислимы его полки. Но есть места в Дагестане, куда и Ему не дотянуться. Волла-ги! Мы пойдём на Гуниб-Даг. Поднимемся на его поднебесное плато, запасёмся провизией, порохом, ядрами и свинцом; всемирно укрепим горные тропы неприступными стенами-башнями, и дадим гяурам последний бой! Верю, Милостивый Аллах да не забудет своих сынов…И да не отвернётся от них в суровый час испытаний. Так было прежде, так будет ныне. И знайте: коли урусам и суждено будет взять Гуниб, они выиграют только битву, но не Газават! Билла-ги! Наши внуки и правнуки ещё не раз отомстят поганым псам за нас, обрушив на них праведные гроздья Кавказского гнева! Аллах Акбар! Иншалла!».

Вдыхая чудные запахи цветущих соцветий шиповника, барбариса, нежный розовый, жёлтый свет скальных цветов, он оглядчиво тронул коня. Был благодарен Небу за этот счастливый зигзаг судьбы, уберёгший его от гибели; за эти напоённые свежестью горные склоны, зелёный блеск солнца на ветке придорожной чинары, за слюдяные проблески разноцветных стрекоз и белое трепетание бабочек.

Одно властно и кроваво перечёркивало всю эту божественную красоту, низвергало сердце с горней высоты в тёмную бездну отчаянья. Перед глазами продолжал трещать и лопаться солнечный мир!.. Воздух был нашпигован свистящей смертью, и мчавшиеся на конях мюриды, то тут, то там внезапно вскидывали руки, дырявленные свинцом, срывались с сёдел под копыта казачьих коней и шашек, кто, молча, срезанный насмерть, кто корчился и хрипел, задыхаясь в предсмертных муках. «Гобзало!» – мысль о суровом мюршиде обложила льдом грудь Магомеда.

– Хужа Алла… – прошептал он, чувствуя, как сжимается в мозгу холодный узел страха. Он продолжил спуск по тропе, не в силах поверить в этот стремительный и трагический поворот событий. В висках пульсировала боль, желудок свело, он почувствовал себя разбитым до последнего сустава. – Э-ээ…что я скажу ему? Горе мне! Как посмотреть в глаза? Шакал я самолюбивый! Лишь свой лай слышу. Вай! У подлого только и славы, что большой тухум! Ведь было приказано мне: не вступать в схватку с гяурами, лишь следить за врагом и вовремя упредить о его приближении! Э-э-эй…Дадай-ии!!

Страшная правда клещами схватила сердце. Перед взором снова возник суровый образ наставника и его напутственные слова сами собой зазвучали в ушах. «Помни, брат, что защищаешь землю, где родились и жили наши предки, где покоятся их кости, и не уступай в храбрости им! Много сил положили они на защиту наших гор, их священной кровью до самой сердцевины пропитана земля! Теперь – наш черёд, Магомед… Только помни наказ Шамиля: «Шашек из ножен не вынимать! Гяуры не должны обнаружить вас». Помни и мой наказ, брат. До моего возвращения – чтобы новая пыль не осела на копытах ваших коней. Береги вверенных тебе людей…Чего бы это тебе ни стоило».

Одноглазый Маги внутренне содрогнулся. «Вай-ме! Колдовская сила заворожила меня… Шайтан толкнул на необдуманный шаг! Э-э, пр-рощай моя честь! Уж лучше бы меня сразила пуля неверных… Или самому взять кинжал да перерезать себе горло».

Так, обуреваемый чёрными мыслями, он рысил краем тропы по траве, почти крадучись, когда, чу! – далеко впереди услышал шорохи и хруст камней. Тотчас, бесшумно съехал в сторону, спрятался за скалой, взвёл курок и стал ждать.

Синий сумрак расселины поглотил его с конём. Нагретые солнцем плечи ощущали влажный тяжёлый воздух, стекавший с замшелых стен. Раздутые по-волчьи ноздри впитывали чистый дух близкого родника. Напряжённый взор успел разглядеть тёмные сырые потёки на базальтовых глыбах, обрывок перламутровой паутины, бесшумный проблеск крапчатых, с изумрудным отливом птичьих крыльев.

Губы Одноглазого беззвучно повторяли молитву…вдруг, впереди, за поворотом, где вновь открывалась бездонная пасть каньона, послышался отчётливый стук копыт по песку: чек-чак, чек-чак…чек-чак…

Маги молниеносно вскинул винтовку к плечу; поймал на мушку тропу, палец уверенно лёг на спусковой крючок.

…Чек-чак, чек-чак!..

– Уф Алла!.. Стежка пота сорвалась с его лба. – Он с облегчением выдохнул, положив карабин поперёк седла. На тропе, залитой солнцем, как факел, вспыхнула пунцовая черкеска Отрубленной Руки.

– Уо! Не стреляй, Месело! Это я, брат! Салам…

Поворачивая морду коня так, что тот, часто переступая, пошёл боком, Магомед выехал из укрытия, – крикнул, скаля белые зубы.

– Аллах Милостив…Рад, что вижу тебя без пули во лбу!

Месело, мгновение назад враждебно сосредоточенный, опустил свой кавалерийский штуцер, дикая весёлая искра сверкнула в его ярких ястребиных глазах.

– Алейкум салам! Видел кого ещё? – подъезжая почти вплотную, с надеждой бросил он.

– Нет, никого…– сбивая черенком плётки папаху с бровей на лоб, буркнул Одноглазый. – А ты?

– Сайпулаг убит. Машид убит. Гасан тоже…Волла-ги! Больше никого не видел.

– Они уже в раю!.. – мрачно скрепил Магомед, прежде чем рот ему сомкнула злая судорога. – Мы отомстим за вас, братья.

– Проклятые белые псы! Дэлль мостугай! Всех резать надо! Ва! Что делать будем?

Сын Исы поймал на себе чёрно-карее дрожание свирепых глаз Месело. Уо! В них была ярость, неистовая слепая страсть резать и убивать урусов.

– Билла-ги! Что делать будем? – нетерпеливо прорычал он.

– Едем в Гуниб. Надо пробиваться к Шамилю.

– Как же Гобзало? Он найдёт нас? – ястребиные глаза Отрубленной Руки неподвижно глядели почти в самый центр лба урадинца.

– Он? – Маги хищно улыбнулся – белозубо и тонко, спокойно ответил. – Гобзало волк. Всем волкам волк. Хо! Он читает следы, как мулла Коран. Он найдёт. Только, что я скажу ему? – хрипло процедил Магомед. Словно кто-то пытался перерезать ему глотку, но немного повредил голосовые связки.

Бородатый Месело несколько мгновений испытующе смотрел на побратима, потом тоже улыбнулся, показав ряд сломанных в драках зубов. Зловещая улыбка стала шире, пока не превратилась в ножевой порез, пересекающий его лицо.

– Э-э! Как было, так и скажем. Что-о!? С ним не могло такое случиться? Талла-ги! Думаешь, он…оставил бы наших братьев в беде? Не забывай, урадинец… – в смоляной бороде насмешливо искрились розоватые близкие губы, под воздетой крылатой бровью, сыро сверкнул чёрно-аспидный глаз, и Магомед услышал надменно-медленный голос:

– Они были воины Аллаха, как и мы с тобой…Выживает сильнейший, брат. Слабый должен быть уничтожен. Так гласит со времён сотворения мира – суровый адат гор. Воин-гази, как и шахид-смертник, знает: его смерть при каждом вздохе – в шаге от него. Э-э, всё пр-росто и яс-сно, как сама жизнь.