Именем Анны
Шрифт:
К слову о его профессиональном чутье, Лент даже не подозревал тогда о том, сколько усилий положила Анна на его юбилей. Знал, конечно, что ведьмы что-то мутят, получил предупреждение загодя, чтобы ничего не планировал и всё такое, будто у ведьмака бывают планы. Бежишь туда, откуда позовут, и тогда – когда. Но по-своему он старался. Приготовил чёрную водолазку. Они как-то увидели такую в журнале «Некерманн», откуда Анна «воровала» модели своих нарядов. Она сказала, что ему пойдёт, и он достал. Знал бы что они затеяли, заказал бы оркестровый смокинг.
Поверить не могу! Я купила платье! И где?! В ЦУМе, в детском отделе. Сама не знаю, как туда попала – наитие. Тончайший кримплен кораллового оттенка. Сниму воротник-пелерину, чуток укорочу и заужу юбку. До юбилея две недели. Успею! Представляю, как оно будет смотреться с чёрными сапогами-чулками на платформе, только что взяла по знакомству… ммм… закачаешься! Юбиляр! Твоя жена будет первой красавицей банкета!
Глупая.
10 февраля 1969 г. Управилась за один выходной. Не платье – мечта. Выгляжу в нём не хуже Джины Лоллобриджиды, честное слово! В «Труде» пропечатали, что она получила медаль за заслуги перед республикой. Мне нужно такую же ленту в волосы! Сделаю из обрезков. Прочитала всё, что было у Алевтины про переселение душ. Не так уж и много. Есть такой феномен, не совсем переселение и больше силы, чем души, но да, существует. Только для этого нужна не просто жертва, а Жертва. На благо всего мира. Думаю, думаю… может, ей предрекли, что ребёнок не переживёт роды? Но спасение собственного ребёнка сравнимо со спасением мира только в глазах матери. Здесь что-то ещё. Не иначе, мой Ленточка – непростой мальчик. Интересно, а с жёнами что? Вот мне, например, он заменил весь мир. Если я отдам за него жизнь, моя жертва будет соизмерима? Моя душа возродится? Смешно. И грустно. Нужно не забыть расспросить Савилу, не она ли пророчествовала?!
Чтение пришлось прервать. Недавние воспоминания с участием Савилы вытеснили написанное на коричневой бумаге своей свежестью и яркостью. Вот опять. Жертвы. Анна. Жизнь. «Я выбираю твою». Зачем она это сказала. Его жизни ничего не угрожало. Или он просто не знал об этом? Он провёл в анализе несколько часов, глядя в иллюминатор на залитые солнцем облака и, так ничего и не придумав, на подлёте к «Шарль де Голлю» вернулся к дневнику.
Савила клянётся, что ничего такого слыхом не слыхивала, и вообще с Верой Васильевной знакома была шапочно. Ну да, зелёные жёлтым – не друзья (разве что, слуги), кто бы сомневался! Зато очень пригодилось, что Савила заскочила в отсутствие Лента. Я бы не смогла ему объяснить, зачем затеяла сеанс. Кстати, Алевтина говорит «сэанс», умилительно! Все роды просмотрели «покадрово», я кое-что записывала, чтобы не забыть. Схватки начались, когда перевернулись сани, и Вера Васильевна упала в снег. Не думаю, что она сильно ушиблась, но испугалась порядочно, вот и спровоцировала, да и срок уж подходил. Алевтина сказала «не в лоб, так полбу, а рожать придётся» и принялась за свои повитушьи подготовки. На следующий день у Веры поднялась температура. Это было плохо. По Одессе ходила «испанка», а в тот злосчастный день она не только испугалась, но и промокла. Не лучшая комбинация для иммунитета. Слабые схватки, горячка, под окном поклонники, и Пётр Алексеевич в отъезде… но он успел. Влетел, как шальной: «Что ты делаешь со мной, Вера?! Что ты со мной делаешь!», и сразу припал к её руке. Вера Васильевна хрипела и дышала часто. Алевтина удивлялась, почему не кричит, но потом даже поддержала, чем отдавать силы на крик, лучше – на толчки. Быстрее ребёнок выйдет. Когда Алевтина приняла мальчонку в свои руки, роженица стала заговариваться. П.А. как закричит: «Немедленно прекрати!». Алевтина была занята другим, но тут и глядеть не нужно было, почувствовала, как мембрана за спиной расползлась и холодом повеяло. «А Верочка Пётру Алексеевичу и говорит: «Я отдаю ему свою любовь, но не отдаю своё тело. Я люблю Вас, ах, как я Вас люблю…», тогда он спрятал лицо в ладони и зарыдал. Тут она дух и испустила. И сразу закричал малыш. Только что казался безжизненным, и вот уже живой и горластый». Алевтина, добрая душа, всю силу тогда в Веру Васильевну влила, до последней капельки, там и свалилась, поэтому не помнит, кто и когда мембрану закрыл. «Наверное, Пётр Алексеевич. А Верочка ушла. Ничего не помогло». Вот, значит, как проходит переселение душ. Не без помощи из-за Черты. Алевтине я ничего говорить не стала. Савила тоже промолчала. Мы с ней позже поговорим. Хорошо бы ещё разок Алевтину «просмотреть» на предмет того, как именно Вера Васильевна стала заговариваться. Усилить и приблизить. Кто знает, может, такого заклинания в наших конспектах ещё нет – нас всегда интересовало, как дыры латать, а не как их образовывать. Вот тебе и Вера Васильевна. Вот тебе и переселение душ.
Мама?! Жёлтая, называется. В родах, на грани потери сознания, слабым шёпотом открыть мембрану… Фантастика! Лент тёр тогда переносицу от аэропорта до самой гостиницы. Больше читать не стал. Завалился спать. Дочитывал утром, за завтраком, вернее, покончив с ним. Выходить по делам
было рано, пялиться на античные скульптуры внутреннего гостиничного дворика надоело, тетрадь была с ним, и он её раскрыл.Не везёт, так не везёт! Завтра юбилей, а сегодня ночью нас завалило снегом. Утром по точке сказали, что все силы бросят на расчистку основных артерий. А нам, переулочным, что делать? Лаврентий взял садовую лопату – и где только нашёл? – и пошёл помогать дворнику. Лопата, ясно, для прикрытия, снег он разбрасывать не станет. Думаю, подтопит. Передали, кстати, что не только у нас такие снегопады, Таймз Сквер в Нью Йорке тоже занесло. Пусто на улицах. Пусто внутри… Будто кто-то из меня всё нутро выкачал, чтобы чем-то другим заполнить. Не потому ли, что мы так и не разобрались до конца с тайной Лентового рождения? Кем нужно родиться, чтобы стать достойным Жертвы? Прав ли П.А., обвиняющий меня в создании помех чему-то большему? Я от этих вопросов с ума сойду.
Лент, пожалуй, тоже сойдёт. Со вчерашнего дня ничего путного он так и не придумал. Мало информации для дедукции. Анна записывала не всё, а только то, что казалось важным ей. Значит, если он когда-нибудь захочет разобраться в событиях прошлых лет, ему придётся идти на поклон к отцу. Что ж, совсем скоро ему предоставиться море таких возможностей. Через месяц, в субботу, шестнадцатого февраля, они отметят его столетие, а на девятнадцатое заказаны билеты в Лондон. Он полетел бы и семнадцатого, но Любочка справедливо рассудила, что мало ли. Был на их памяти корпоратив, после которого пришлось официально оценивать ущерб…
17 февраля. Ну вот я всё и узнала. До смешного просто оказалось… Только, не всё можно доверить бумаге, а людям и того меньше.
Эта запись неожиданно оказалась последней. Вернее, последней из заинтересовавших Лента. Последующие страницы содержали всё, что угодно, кроме дневника. Убедившись в их бесполезности – разве что Анна неожиданно увлеклась криптографией и зашифровала тайные послания в набросках пошивочных выкроек – он снова и снова возвращался к последней записи от семнадцатого февраля. Что такого она узнала о нём, что не решилась доверить ни бумаге, ни людям? На душе скребло, и он надеялся, что поиски Додо его отвлекут. Они и отвлекали. До упоминания о письме. «Не ищите меня. Именем Анны».
Да уж. Для того, чтобы понять, кому адресовано это письмо, не нужно быть семи пядей во лбу, и синий лоб Лента интересовало сейчас совсем другое – откуда Мина узнала об Анне. Возможно, он что-то упоминал вскользь, во всяком случае, гарантий противоположного он дать не мог, слишком многое в его жизни было связано с женой. Но для такого заявления со стороны Мины требовалось больше, чем простое упоминание. Мина ссылалась на неё, просила её именем! Чёрт!
Он хотел рассердиться, как сердился, когда узнавал о внутри-клановых склоках, в которых зачастую не видел никакого смысла и списывал на «бабские штучки», но сердиться не получалось. В сердце поселилось неотступающее, упрямое волнение. Чесались руки позвонить отцу, не дожидаясь энного удобного случая. А лучше и вовсе подъехать, вот так, без приглашения, воспользовавшись элементом сюрприза. А почему нет?
Глава 17
– Отец!
– Ты не вовремя, сын.
По терракотовой плитке коридора таунхауса на Коннот Сквер навстречу Ленту шёл королевский советник, и в этом не было никаких сомнений. Строгий тёмный костюм, хрустящий, как только что от портного (ни пылинки, ни складки), белая рубашка, галстук с массивной булавкой (не той, что удивляла Лента в октябре, но тоже специальной) под цвет седины в русых волосах, ничуть не редких и аккуратно постриженных. Звание королевского советника не просто шло ему, оно шло рядом с ним, улыбаясь и раскланиваясь.
Отец перебросил пальто чёрного кашемира с одной руки на другую, освобождая пятерню для приветствия или, напротив, для отрицательного жеста – ведь Лент же не вовремя! – но передумал:
– Впрочем, поедешь со мной.
– Нам нужно поговорить.
Лент не собирался никуда ехать, но это, похоже, не обсуждалось. Отец прошёл мимо и вышел в предупредительно открытую перед ним дверь. Шофёр серого «Бентли» у порога был не менее предупредителен, встречал пассажиров снаружи.
– По дороге поговорим. Чёртовы Штаты. Президентский визит снова отложен. Его команда меня поражает. Что хотят, то и делают, замена на замене сидит и отменой погоняет. Но что интересно, никогда не встречал на подобных должностях настолько милых и обходительных молодых людей. В нашей работе ставку обычно делают на профессионализм, а он поступает в пакете с возрастом и выдержкой, граничащей с сухостью. Да уж. Королева к такому не привыкла. Тессе привычнее, но и она уже на пределе.
Под Тессой, вероятно, подразумевалась премьер-министр, но в исполнении отца это прозвучало не фамильярно, а скорее, по-отцовски, с сопереживанием. Автомобиль принял одного за другим своих пассажиров, затем шофера, закрыл двери и покатил по мостовой. Шёл мягко, покачивая рессорами, благоухал дорогой кожей и отцовским одеколоном, и тикал в полной тишине поворотниками. «Бентли» хороший мальчик – подумал Лент о машине, как о собаке.
Отец отстучал по подлокотнику пальцами какой-то ритм и отбросил пальто на сидение между собой и сыном: – Говори, чем могу помочь?