Именем закона. Сборник № 1

Телефон Корнилова молчал. Дежурный по Управлению уголовного розыска доложил, что полковник уехал на Васильевский остров, на происшествие. Вместе со следователем Медниковым.

32

— Самоубийство, — сказал врач, когда Корнилов, пройдя через крошечную прихожую, очутился в кабинете Звонарева.

На диване, покрытый простыней, лежал бывший хозяин.

«Если ничего не найдем, ниточка прервется», — подумал Игорь Васильевич, наблюдая, как методично просматривает одну книгу за другой эксперт Коршунов.

— Судя по всему, проглотил пятьдесят таблеток снотворного, — продолжал врач. Говорил он тихо, словно боялся помешать экспертам и следователю. — И запил коньяком. Молодой, может быть, и выдержал бы…

Початая бутылка коньяка стояла на журнальном столике, и Медников готовил коробку, чтобы упаковать ее. Рядом лежали бело-зеленые упаковки от таблеток.

— Можно увозить? — спросил врач у Корнилова, показав на покойника.

— Если у следователя нет возражений…

— Нет. Я уже спрашивал.

Корнилов перешел в следующую комнату. Здесь Бугаев потрошил шкаф с одеждой. В его движениях не было методичности эксперта, перебиравшего книги. Он хватался то за одну вещь, то за другую, то стоял в раздумий, но Игорь Васильевич знал, что майор ничего не упустит.

Старушка с жадными глазами (понятая, решил Игорь Васильевич) смирно сидела на стуле, встречая каждую новую вещь приценивающимся взглядом.

Увидев полковника, Бугаев взял со стола и молча протянул Корнилову коробку из-под кубинских сигар. Полковник открыл крышку. И без экспертизы было видно, что в коробке долгие годы пролежало оружие. Судя по легкой засаленной тени — пистолет.

— Понятно… — невесело сказал Корнилов и подумал о том, что сам пистолет, наверное, уже заносит невским илом. — Телеграмму, конечно, не нашли?

— Нашли, — усмехнулся майор. — Лежала на самом видном месте. «Дорогой Юрий Кононович сердечно поздравляем с юбилеем помним все хорошее Бабушкины».

— Неплохо.

— Я связался с ребятами из Гатчины, — сказал Семен. — Попросил срочно выяснить, кто ее подавал.

«Ничего они не выяснят, — подумал Корнилов. — Ни-че-го. Этот Поляков прошел не только огонь и воду… — Он вдруг сразу потерял интерес к делу. — Какая разница, сумеем мы доказать, что Звонарев убил и Борю, и старика, или не сумеем. Теперь это всего лишь формальность. А дело Бабушкина так и останется непересмотренным».

Ему захотелось плюнуть на все и уйти. И главное — молчать. Ни с кем ни слова. День, два… Пока не появится снова желание заговорить. Корнилов вспомнил, что однажды уже испытал такое состояние. В детстве. В сорок пятом. У матери украли продовольственные карточки, и Игорь купил на Сытном рынке буханку хлеба, истратив все имеющиеся в доме деньги. По дороге домой он даже отщипнул вкусную корочку — никак не мог удержаться. А когда стал резать хлеб, нож скользнул по буханке и порезал палец. Еще не веря в предчувствие, не обращая внимания на льющуюся кровь, Корнилов содрал корку и увидел под ней деревянный брусок.

— Сеня, ищи диктофон, — сказал он тихо. — Ищи ключи от машины. Ты знаешь, что еще искать! Дача у него была?

— В Сиверской.

— И там все перекопаем! — Корнилов говорил, превозмогая в себе желание молчать.

Когда Бугаев и Медников, запечатав квартиру Звонарева, спускались по лестнице, Семен вспомнил про пенсионера, вызвавшего водопроводчика, и остановился.

— Но краны-то везде были закрыты! — сказал он озадаченно.

— Ты о чем? — поинтересовался следователь.

— Панику поднял нижний жилец. Его квартиру залило! — Семен подошел к двери, позвонил. Дверь тут же распахнулась. Хозяин стоял на пороге. Он был в майке и пижамных штанах с подтяжками.

— Сильно вас залило? — спросил Бугаев.

Мужчина смутился.

— Понимаете, такое дело… — Он подергал свои подтяжки и виновато улыбнулся: — Запаниковал я. Вода по квартире гуляет, паркет пухнет. Вот, думаю, Звонарь залил! Побежал к нему — молчит. Я за слесарем. В свою ванную и не заглянул. А жена — дура, — «дуру» он произнес шепотом, — белье замочила и кран оставила открытым.

— Ложная тревога? — Семен усмехнулся. Покосился на Медникова, внимательно слушавшего разговор.

Мужчина вздохнул.

33

Телеграмма Звонареву была отправлена с вокзала Гатчина — Варшавская. Телеграфистка вспомнила, что ее принес мальчик лет двенадцати. Никаких особых примет — мальчик как мальчик.

В графе обратный адрес стояло:

«Гатчина, проездом. Бабушкина Н. С.»

Ни сберкнижек, ни особых ценностей у Звонарева не оказалось. Только несколько золотых монет старой чеканки.

Дача Звонарева стояла на отлете от поселка. Невзрачный бревенчатый домик с подслеповатыми окнами. Полтора десятка вымерзших яблонь придавали участку заброшенный вид. Да и внутри дома царило запустение: годами не мытый пол, обрывки старых истлевших занавесок на окнах. Несвежее белье на постели. Подпол был забит продуктами. Сотни банок с консервами, со сгущенным молоком. Бутылки подсолнечного масла, жестяные банки с оливками. На всем лежал густой слой коричневой пыли. Как будто хозяин уже давно потерял интерес к своим запасам.

Но следы недавнего пребывания хозяина на даче все же имелись — прямо на грядках чернело большое кострище. И соседи подтвердили, что Звонарев приезжал днями, проводил в доме уборку, жег костер.

У Корнилова мелькнула мысль о том, что в этом костре сгорел и диктофон Лежнева. Но как ни просеивали пепел, никаких его останков не нашли. Только несколько металлических пуговиц и на стальном колечке — ключи от машины.

Ключи эти подошли к машине Бориса Лежнева.

Изабелла Соловьева ПЕЙЗАЖ С ТИГРОМ

Нет, никаких дурных предчувствий у меня не было, и с дачи в субботу я вернулась по чистой случайности. Я уже в отпуске, могла бы и не приезжать, и тогда вся эта история пошла бы, возможно, другими путями. Но случилось то, что случилось…

В пятницу, в последний рабочий день, когда я уже подкрашивалась, чтобы ехать в главк, оттуда позвонили и перенесли встречу на понедельник, у них произошло какое-то совещание. Начальник мой обещал два отгула, если я в понедельник все-таки приеду.