Император и ребе. Том 1

Они прошли мимо железных ворот с позолоченными железными коронами, мимо группы подстриженных деревьев с привязанными к ним породистыми скаковыми лошадьми, которых охраняли вооруженные солдаты. Широкие мраморные ступени появились перед усталыми глазами. Жандармы, шедшие впереди, принялись взбираться по этим ступеням, как два пестрых осенних жучка… Раскрылась высокая дверь с бронзовыми кольцами, впуская Буонапарте и его товарищей. Жандармы остались стоять по обе стороны от входа, отдавая им честь.

Это выглядело странно и неуместно. Ведь арестованному, каковым считал себя Наполеоне, честь не отдают. Робеспьер-младший зажмурил один глаз, а другим взглянул на подопечного корсиканца, как петух на горошину. Подобный насмешливый взгляд тоже был как-то не к месту…

В большом приемном зале стоял длинный плебейский стол на грубо обструганных ножках. Застелен он был красной запятнанной скатертью. Все это не сочеталось с чудесными гобеленами, висевшими на стенах, и с резными высокими креслами, обитыми великолепной цветастой тканью, с вышитыми медальонами на спинках и сиденьях. Этот грубый стол и красную скатерть явно притащили сюда, в такое роскошное помещение не без тайного умысла. Это должен был быть своеобразный простонародный протест против благородного аристократизма падшей монархии, лежащего теперь здесь под дюжиной обутых в сапоги ног членов Конвента. Эти черные блестящие сапоги торчали из-под слишком короткой скатерти…

Августин Робеспьер подошел к председательствовавшему и что-то тихо сообщил ему. Сразу же пара блестящих голенищ выбралась из-под стола, и рядом с креслом поднялась приземистая фигура мужчины лет сорока в простой армейской форме. Его черные как смоль волосы были подстрижены полукругом надо лбом, как у древних римских сенаторов. Орлиный нос председательствующего был красиво очерчен. Свои черные, выпуклые, колючие глаза он направил на Наполеоне.

Последний сразу узнал Лазара Карно, который не раз посещал казармы, где Буонапарте и Бурьен служили Республике в качестве офицеров. Лазар Карно, собравший более десятка армейских корпусов для молодой Республики, член «комитета спасения», математик, учитель баллистики и автор всех военных планов, направленных против плохих соседей и врагов революционной Франции, тот самый Карно, который считал своим долгом заглянуть в штаб каждого полка, посетить каждый военный лагерь, укрепить падших духом и наорать на слишком самоуверенных и самовлюбленных командиров. Во всех казармах он проверял оружие и амуницию, продовольствие и одежду солдат. Как гром среди ясного неба он врывался повсюду и заставлял нести ответственность за любую небрежность и провинность. Офицеры перед ним дрожали, а солдаты были готовы идти за него и за Республику в огонь и в воду. Сам он держался в тени, далеко от шумных военных банкетов и наград, но одного-единственного его намека было достаточно, чтобы осадить самых высокопоставленных командиров и вознести наверх любого младшего офицера, если тот проявил старательность и ум.

Этот самый Карно теперь посмотрел тигриными глазами на низкорослого Буонапарте и после минутного молчания торжественно возложил на свою черноволосую голову треуголку генералиссимуса с шестью страусиными перьями, окрашенными в национальные цвета: два красных, два синих, два белых. Казалось, что его в общем-то средний рост вдруг резко увеличился. Его грудь под простым солдатским мундиром, украшенным одной-единственной трехцветной ленточкой — знаком высокого комиссарского поста, выпятилась. Он вышел из-за стола и так же торжественно, как водружал на свою голову треуголку, сделал несколько шагов к маленькому офицеру, остановился рядом с ним и сухо спросил:

— Капитан Наполеоне Буонапарте?

Тот вытянулся в струнку, приложил три пальца к своей черной великоватой треуголке и отчеканил:

— Готов служить Республике и вам, гражданин комиссар!

— Поздравляю вас, генерал! — Карно коротко кивнул. Шесть перьев качнулись красной, синей и белой пушистой волной. Быстро стучавшее сердце Наполеоне неслось по этим волнам, как лодка по бурному морю. Ведь Карно в своем приветствии ясно произнес слово «генерал». Тем не менее Наполеоне все еще не верилось, что он имел в виду именно его. Корсиканец быстро оглянулся на своих сопровождающих. Может быть, имеется в виду кто-то из них? Подозрительная улыбочка на птичьем лице Робеспьера-младшего широко растянулась, открыв его неровные зубы. Бурьен просто стоял, как истукан, и хлопал глазами. В нем проявил себя крестьянин с материнской стороны… Наполеоне снова приложил руку к своей высокой треуголке и смущенно пробормотал:

— Я, мой господин… гражданин комиссар… Я только капитан.

Карно даже не улыбнулся. Сухо, будто читая канцелярскую бумагу, он продолжил, скупо чеканя слова:

— Я не ошибаюсь, генерал Буонапарте! Вы же не могли этого знать. Соответствующее решение было принято лишь вчера поздно вечером… Все, кто знает ваши большие способности, проголосовали за вас. Именем специальной военной комиссии я поздравляю вас с новым званием.

Лицо капитана Бурьена, который совсем недавно так самоуверенно поучал своего низкорослого коллегу, меняло цвет. Он не верил своим глазам… У самого же Наполеоне вырвалось лишь одно тихое восклицание:

— А!

Словно в тумане, он видел теперь, как к нему подходили и поздравляли его почти все высокопоставленные люди, находившиеся в зале. С некоторыми из них он было знаком и прежде, по салончику мадам Богарне. Жюно улыбался ему очень дружелюбно. Толстый нос Барраса вспотел, а ноздри раздувались от торжественности. Даже красное лицо Лежандра светилось, наверное, от глубоких мясницких чувств. Коли так, то все это — отнюдь не шутка…

Наполеоне чуть повернул голову в сторону Робеспьера-младшего и взглядом спросил его, что, мол, за комедию ты здесь разыграл?..

Вместо ответа Робеспьер-младший сам подошел к нему, сделал серьезную мину на своем птичьем лице и официальным тоном, как и все остальные, отбарабанил:

— Поздравляю вас, Буонапарте!

И тихонько добавил:

— Сюрприз! Я хотел устроить тебе сюрприз… Ты сильно испугался?

Прошептав это, он сразу же отступил в сторону. Карно, на этот раз с какой-то бумагой в руке, снова занял свое место:

— Генерал Буонапарте! Вот документ о вашем назначении. Жалованье на три месяца вперед будет выплачено вам в кассе полка, в котором вы служили до сих пор. Сразу же доложитесь там…

Только сейчас Наполеоне окончательно убедился, что это не сон. Напротив, этот якобы сон начал тут же осуществляться! Триумфальная колонна, которую он видел сегодня утром в тумане над Сеной, теперь ярко засияла, стала реальной. Что, например, скажет сейчас его обиженная мать Летиция, постоянно жалующаяся, что у нее нет денег на молоко для детей? Это его первая победа над не верящей в него семьей. Придет и триумф над сильным врагом. И над завистниками тоже.

Даже не заметив лучащихся глаз Наполеоне, Карно продолжил:

— Но вы, генерал Буонапарте, не должны терять ни единой минуты. Вы обязаны сразу же приступить к исполнению своих новых обязанностей. Вам надлежит немедленно выехать на фронт.

Наполеоне приложил руку к треуголке:

— Готов служить Отечеству и Республике. Позвольте спросить: на какой фронт?

— Правильно, генерал! — сухо улыбнулся Карно. — Фронтов у нас много. Мы окружены врагами: На том берегу Рейна, на этой стороне Итальянских Альп… Однако самая болезненная точка сейчас — Тулон. Роялисты снюхались там с англичанами. Ради сомнительной поддержки, которую лавочники с Альбиона оказывают им, роялисты способны отдать все выходы к Средиземному морю. Необходимо положить конец этому национальному предательству. Ключ к Средиземному морю необходимо вырвать из рук врага…

Тень пробежала по сияющему лицу Наполеоне:

— Без кораблей, комиссар? При таком печальном состоянии нашего флота?..

— К Тулону ведут два пути. С моря и с суши. Вы, генерал, сумеете найти средства, чтобы заставить почувствовать власть Франции на земле. Вы получаете в свое распоряжение несколько рот свежих солдат. Вместе с гарнизоном, уже осаждающим Тулон, — пять тысяч. Дать больше в настоящий момент невозможно.

На какое-то мгновение Наполеоне заколебался. Предоставляемых в его распоряжение солдат было недостаточно для более-менее весомого удара. Это было очевидно не только профессиональным военным… Из того, как ждал ответа Карно и как все молчали, Буонапарте понял, что можно еще немного поторговаться, а может быть, даже больше, чем немного… что ему предложили так мало потому, что он еще «новичок» и от него пытаются дешево отделаться. Он не согласится, и они немного добавят. В конце концов, они ухватятся за выгодную сделку… но он, новоиспеченный генерал, оказался здесь впервые в ситуации подобного торга из-за пушечного мяса, и ему стало противно требовать еще большую кровавую цену, вот прямо так, с ходу. Мысль его лихорадочно работала. В голове проносились все те теоретические планы, которые он когда-то частично предложил чужому далекому государству и которые до сих пор не применял на практике. И вот вдруг ему было предоставлено широкое поле, его собственное поле, на котором он мог развивать новую стратегию во всем ее блеске. Прежде всего, разогреть человеческий материал, чтобы утроить его силу, чтобы, как струны, натянуть все мужество солдат и дать возможность гибкому, проворному приказу скользить по этим струнам, как смычку… Перерезать — насколько это только возможно — важнейшие артерии, дающие жизненную силу врагу: полностью прервать подвоз фуража и амуниции; атаковать, едва враг растеряется, и больше не отпускать. Обходить и бить его в «мягкие фланги» посредством легкой кавалерии, вооруженной длинными пиками; растягивать и размягчать сильный центр врага. Потом сосредоточивать весь огонь пушек на размягчившемся пункте. Как пулю в сердце, послать в прорыв хорошо отдохнувшую пехоту, расколоть вражеские силы пополам и потом дробить осколки…