Immortality

Сон, одиночество, мама и слёзы. Как бы я хотела сейчас заплакать. Но всё, на что было способно моё тело, это мелко трястись.

– Давай зайдём в дом. Она вся дрожит.

Вторая пара рук отпустила меня, и спине стало жутко холодно. Дрожь стала сильнее.

– Мы пугаем её?

– Не знаю, Эсми.

Я почувствовала, как меня берут на руки м вносят в дом. С этой минуты моя жизнь сузилась до размеров белоснежного кожаного дивана.

Несколько раз сквозь прикрытые веки я отмечала, как включается и выключается свет. Это так же было не обязательным, как и плед, но именно подобные события придавали всему смысл. Именно эти вещи держали меня, не давая окончательно сойти с ума, и именно за этим я пришла сюда. Помощь, которую я попросила у доктора Каллена, была получена. Хотя, большую часть времени я не могла её по достоинству оценить.

– Ты думаешь, она и вправду спит?

– Не знаю. Природа того, что с ней происходит, мне непонятна. Больше похоже на транс, хотя я никогда раньше не слышал, чтобы нашему виду было доступно это состояние.

– Ты видел её глаза?

– …

– Всё это время, Карлайл, всё это время! Так долго!

– Я не могу думать об этом, милая. У меня просто не укладывается в голове.

– Но если Элис знала, то как же…

– Не будем делать скоропалительных выводов.

– Ты не думаешь, что мы должны сообщить на Аляску.

– Я… Я не знаю.

Я слышала этот разговор, как и другие, редкие, проходящие между Карлайлом и Эсми. Все они в большинстве своём состояли из вопросов, ответы на которых Каллены искали вместе. И чем дольше они не находились, тем более неуверенными и растерянными становились их голоса. С минуты на минуту я боялась услышать в них панику. Это убивало.

Я понимала, что пришло время «всплывать». Что у меня нет права и дальше злоупотреблять их добротой, лёжа на их диване, принимая их заботу.

– Я забыла, какой крошечной она была.

– Не представляю, как она выжила.

– Как ты думаешь, когда это случилось?

– Мне кажется, вскоре после нашего отъезда. Она не сильно изменилась с того времени.

– Что будет с Эдвардом, когда он узнает?

– Он не узнает.

В воздухе повисло напряжение, когда два вампира замерли, услышав мой голос.

Опустив с дивана две стофунтовые гири, в которые превратились мои ноги, я медленно приподняла голову и попыталась сесть. Со второй попытки и с помощью рук Эсми мне, наконец, это удалось.

– Детка…

Я боялась смотреть им в глаза. Не хотела видеть осуждение. Я знала, как все вампиры, Каллены мастерски владеют собой. Но даже мгновения будет достаточно, чтобы окончательно меня раздавить. Невозможно не осуждать то, что я сделала.

Я сама себя осуждала. Я сама себя боялась. Нет, я была от себя в ужасе!

Едва подумав об этом, я снова начала дрожать. Я чувствовала себя демоном, по ошибке заброшенным в райские кущи Я боялась запятнать их собой. Я уже это сделала в буквальном смысле. Моя одежда и кроссовки до сих пор была в крови. Засохшие бурые разводы красовались на руках, под ногтями - чёрные траурные окантовки. Надо было принять душ, но тёплый душ из самых добрых эмоций, который лился на меня в этой комнате, был намного важнее.

Пришла пора попросить полотенце.

– Я испортила вам диван. Простите.

– Белла…

Это была Эсми. Сколько взволнованности в голосе.

– Простите меня. Я не должна была приходить.

– Не говори так, милая. Не сказать, как мы рады тебя видеть.

Тонкая белая рука легла на моё колено. На фоне грязных, заскорузлых джинсов она смотрелась неуместно. Я быстро отвела глаза, не желая даже взглядом оскорблять её хозяйку.

– Здесь ты всегда дома, - тихо проговорил Карлайл. Всё это время он ни на минуту не покидал комнаты, как и его жена. И я так же взглядом избегала его.

Я всё ещё смотрела на свои кроссовки, когда в поле зрения показались мягкие домашние туфли доктора Каллена. Он опустился на диван, и я снова оказалась между ним и Эсми.

Из дальних уголков памяти неожиданно сплыло воспоминание о том, как я первые прикоснулась к Эдварду. Каким холодным он мне показался в самом начале, и как сильно я любила этот холод после. Его кожа была тверда, но ледяные пальцы казались нежными и лёгкими. Я не могла вспомнить ничего более ласкового, когда он кончиками проводил ими по моей щеке.

Рука Карлайла осторожно дотронулась до моей ладони и слегка её сжала.

– Ты дома, Белла.

Тепло.

Значит, вот так я буду ощущать Эдварда, когда он в следующий раз до меня дотронется. Я качнулась вперёд, отгоняя от себя яркую картинку того, что никогда не произойдёт.

– Мы просим тебя остаться.

– Я не могу.

– Хотя бы ненадолго. Мы не будем ни о чём спрашивать, просто побудь с нами какое-то время.

Голос доктора Каллена звучал мягко, но убедительно. Пока он говорил, Эсми гладила меня по ноге. Я знала, что если взгляну на них, то не смогу сказать нет. Поэтому трусливо пялилась на свои кроссовки.

Я чувствовала себя безумно уставшей. Бурлящей энергии, что выплёскивалась из меня несколько дней назад, уже не было. Эмоциональный и физический подъём сменился апатией. Мой организм переживал ломку. Я знала, что дало мне такую силу, и всей душой сопротивлялась желанию снова напитать её.

Я не могла уйти. Риск, что при встрече с человеком я не сумею себя сдержать, был огромен. Я понимала это так же отчётливо, как и то, что не знаю механизма, позволяющего этого риска избежать.

Как это работает? С того момента, как кровавая капля оказалась у меня на губах и до своего пробуждения в залитой кровью комнате я не помнила ничего. Обрывочные воспоминания, набор образов и звуков крутились голове, но единой картинки так и не сложилось. Во что я превратилась? Был ли хотя бы мизерный шанс у моих жертв спастись? Неужели те, кто пьёт человеческую кровь, каждый раз испытывают подобное затмение? И эта ломка после того, как прошло чувство насыщения - я бы могла назвать её похмельем, если бы мне довелось испытать его при жизни. Но даже без этого мне казалось, что похмелье – неподходящее слово. Скорее, так чувствуют себя наркотически зависимые. Я понимала, что кровь – это тот же героин, и чем больше ты её получаешь, тем труднее становится терпеть ограничение. Добыча дозы – главная цель. Моя доза – человеческая жизнь, и в случае её превышения возникал риск обнаружения себя. Трудно оставлять после себя горы обескровленных трупов и сохранять тайну существования вида.