Именем закона. Сборник № 3

— Вы давно знали Надежду Андреевну?

Голованов опустил голову и закрыл глаза.

— Давно… — Он открыл глаза и посмотрел на меня. — Мне неловко говорить об этом, но обстоятельства вынуждают… Мы с Надей были в близких отношениях. Три с лишним года. Говорю об этом, чтобы упредить кривотолки и сплетни. О наших отношениях знают все, но делают вид, что никто ничего не знает. До определенного момента. Я любил Надю, и она меня любила. Из-за нее я бросил семью. Не из-за нее, конечно, из-за себя. Мы собирались пожениться. Но произошел разрыв. По моей вине.

Голованов замолк. Он ждал вопросов. А я молчал, удивленный новостью и испытывая неловкость оттого, что придется расспрашивать человека об отношениях с женщиной, которую он любил. Он как будто понял, почему я молчу, и сказал:

— Да, по моей вине. Это произошло после того, как поставили мою пьесу. Во мне тогда появилось что-то новое. Возомнил себя великим драматургом, а великим все дозволено. Головокружение от успеха. Спектакль действительно пользовался успехом. У Нади характер был не из легких. Нередко без видимой причины впадала в хандру, мелочь вызывала ярость. Я старался приноровиться, понимая, что она иной эмоциональной конституции, нежели большинство смертных, она — актриса. После премьеры я как-то забыл об этом. Все чаще передо мною вставал вопрос, извечный вопрос: «Почему я?» То есть почему я должен терпеть ее характер, дескать, пусть терпит другой. Пошло, но так. Мы снимали квартиру. После развода я все оставил жене. У Нади тогда тоже не было квартиры. Так что жили мы с ней неустроенные. Два или три раза я не ночевал дома, оставался у приятелей. Вседозволенность набирала силу. В спектакле по моей пьесе играла небольшую роль молоденькая смазливая актриса. При случае она проявляла расположенность ко мне. Лечь в постель с режиссером и получить главную роль возможно. Но драматург ничего не решает в спектакле по собственной пьесе. Она еще не знала этого. Была неопытной. Короче, я изменил Наде. А Надя еще до моего возвращения домой знала обо всем. Мои вещи были собраны и решение принято. Расстались без скандала и объяснений.

— Как вы познакомились с Надеждой Андреевной?

— Я приехал в отпуск из Японии, где по ночам писал свою первую пьесу. Кто-то из друзей посоветовал обратиться к Андронову. Андронов, на удивление, быстро — через неделю — позвонил мне, сказал, что пьеса ему понравилась, и пригласил на «Бесприданницу». Надя играла Ларису. У Андронова были серьезные замечания по моей пьесе. Я решил перенести разговор в ресторан. Вышли из театра. Я открывал дверь машины, когда появилась Надя. Андронов познакомил нас. Я предложил подвезти ее. Жила она тогда, как потом выяснилось, у матери на улице Красина, рядом с Тишинским рынком. По дороге я передумал везти ее сразу домой. Мне захотелось сначала накормить ее. Я тогда готов был накормить весь мир. Вам знакомо состояние эйфории? Наверно, нет. Вы же не писали пьесы.

Я пьесы писал и радостное настроение и чувство довольства, не соответствующее объективным обстоятельствам, испытал. Но это было в той жизни, в Тбилиси, когда я еще не служил в милиции, а в этой никто ничего не знал. Мне не хотелось говорить о той жизни даже близким, а тем более свидетелю по делу.

— Как сложились ваши отношения после разрыва?

— Никак. То есть до прошлого года мы не разговаривали. Абсурд. Надя не могла меня простить. Такой уж у нее был характер. Но я к ней сохранил самые теплые чувства, благодарность за наши совместные годы. Я знал о ней почти все. Жалел ее, сочувствовал. В театре плохо, в кино вообще о ней забыли. Личная жизнь тоже без радости. Помочь Наде я, конечно, не мог, но дружески поддержать мог. Не решался. Боялся, что отвергнет мои попытки. Боялся, что неправильно истолкует мои намерения. Не скрою, жила во мне обида. Как же так можно вычеркнуть из памяти то светлое, радостное, что было между нами? Почти четыре года! Вовсе и не любила она меня, думал я. В прошлом году, когда Виктор, я имею в виду Рахманина, переселился к Наде и все заговорили о том, что она выходит замуж, мне на глаза в театре попалась пьеса Виктора. Есть вещи, которые выше наших личных счетов, раздоров, чувств. Это — талант. У Виктора большой талант. Я пришел к Наде с цветами, поздравлениями и пожеланиями счастья. Я всегда желал ей счастья, даже когда она меня игнорировала. Посидели, поплакали, вспоминая прошлое. Виктор ничего не понимал. Но он знал, что Надя играла в спектакле по моей пьесе. На меня он смотрел снисходительно. Старый сентиментальный человек. Идите, смена уже пришла.

— В альбоме «Н. Комиссарова в театре» на первом листе фотография некой Скарской. Вы не знаете, кто такая Скарская?

— Надежда Федоровна Скарская — сестра Веры Федоровны Комиссаржевской. Знаменитая актриса. Скарская — псевдоним. Вместе с мужем Павлом Павловичем Гайдебуровым Надежда Федоровна организовала Первый передвижной драматический театр. Существовал, между прочим, до двадцать восьмого года.

— Какая связь между «Н. Комиссарова в театре» и Скарской?

— Непростой вопрос, чтобы ответить на него однозначно. Тут, во всяком случае для меня, много загадок. Попробую объяснить. Сначала о Скарской. Надежда Федоровна была красавицей, и видимо, это сыграло решающую роль в ее судьбе. И не только в ее судьбе, но и в судьбе сестры — Веры Федоровны Комиссаржевской. Вера Федоровна однажды застала мужа, графа Муравьева, с сестрой. Они целовались. Вера Федоровна покинула имение мужа и уехала в Петербург, где, как вам известно, она стала актрисой. Надежда Федоровна же вышла замуж за графа Муравьева, но вскоре от него ушла. Муравьев был не только бабником, но и деспотом, самодуром. Надежда Федоровна, как и Вера Федоровна, а сестры находились в ссоре, обосновалась в Петербурге, вышла замуж за Павла Павловича Гайдебурова, играла с мужем в любительских спектаклях и мечтала организовать театр, который ездил бы по стране и приобщал бы народ к искусству. Супругам удалось создать такой театр. В девятьсот пятом году Первый передвижной драматический театр был открыт постановкой пьесы норвежского драматурга Бьернсона «Свыше нашей силы». Спектакль продержался двадцать лет. Скарская играла в ней главную женскую роль. Как принято говорить, она состоялась как актриса. Тогда уже знаменитая Вера Федоровна Комиссаржевская, посмотрев спектакль, пришла за кулисы и обняла Надежду Федоровну. Так сестры помирились. Скарская играла много, но в истории театра ее имя сохранилось значительно меньше, чем Веры Федоровны Комиссаржевской. В отличие от Веры Федоровны, умершей в девятьсот десятом году в сорокашестилетнем возрасте, Надежда Федоровна дожила до глубокой старости — до девяноста двух лет — и умерла в пятьдесят девятом году. Ее похоронили в Александро-Невской лавре, в Некрополе, рядом с знаменитой сестрой. А Гайдебуров умер год спустя.

— Скарская была кумиром Надежды Андреевны?

— Все гораздо сложнее. Не знаю, насколько это правда, но Надя говорила мне, что Скарская ее родственница со стороны матери, отец которой, то есть Надин дед, в семнадцатом году, дескать, отдавая дань времени, усек свою фамилию Комиссаржевский до Комиссарова, сделав ее более революционно звучащей.

— Надежда Андреевна носила материнскую фамилию?

— Да. Отец Нади погиб при загадочных обстоятельствах, он работал в органах безопасности. Надя избегала разговоров об отце. Как я понял, она вынужденно взяла фамилию матери. Родители назвали ее Надеждой в честь именитой родственницы — Надежды Федоровны Скарской.

— Надежда Андреевна поддерживала связь со Скарской?

— Да, с тех пор как Скарская посетила школу, в которой училась Надя. Надежда Федоровна давала Наде уроки. Но в конце жизни Скарской связь нарушилась. Когда Надя узнала, что Скарская в Доме ветеранов сцены, помчалась к ней с гостинцами, но та то ли не узнала Надю, то ли еще что, чем очень огорчила Надю. Несмотря на холодный прием, Надя еще раз навестила Скарскую. Надежде Федоровне шел уже девяносто второй год. Надя навезла кучу ненужных вещей, потратив массу денег. Это очень похоже на Надю. Позже, узнав о смерти Надежды Федоровны, ни с кем не разговаривала ни о чем, кроме как о смерти Скарской. Она всем говорила: «Скарская скончалась». Люди пожимали плечами: «А кто такая Скарская?» Рассказывая это спустя много лет, Надя плакала. «Представляешь, ее забыли. Они не знали, кто такая Скарская, потому что она не умерла в зените своей славы». Действительно, кто помнил Надежду Федоровну Скарскую? Два-три человека только и знали, кто такая Скарская, да и то потому, что в свое время Надя прожужжала им уши этим именем.

— Виталий Аверьянович, вы знакомы с матерью Надежды Андреевны?

— Нет. В тот период между Надей и ее матерью были натянутые отношения. О причине Надя не хотела говорить, но мне кажется, что причиной был я. Потом, я знаю, они помирились.

— Когда вы вчера ушли от Надежды Андреевны?

— Следом за Гердом и Татьяной Грач. С Надей оставалась Валя Голубовская.

Внезапно Голованова стала бить дрожь. Он старался ее унять.

— Вы знаете, где сейчас Голубовская?

— Она же не виновата, что отлет был назначен на сегодняшнее утро. Извините меня.

Он встал, усилием воли стараясь справиться с дрожью, и вышел.

Я ждал.

По квартире распространился запах валерьянки.

Голованов вернулся бледный и уселся в кресле, поеживаясь.

— Извините, — сказал он, — трудно держаться. Продолжим.

Глава 4

Наспех перекусив в буфете, я поднялся к себе на пятый этаж. К телефонному аппарату была прислонена записка Александра Хмелева:

«Уехал в д. Конкино Кал. обл. за бутылкой».

Юморист, подумал я. Я прямо видел ухмылку Александра, когда он писал эту двусмысленную фразу.

По плану мне предстояло вечером встретиться с Мироновой и психиатром. Я сел за телефон и полчаса крутил диск, пока не дозвонился до профессора Бурташова. Я объяснил, что мне нужна консультация по вопросу поведения самоубийц, и он охотно согласился помочь мне, но только завтра, сославшись на чрезвычайную занятость. Условившись с ним о встрече, я позвонил Мироновой. Был восьмой час. Однако она все еще работала.