Имеющие Право

Ты входишь, садишься, у тебя просят твоего согласия принять Бессмертие добровольно, после чего ты идешь в лабораторию для всяких медицинских манипуляций. Никаких секретов за это время вызнать ты не можешь, тем более что тебе дают какие-то сонные лекарства. Я поклялся не рассказывать никому о том, что происходит в Доме Бессмертия, но что можно узнать из моего рассказа?

Ты знаешь, за что я больше всего их ненавижу? Тех, кто это придумал?"

Эстер опять на мгновение остановилась. Машина все так же летела вперед, Лафти залихватски рулил, объезжая бесконечный поток трейлеров впереди. Они приближались к очередному городу. Вэл по-прежнему смотрел в окно, отвернувшись, и хотя Эстер не видела его лица, она отчетливо представляла его выражение: "Ты ведь не прочитаешь самого главного. Ты всегда была упрямой, когда хотела причинить вред себе".

— Очень неразборчиво, — сказала она, поднося листы к глазам. — У него почерк такой же непереносимый, как имя.

"За то, что они в Доме Бессмертия ставят тебя перед выбором, — глаза Эстер быстро бежали по бумаге, но губы были плотно сжаты. — Они показывают тебе смерть в самом неприглядном виде. Все варианты мучений, которые с человеком происходят, и которые он не может себе до конца представить. Поверь мне, девушка, там ты сможешь это прочувствовать в полной мере. Они показывают тебе твое посмертие — а очень мало кто из получивших Право может надеяться на райские сады. Даже если ты в это не веришь — это сильное впечатление. Но они не показывают тебе того, что с тобой станет, когда ты получишь Бессмертие. Если бы я знал с самого начала… Неужели бы они могли испугать потомка Вейнстейна Смелого, который шагнул в огонь, потому что в окруженном доме оставались его люди? Поверь мне, девушка, я предпочел бы любую смерть жизни Бессмертного.

"Интересно, что они так легко согласились от меня отделаться, — продолжила она вслух. — Может, потому, что надеялись на мои попытки покончить с собой? Мой совет тебе, девушка, не ходи в Дом Бессмертия. Даже если ты избавишься от того бесполезного ощущения, которое называют любовь и которое тебя удерживает — не ходи".

Последние слова она прочитала громко и четко, со слегка мстительным выражением.

— Странно, — спокойно сказал Вэл, — что у них продолжение рода существует отдельно от любви, если они придают ему такое значение.

— И это главный вывод, который мы можем сделать из всего услышанного? — Лафти резко выкрутил руль, уходя влево. — Я переоценил твои способности к древним языкам, киска. Надеюсь, наш великий писатель, к которому мы так торопимся, принесет больше пользы.

— Корви уверен, что они нашли что-то интересное.

— Еще более интересное, чем откровения этого островного психа? Лучше предупредите заранее, о чем пойдет речь, чтобы я от радости не лишился сознания. И учтите, поскольку я за рулем, пострадают все. Кстати, господин дипломат, не хотите меня сменить, а то я что-то притомился?

Эстер фыркнула, пересаживаясь вперед. Она старательно увела взгляд, но замечательно видела, как Лафти смотрит ей в затылок.

"От кого ты хочешь что-то скрыть, киска? — ясно говорил его взгляд. — От родоначальника всех обманов на земле? А какой в этом смысл?"

На некоторых горных альпийских дорогах до сих пор нет барьеров-ограничителей, и они такие узкие, что приходиться прижиматься к самому краю бездны. Наверно, потому, что здесь ездят только местные жители, которые знают путь как свои пять пальцев, а больше умалишенных не находится. Вначале Эстер невольно отводила глаза, затем нарочно смотрела вниз, в обрыв, где постепенно зажигались огни в домах, рассыпанных в лощине, и снег на огромных елях, верхушками достигавших склона, становился бледно-синим вместо искристо-белого. Потом она внезапно закрыла глаза и задремала. Вэл всегда водил осторожно, и ему она полностью доверяла, а кроме того — разве ей было что-то терять?

Но во сне ее продолжал сопровождать его голос, говоривший спокойно и даже отрешенно, будто о незначительных вещах:

— Любить в своей жизни двух женщин — это очень трудно. Вашу ухмылку я прекрасно понимаю, поэтому уточняю — именно любить, а не просто спать с ними. Желать близости с другим человеком без любви к нему — это тоже возможно, но в этом есть что-то искусственное, как у машины. Налили бензина, высекли искру — она заработала.

— Все-таки люди — существа очень смешные, — Лафти затянулся сигаретой и выпустил дым через приоткрытое окно. Именно этот горький запах и холод ночи, тянущий в затылок, не давали Эстер уснуть окончательно. — Зачем желать того, от чего сами же и мучаетесь?

— Наверно, чтобы жизнь продолжалась, — Вэл усмехнулся краем рта, поворачивая на склоне. — Если нет мучений — то нет и жизни. Нет движения вперед. И смерти тоже нет. Как у Бессмертных, которых вы хотите уничтожить.

— Я? Я вообще ничего не хочу, — Лафти с отвращением покрутил в пальцах окурок и выбросил его. — Ну разве что горячего кофе с чем-нибудь покрепче.

— Если бы на вашем месте был кто-то другой… — Вэл слегка помедлил, — человек… я бы не стал так откровенничать. Меня учили… никогда ни перед кем не раскрываться, это уже не изменишь… Я любил бы Гэлларду всю жизнь…. и буду ее любить… она так на меня похожа, она знает то, что знаю я, и делает то, что делаю я. Мы дышим в унисон, даже когда засыпаем в разных постелях. Потом я увидел Стеллу, и она сама меня выбрала. Да, можно сказать — уставший дипломат захотел поразвлечься? Я бросал ее несколько раз, и все равно к ней возвращался. Она меня раздражала, она спорила со мной, она делала все мне наперекор, но… как это объяснить? Она меня притягивала, как магнит. И потом… любовь другого человека к тебе, такая сильная… это невозможно передать, это как крепчайший из наркотиков. Она всегда делает все не так, она всегда создает проблемы вокруг себя, но именно поэтому я так хотел бы ее уберечь… быть подальше от нее, и в то же время быть с ней. Иначе что я делаю сейчас? На ночной дороге в Швейцарских Альпах, в крайне сомнительном обществе?

— О, я не обижаюсь, — Лафти великодушно взмахнул рукой. — Гордиться моим обществом никто бы не стал, все бежали бы подальше. А что вы делаете, господин Гарайский, вам самому виднее. Мы едем куда-то по просьбе вашего друга писателя, разве нет?

— Здесь, в горах, по его словам, живут лучшие в мире хакеры, — Вэл усмехнулся, — чтобы никто не мог к ним добраться.

— Хакеры, в таком месте? — Эстер открыла глаза. Они подъезжали к двухэтажному дому, так гармонично вписанному в склон горы, что он казался ее продолжением, если бы не идеально подстриженные газоны и клумбы на балконе. — А где горы окурков и пустые бутылки? Или хотя бы заурядная помойка?

— Стелла, ты заранее грубишь и пользуешься превратным впечатлением о людях.

— Я беру пример с вас, господин дипломат, — отчеканила она, хлопнув дверцей машины. — У вас тоже существует о людях очень неверное впечатление. Например, обо мне.

Лучший в мире хакер устроил им аудиенцию в большой гостиной с пылающим, несмотря на раннее утро, камином. Впрочем, для их сообщества это был, скорее всего, конец рабочего дня? И правильнее было бы использовать женский род, поскольку на низком диване, подобрав ноги и свернувшись в клубочек, сидела худая девушка в зеленом свитере с высоким воротником. У нее была прозрачная кожа и неожиданно узкие восточные глаза полукровки с припухлыми веками, странно смотрящиеся на тонком вытянутом лице.

— Привет, — сказала она, с любопытством их разглядывая. — Теперь все явились, или еще ждать делегацию?

Эстер огляделась по сторонам. В кресле у камина, блаженно вытянув ноги к огню, дремал Корви, но выражение лица у него было не самое воодушевленное — похоже, ему снились кошмары. На другой стороне дивана, своей шириной напоминающего аэродром, чинно сдвинув колени, как школьники, сидели двое — смуглолицый Тирваз и еще один их тех, кто встречался ей в Майями, с белыми волосами и ресницами, сверкающими, как снег.

— Знаешь, киска, а я начинаю с оптимизмом глядеть в будущее, — сказал Лафти, внезапно пихнув ее локтем в бок, так что она вхдрогнула. — Если бы дело здесь было безнадежное, эти двое бездельников не притащились бы. А так — боятся упустить лавры победителей.

— Вначале надо посадить лавровое дерево для ваших венков, — Эстер презрительно сощурилась. — Что-то я здесь не вижу знаменитого хакера номер один в мире. Может, дождемся, пока он нарисуется, тогда и поговорим?