Император Африки

Зал заседаний Палаты общин был весь залит кровью, трупы парламентариев расположились в разных позах, там, где их застала сама смерть, из них уцелели немногие. Центральный холл был весь испещрён оспинами от рикошетов и следами от вонзившихся в стены пуль и гранатных осколков.

Зал заседаний Палаты лордов и кулуары пэров представляли собой ещё более печальное зрелище. В Палате лордов находились отрезанные головы пэров и лорда канцлера, а также самых известных людей, разложенные в порядке старшинства и влияния. Эти головы, с вытаращенными в ужасе и муке глазами, с упрёком смотрели на тех, кто не смог сначала их защитить, а потом спасти.

Бой возобновился с прежней силой, теряя людей, негры и ирландцы стали отступать в центральную башню. Но если негры оставались там, где их застала смерть, то ирландцы забирали с собой все трупы своих соотечественников, не желая оставлять их врагу.

Отступив в центральную башню, они забаррикадировались там, и из винтовок королевских гвардейцев стали обстреливать часы, находившиеся в башне Елизаветы (Биг-Бен), которая возвышалась напротив них. После двух десятков метких выстрелов, часы, отсчитывающие неумолимый бег времени, заскрежетав, остановились. Время Британской империи остановилось и грозило приступить к обратному отсчёту.

Положение осаждённых всё больше и больше становилось критическим, но никто не собирался сдаваться, или ждать пощады. Негры и ирландцы продолжали сражаться, пока у них оставались патроны. Живых оставалось всё меньше, и сражались даже раненые. Когда осталось всего трое, из сражающихся ирландцев, они собрали в центре зала башни трупы своих товарищей и, сложив их поверх принесённой из кабинетов мебели и тяжёлых штор, подожгли.

Взявшись за руки и взойдя к своим погибшим товарищам прямо в огонь, они из последних сил запели ирландский гимн, а потом одновременно выстрелили в сердца друг друга. В разгоравшееся жадное пламя они упали уже бездыханными, до конца выполнив свой долг и отомстив тем, кто всю жизнь притеснял их и превращал в рабов.

У оставшихся ещё в живых негров, в ушах продолжали звучать слова песни, которую пели перед смертью ирландцы.

Поём мы песню, песнь солдат,

И реет наше знамя.

В очах у нас огни горят,

Костров и звезд над нами;

Мы жаждем наш грядущий бой,

Свет утренний и день иной,

И здесь с тобой в тиши ночной,

Мы песнь поём солдат.

Припев:

Солдаты мы,

Кипит в нас дух Ирландии,

Хоть и мы

Не все там родились.

Мы поклялись —

Не будет впредь родимый дом

Приютом для деспота с рабом.

Мы цепи рабства разорвём,

Пусть смерть иль свет войдёт в наш дом

Сквозь залпов вой и рёв споём

Мы песнь поём солдат.

В долинах, скалах, свете глаз,

Живёт отцов отвага

Сражавшихся за нас, в свой час

Под гордым древним флагом

Не обесчестим стяг отцов,

За матерей, сирот и вдов

Вперёд сметая наглецов,

Мы песнь поём солдат.

Припев

Сыны Гаэла! Мощь земли!

Прервём тьму долгой ночи.

Сомкнём ряды, и мы в пыли

Порвём тиранов в клочья.

Огонь, что очи наши жжёт

Смотри — зарёй восток зажёг

Смерть саксам! Мы идём вперёд!

Мы песнь поём солдат.

Десяток оставшихся в живых негров, в ответ на это, подожгли всю башню и, стреляя из её разбитых окон, долго кричали изощрённые проклятия в адрес англичан, а потом, когда закончились патроны, с криками: «Африка с нами!», ни на минуту не задумавшись, выбросились из бойниц.

Столпившиеся внизу военные и полицейские, а также немногочисленные чиновники и клерки, успевшие спастись, с ужасом смотрели на это самопожертвование, не в силах его понять и осознать.

Сыщики Скотленд-Ярда, по горячим следам, пытались выяснить, кто были те белые люди, которые сожгли сами себя на костре, но по их обугленным остаткам невозможно было это понять, а личных вещей у них с собой не было. Активные поиски и выяснения, откуда взялись эти люди, ни к чему не привели, кем они были, так и не смогли узнать, а Вествуда, хоть и вычислили, но поймать уже не смогли. Его следы затерялись в Египте.

Про негров и так всё было понятно. В Лондоне, а также в некоторых штатах САСШ, начались спонтанные суды Линча. Кого они не коснулись, тех в Великобритании заочно засадили за решётки, нисколько не заботясь о том, виновны ли они.

В Великобритании нет презумпции невиновности, и каждый гражданин, которого обвинили в преступлении, изначально должен доказать, что он невиновен. А как он сможет это сделать, это его дело. Во всех газетах напечатали некрологи, список которых был размещен на шести страницах. Этот день навсегда остался в памяти английского народа, да как вы уже догадались, и не только в его памяти.

Глава 19 Рики, Тики, Тави

Рики, Тики, и Тави, были тремя братьями народности фульбе. Случайно попав в войско раса Ярого, они прошли с ним весь путь, добравшись до Хартума и неожиданно для себя, попав в сферу влияния Палача.

Этот человек, высохший как акация, такой же худой и корявый, как и она, весь перекрученный тугими жилами и железными мышцами в пополам со шрамами, обладал мистической способностью всё видеть и замечать. Казалось, ничто не могло укрыться от него в этом мире.

Сейчас же его жёсткие глаза внимательно смотрели им, прямо в их дикарские души, пытаясь увидеть там то, что они тщательно скрывали под тонким слоем воспитательного воздействия родителей и родового племенного менталитета, и видимо смог, что-то увидеть, раз дал приказ, забрать их учиться на унганов.

Все трое обладали стремлением управлять и манипулировать другими в своих целях, но не умели ни делать этого, ни вообще понять тех чувств и мыслей, что скрывались глубоко в их подсознании. Зато это смог увидеть Палач, этот тонкий знаток человеческих инстинктов и животных желаний.

Как бы там ни было, но все втроём они оказались в школе унганов, которой, как это ни странно, руководил не природный негр и не пришедший из глубин континента один из великих унганов, а выходец с карибских островов, некий Андре Хосес, попавший в Африку неведомыми путями жизни и смерти.

Горячий поклонник культа Вуду, зародившегося скорее не в Африке, а на испаноязычных островах, он увидел в Мамбе мессию, спустившегося в этот мир, чтобы сделать его лучше и справедливей.

Этот самый Андре Хосес попал в Африку вместе с афроамериканцами второй волны, успев повоевать против португальцев и французов, и выжив в той мясорубке войны за продовольствие, что разразилась сразу вслед за этими войнами. Приняв судьбу, какой она есть, он перешёл работать на строительство железной дороги от порта Матади до Леопольдвилля.