Император из двух времен
Шрифт:
Но напрямую я своим адресатам звонить не мог. Оставался запасной вариант – и, спросив, телефон в справочной, чей номер был на аппарате, я позвонил Горькому. Алексей Максимович не сразу вспомнил меня, но поняв, кто и от кого звонит, поспешил меня успокоить – обещал решить вопрос и с утра прислать машину или заехать за мной самому. Как он сказал «товарищу Председателя Государственной Думы не отказывают». Сговорились созвониться в 9 утра, я продиктовал свой номер, который тоже был заботливо подписан на табличке аппарата (как и номер полиции и скорой помощи, пункта спасения – удобно, надо перенимать).
В Москве пахло весной, и было необычно для апреля тепло. Но мне даже в твидовом сюртуке было не жарко. Впрочем, мой визит был полуофициальный и требовал более строгой чем у большинства шедших по улице одежды. Улицы были неожиданно чисты и украшены вывесками, цветами и транспарантами. Прямо от олимпийской деревни на столах и домах были размещены олимпийские и новые российские флаги. Ближе к Государственной Думе белого в оформлении становилось всё меньше и среди распускавшихся деревьев становилось всё более украденного у нас красного. Если бы не восьмиконечные звёзды я бы даже думал, что я у здания Интернационала в Мехико.
На картинке: Флаг Российской Империи в «Мире Нового Михаила».
Алексей Максимович был радушен. Напоил чаем, расспросил о Мексике и товарищах, рассказал, как наши знакомые в России. Посетовал я Горькому на красные цвета освобожденчества.
– Это ты Серго еще Первомай здешний не видел.
– И праздник украл у нас царизм, и революцию!
– А социализм? Я вот Михаила знаю лично – он социалист больше многих наших товарищей.
– Социалист? На троне? А не в левой партии?
– Да, Серго: социалист на троне. И вот подумай – смог бы он вступить в 1917-м к нам или эсерам? Приняли бы?
Я замолчал. Шансов вступить в большевики у Михаила Романова действительно не было, даже посмертно. Беседа расклеилась. Я попросил провести меня в приемную здешней коммунистической фракции. Горький направил меня проводить своего секретаря Микояна (6). По дороге успел даже расспросить немного Анастаса о Кавказе. С его слов там изменения прямо революционные.
Пока шли по коридору видел много знакомых. Кто-то улыбался и здоровался, кто-то удивлялся или не узнавал. У коммунистов почти три часа говорили с товарищами в кабинете Кржижановского (7). От Глеба и позвонил. Сначала по делу, а потом Армандам. Инесса с Надеждой просили весточки и посылочки передать. Александра Евгеньевича в Москве не было. Но взявшая трубку Варя сказала, что может нас встретить в Новой Москве, у них там художественная практика. Вот на завтра и сговорились.
Я думал взять от Думы пролетку, забрать жену, поговорить с её родственниками, зайти в Елисеевский… Но машина Горького снова меня ждала внизу. Потому у меня было достаточно времени что бы осмотреть столицу, но не было возможности затеряться в ней.
1 – Военно-Революционный комитет
2 – известный швейцарский и русский архитектор
3 – известный румынский изобретатель, в те годы собственник и инженер собственной строительной фирмы
4 – брат Серго Орджоникидзе
5 – родной дядя в доме которого вырос Серго Орджоникидзе
6 – будущий товарищ председателя правительства России в первом кабинете Партии Труда
7 – руководитель коммунистической фракции в 5-й Государственной Думе, председатель Госплана Мексики в 1924–1939 годах
ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И РОМЕИ. РОМЕЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. КОНСТАНТИНОПОЛЬ. ДВОРЕЦ ЕДИНСТВА. 20 апреля 1920 года.
– Маркиз. Баронесса. Вы испросили нас о совместной аудиенции. Мы слушаем вас.
Я сидел в кресле, Маша устроилась на диване. Маркиз Берголо и баронесса Мостовская напряженно стояли перед нами.
– Итак, маркиз?
Тот кашлянул и начал:
– Ваше Всевеличие. Ваше Величество. – Берголо обратился к Маше, затем он вновь посмотрел в мой адрес. – Дело в том, что Ольга Кирилловна Мостовская оказала мне честь и сделала меня счастливым человеком, согласившись стать моей обожаемой женой.
Вот это поворот истории! Нет, я знал, что они там в Бухаресте часто встречались по службе при Дворе и даже прогуливались вместе, но про их, как оказывается, романтические отношения, я не знал. Да, ирония судьбы – граф, а точнее уже маркиз Берголо просит свою несостоявшуюся жену благословить его брак с другой женщиной, а эта «другая женщина» – моя прабабка! Ну, ладно Маша, она не знает о том, что Берголо был её мужем в другой жизни, но мне-то как реагировать на происходящее?
Маркиз продолжал:
– Дерзновенно и нижайше, я, и Ольга Кирилловна, испрашиваем дозволения Ваших Величеств на наш брак.
Ольга молчала, лишь кивнула вслед за словами Берголо. Её щеки пылали от возбуждения, и она смотрела то на меня, то на Императрицу, прочем во взгляде Ольги явственно читался вызов. Вот, мол, получите и распишитесь!
Я посмотрел на Машу. Но бывшую итальянку вывести из равновесия было совсем не просто. Она лишь спокойно уточнила:
– И как вы это видите? Вы, маркиз, – католик. А вот Ольга – православная. Как вы собираетесь решать эту проблему?
Вот, чёрт, об этой стороне дела я как-то и не подумал. А ведь действительно. Впрочем, в том, что этот вопрос пришел Маше в голову, нет ничего удивительного, ведь ей самой пришлось ради замужества менять конфессию, переходя из католичества в православную веру.
Берголо кашлянул:
– Ваше Величество, Ольга Кирилловна уговаривает меня перейти в православие, отказываясь перейти в католичество. Но без дозволения и благословления Ваших Величеств на наш брак я не могу принять такое судьбоносное решение. А время не терпит.