Именем Анны

Заставить Лента слушаться оказалось несложно. Под строгим взглядом Савилы, он зарядил телефон и поговорил с отцом, тогда же попросив у него отсрочку, чтобы «рассчитаться с местными долгами». Потом они разработали жёсткий план занятий и практики. Причём, оба прекрасно понимали, что Лент соглашается на все условия Савилы исключительно потому, что отец так и не смог сказать ему ничего вразумительного в отношении Мины. Никаких следов.

К двум проснулась ничего не понимающая Алевтина и, обнаружив на кухне новую хозяйку, взволновано запричитала – проспала-то сутки!

Потом позвонили в дверь, и Лент подумал, что всё происходящее закономерно. Открывая – он точно знал, кого увидит, и заранее заготовил безмятежную улыбку для обеспокоенной Любочки. Вот все и в сборе. Кризисные моменты его жизни всегда обнажали мясо до кости – вот она его кость, его костяк, самые дорогие ему ведьмы и помощница, пока непосвящённая, а значит, самое время созывать семейный совет.

Глава 12

Что нужно для совета? Традиционно – круглый стол. Круглый стол в доме был. Оставалось временно смахнуть с него конспекты.

Они пили чай и закусывали сладкими бубликами, Алевтина курсировала между гостиной и кухней, освежая заварку, а Лент раздумывал, как бы так вывернуть, чтобы травмировать Любочку по минимуму. Решение он принял, Любочке нужно всё рассказать, но как воплотить это в жизнь без эмоциональных жертв, не знал. Предупредив Савилу и Алевтину, он пригубил для храбрости третью чашку и обратился наконец к помощнице:

– Любовь Артемьевна, – Любочка немедленно покраснела, и он поправился: – Любочка! Я так рад, что мне представилась возможность познакомить вас сегодня со своей старинной знакомой Савилой Георгиевной…

Любочка тоже была рада. Просто ужасно. Помолчали. Причитания по поводу здоровья и погоды закончились у дам давно, нужно было говорить по делу, но язык не поворачивался.

– Любочка, гм… Я давно хотел вас спросить, как вы относитесь к гаданию? Вот, например, по руке?

Алевтина благодушно закивала, а помощница напряглась: – Как отношусь? Как к определённому искусству, наверное, основанному на предрассудках. Но как инструмент… – Любочка явно не понимала, чего от неё ждут, и «плавала» с ответом. – Чтобы убедить клиента в безосновательности страхов…

Не попал. Попробуем иначе.

– Да-да, инструмент, прекрасно сказано. А как насчёт, видений и предсказаний? – и перевёл взгляд на Савилу. Выручай! Ведьма кивнула, глаза её потемнели и почти сразу же приоткрылись в удивлении: – Мне кажется, вы любите поэзию, Любовь Артемьевна.

Любочка расслабилась и даже улыбнулась, эта тема была ей понятнее, чем гадание по руке, она даже приготовилась что-то ответить, но Савила не дала ей и рта открыть: – Я думаю, Кольридж.

Любочка побледнела и опустила чашку на блюдце, а Савила издала несколько тихих грудных звуков, отдалённо напоминающих смех. Ленту это не понравилось. Совершенно.

– Хм… Савила, позволь…

– Погоди! – скомандовала ведьма и вальяжно развернулась на стуле, разглядывая Любочку с открытым интересом. – Мне есть что сказать, Лент:

Как путник ночью по дороге

Шагает, ужасом объят

И, кинув беглый взгляд назад,

Он только ускоряет шаг

И больше вряд ли обернётся;

Он знает – чёрный страшный враг

Злой демон в темноте крадётся.

– Да что с тобой, Савила? Прекрати пугать мою помощницу! – такого он никак не ожидал. Похоже, ведьма решила испробовать на Любочке какой-то современный метод шоковой терапии. Чёрт!

– Лент, ты дурак, каких мало! Ты посмотри на неё! Куда её пугать? Она живёт в постоянном страхе! Сколько лет? – грозно вопросила Савила Любочку, и та разжала посиневшие губы: – Двадцать.

– Двадцать лет… Да как же ты с ума-то не сошла?

Любочка всхлипнула, и Лент совершенно растерялся. Неужели они о нём?

– Значит так, – Савила включила свой командный голос, что сразу напомнило Ленту о дисциплине, царившей на довоенных клановых советах. Ему такая не удавалось никогда. Женщины… – Эта паскуда тебе не господин, не царь и не бог!

– Не понял, – взбрыкнул Лент, приподнимаясь на стуле. Савила, что же, вознамерилась заняться подрывом его авторитета?!

– Сядь! – она всегда умела заставить его слушаться одним словом. Что ж, может, он и правда не в меру требователен к персоналу, но не до господства же, как он смел надеяться.

– А ты меня слушай, – это Любочке. – Он – нечисть!

Нет, ну вообще…

Шмыгнув носом, Любочка, прошептала: – Совсем не сплю…

Приехали…

– Бедняжка, – от сочувствия в голосе Савилы Любочка расстроилась окончательно и до горьких слёз.

Ик… ик… всхлипывала она, а Савила гладила её по спине, и приговаривала: «Не надо убиваться, бедная моя, и на него найдём управу. Не таких обламывали!» Лент представил себе, как его будут обламывать, в красках и с подробностями. Да что же это такое? Ведь он же не нарочно…

– Любочка, дорогая, – начал он, стараясь не замечать красноречивых знаков Савилы, требующих от него заткнуться. – Скоро мы поедем с вами в Лондон. Я отведу вас в «Хэрродз», и вам подберут там по сумке под каждый…

Не договорил – Любочка завыла в голос.

– Артефакт? – участливо поинтересовалась Савила, и Любочка судорожно кивнула: «Угу».

– Ну хорошо, – выдохнул Лент, совершенно измученный собственной беспомощностью. – Что бы там ни было, я готов извиниться.

На этот раз дамы взвыли в унисон. Любочка, заходясь слезами, а Савила – рыком: – Ну ты даёшь! Да тебе перед ней всю жизнь теперь извиняться! На ней аркан низшего демона, а ты, ведьмак, ни в зуб ногой. Что смотришь?! Борьба с московской нечистью до недавних пор была твоей прямой обязанностью, и что? Твоя же собственная помощница живёт в страхе перед полтергейстом, который на протяжении двадцати лет стягивает с неё по ночам одеяло и сбрасывает книги с полок ей на голову! «Хэрродз», говоришь? Говорят, там можно купить всё. А как насчёт заговорённых саквояжей? Свой она заказывала у кого-то из наших и прячет там документы, чтобы не истлели или не выцвели у неё на глазах. Ну, Лаврентий…

Это было стыдно. Очень стыдно. Лент почувствовал себя самым неблагодарным Лаврентием Петровичем на свете: – Любочка, дорогая, что же вы ни словом-то не обмолвились?

– Так как же, Лаврентий Петрович… Мы же ведомственные… Меня бы в психушку… А у вас лицензия… – Любочка плакала, а Лент медленно осознавал, как глубоко ошибался со своей политикой недоговоров. Двадцать лет эта женщина вела его отчётность и не знала, за услуги какого рода выставляла клиентам счета. Она приходила на работу первой, уходила последней, никогда не говорила о родных и о семье, а он только радовался – идиот – где ещё найдёшь такого идеального сотрудника?