Immortality

А вот и разгадка.

Значит, Элис ушла после нашего последнего разговора. Не смогла вынести груза ответственности за принятые решения? Поняла, что больше не сможет врать? Испугалась разоблачения?

Я горько усмехнулась: всё, чего Элис так боялась, произошло. И хоть Эдвард был жив, семьи больше не существовало.

Ну, ладно я, ладно - она сама, ладно Джаспер - хотя я искренне недоумевала, как Элис могла допустить расставание с ним, - но неужели из-за решения, принятого много лет назад этой маленькой, обладающей сомнительным даром предвидения вампирши, должны страдать её приёмные родители?

Вся злость, которую, казалось, я давно уже из себя изгнала, вернулась. Если бы сейчас Элис возникла на пороге дома, с каким удовольствием я свернула бы её хрупкую шейку.

Не за себя мне было обидно, а за этих людей, этот покинутый дом, по которому сейчас порхала Эсми в надежде, что моё появление оживит его.

Я была уверена, что, имей я возможность питаться человеческой пищей, Эсми не покидала бы кухню, готовя для меня. Вместо этого она с огромным вниманием следила за каждым моим движением, каждым жестом, в надежде предугадать мои желания, коих у меня, разумеется, не было. Что касаемо еды, я всё ещё была сыта. И той информации, что давали Каллены о своих детях, было более чем достаточно. Излишнее любопытство подобно проворачиваемому в ране ножу.

И всё-таки иногда я не выдерживала и задавала вопросы:

– А Эммет и Розали? Что с ними?

Карлайл переглянулся с женой. Эсми ответила ему долгим полным тоски взглядом и почти незаметно кивнула. Будто дала разрешение, заверив, что выдержит, когда он начнёт говорить.

– Эммет отправился вместе с братом на поиски Элис. Их не было около полугода. Эммет вернулся один. В какой-то момент Джаспер просто от него ушёл. Сам Эммет говорил, что брат несколько раз прогонял его, не желая, чтобы остальные члены семьи страдали из-за него с Элис.

Я заскрипела зубами. Никого ты не пожалела, Элис. Даже любимого.

– Вскоре после его возвращения Эммет и Розали уехали. Решили идти своей дорогой. Я думаю, это было правильно.

Ну ещё бы. Ещё бы вы не считали это правильным!

Ох, Элис!

– Джаспер нашёл её?

– Мы не знаем, - Эсми грустно пожала плечами.

– Он не даёт о себе знать?

– Нет, - тихо проговорил Карлайл.
– И я его понимаю.

– А другие?

– У Эммета и Розали всё в порядке. Они сейчас на севере Канады. Звонят нам раз в несколько месяцев. У них всё в порядке, - снова повторила Эсми, будто боясь, что я не поверю ей. – А Эдвард…

Я заметила, как рука Карлайла, в которой он всё это время держал её руку, предупредительно сжалась.

– Всё в порядке, - позволила я себе улыбку. – Я знаю, что у Эдварда всё хорошо.

– Знаешь? – вскинулась Эсми. – Ты видела Эдварда?

– Однажды.

– О! – Её глаза удивлённо округлились, но она быстро взяла себя в руки. – Что ж, это… Это…

– Когда ты видела Эдварда, Белла?
– тихо спросил Карлайл.

– Восемь лет назад.

– Восемь лет назад, - машинально повторил доктор Каллен. Идеальный лоб прорезала маленькая морщинка. Он силился понять, сопоставить факты, но пока ему это не удавалось.

А я не хотела ничего объяснять. Не сейчас.

Спустя неделю после кровавой бойни в Сиэтле полиция так и не смогла дать вразумительного объяснения произошедшему. Интерес общественности был огромен: ни один выпуск новостей на региональных каналах не обходился без информации о ходе расследования. Несколько общенациональных телекомпаний повторили сюжеты своих коллег, проводя собственные изыскания, сравнивая различные случаи нераскрытых преступлений. Можно было не надеяться, что об этой истории скоро забудут. Хотя… Интересно, уделялось бы ей столько внимания, если бы один из растерзанных мною подонков не оказался сыном сенатора.

Колин Феллон представлял собой сдержанного политика, которого даже такая страшная трагедия не заставила потерять самообладание. Он с непроницаемым выражением лица выслушивал заверения начальника департамента полиции Сиэтла и лично губернатора штата, что преступление, совершенное в отношении его единственного сына – Ричарда «Рика» Феллона - и его друзей, будет раскрыто в кратчайшие сроки. Когда этого и не произошло, сенатор заговорил о некомпетентности и коррупции, не преминув напомнить об общем несовершенстве пеницитарной системы страны. С каждым днём его выступления всё больше напоминали предвыборные заявления, но никто не смел пенять на это безутешному отцу.

Тех крох информации, которой делился полицейский департамент, было не достаточно ни журналистам, ни страждущей до сенсаций публике. Слухи ходили самые разные. Версия взбесившегося гризли была основной, хотя зоологи, сидящие на мягких диванах телевизионных студий всевозможных ток-шоу, с жаром её опровергали. Второй по популярности была версия ритуального убийства. Одна из радикальных сект даже взяла на себя ответственность за это преступление, но информация быстро была опровергнута.

Фотографии улыбающегося Рика Феллона и его друзей мелькали на телеэкранах. Лучший ученик, подающий надежды нападающий университетской бейсбольной команды, один из самых завидных женихов Сиэтла… И не слова о более полусотни дисках с записанными на них изнасилованиями. Сколько усилий приложил отец, чтобы покрыть преступления своего безвременно ушедшего сына, можно только догадываться. Может, диски были уничтожены сразу, до того, как полиция нашла их. Может, кто-то в высшем руководстве посчитал, что общественный резонанс при их обнародовании мог бы стать настолько велик, что смёл бы под собой не только сенатора, но и весь департамент полиции штата. Версия интеллигентного мученика была красивее, а с нападками разгневанного отца успешно справлялась пиар-служба.

Я была бы очень наивна, если бы надеялась, что не оставила никаких следов. Минимум, что было у полиции – это мои отпечатки пальцев, и этот факт никоим образом не мог быть проигнорирован. Думаю, Чарли позаботился, чтобы мои данные хранились во всех полицейских базах. Они могли быть уничтожены в связи со сроком давности, но с таким же успехом могли и остаться, затерявшись в терабайтах информации. Однако до сих пор моё имя не всплыло, что, в принципе, было не удивительно: вряд ли кому-нибудь пришло в голову обвинить в страшном преступлении исчезнувшую около века назад девушку. Никто и никогда не сделал бы подобное заявление, не боясь быть осмеянным. Клоунский колпак никогда не сочетался с полицейским мундиром.