Император из двух времен
Шрифт:
12. Содействие – как органичное соучастие граждан и сословий в лучшем практическом устроении народной жизни, через механизмы самоуправления и парламентаризма, гражданские почины и общества.
Гармоничное сочетание в себе ранее казавшихся несовместимых черт позволяет говорить о вырастании Освобожденчества (Русского эмансипизма) в самостоятельное идейное течение которое мы осмелились бы назвать так же на первый взгляд эклектично – «монархопрогрессивизмом» …
Примечания:
1. «Осмысление настоящего» – политологическая статья послужившая основой для политико-философской дискуссии 1920–1923 годов о сущности
2. Любовь Яковлевна Гуревич (1866–1942) – русская писательница, театральный и литературный критик, переводчик, публицист и общественный деятель, магистр политической философии. На момент публикации депутат Государственной Думы от фракции Равноправок. Двоюродная сестра философа Ивана Александровича Ильина.
3. Наталья Николаевна Ильина (1882–1964) – русская переводчица, историк, искусствовед философ, доктор политической философии, супруга философа Ивана Александровича Ильина. На момент публикации консультант фракции Равноправок в Государственной думе.
На фото: VII-е Олимпийские Игры в Антверпене (Бельгия). 1920 год.
ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И РОМЕИ. РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. МОСКВА. ОЛИМПИЙСКАЯ ДЕРЕВНЯ. СТАДИОН «ЛУЖНИКИ». 1 мая 1920 года.
Факел подношу к огнеприёмнику. Куда-то вверх побежала струя пламени и вот над Москвой и миром в чаше стадиона вспыхивает Огонь.
– …Олимпийские Игры объявляются открытыми!
Звучит Гимн Империи.
Маша поёт вместе со всеми. Я тоже шевелю губами. Всё равно не слышно никому. Но, вот Машу я слышу очень хорошо. Ей нравится петь. Ей нравится Гимн.
Она поёт в полный голос.
ТЕКСТ ВИТАЛИЯ СЕРГЕЕВА:
Летучка над Москвой (1).
То утро было дважды красным: Олимпиада, Первомай, Ещё одно случилось счастье: Открыт летающий трамвай. На однорельсовой пролётке Плывем над Старою Москвой, В окне, сменяясь: Кремль, Храм, лодки… Кольцо бульваров подо мной. Над крышею стучат колеса, Арбат внизу в заторе взмок Там жертвы частного извоза Плетутся тихо на восток. А нам маршрут назначен к югу, Качнувшись у Москвы-реки, Вагон прижавшихся друг к другу Несёт по небу в Лужники.Леонид Каннегисер (2)
май 1920 г.
1. Летучка (пролетка, рельса) – народное название московского подвесного («летающего») трамвая.
2. Леонид Иоакимович Каннегисер (1896–1961) – русский поэт, инженер, магистр политической экономии, международный гроссмейстер по шахматной композиции, друг Сергея Есенина, в 1919-21 годах, его помощник в Государственной Думе.
ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И РОМЕИ. РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. МОСКВА. ОЛИМПИЙСКАЯ ДЕРЕВНЯ. СТАДИОН «ЛУЖНИКИ». 1 мая 1920 года.
Вижу в толпе господина Муссолини, который обхаживает приметную спортсменку из германской делегации. Где-то я её видел. Блин, да это же Лени Рифеншталь! Как причудливо тасуется колода истории.
Как тасуется колода!
Бенито Алессандрович может вполне снять эпохальную нетленку с Лени Рифеншталь в главной роли. Тем более что вряд ли в этой истории она снимет свой «Триумф воли».
Зато Бенито снял «300 спартанцев».
ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И РОМЕИ. РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. МОСКВА. ОЛИМПИЙСКАЯ ДЕРЕВНЯ. 1 мая 1920 года.
Тут случился фурор. Среди публики появилась сама Императрица Мария. Со своей спутницей, княгиней Емец-Арвадской, они вели перед собой на поводках своих каракошечек. И выглядели Царица с княгиней просто невообразимо!
Дамы просто хватались за сердце от зависти, а мужчины от перспектив трат на своих дам.
Пурпурные и багряные «василевсы». Шикарные кардиганы «От Натали». Необычные спортивные туфли. Защитные от солнца очки. Модные и изящные наручные часы.
Императрица шла гордо.
Это был её день.
ТЕКСТ ВИТАЛИЯ СЕРГЕЕВА:
Из книги: Г. К. Жуков (1) «Воспоминания и размышления». М. 1970 г.
По самый конец Великой войны получил я ранение в русинском Шарише (2). Ещё в госпитале в Прешове получил третьего своего Георгия и предложение пойти в школу прапорщиков, уже Словацкой армии. Там была большая потребность в кадрах и моего образования, и боевого опыта должно было хватить. Язык тамошний, схож с нашим, чуть не половина православные и вообще русинами себя кличут, так что освоился бы быстро. Но размышляя, я вспомнил моего командира по унтер-офицерской школе. Ротный меня там невзлюбил, и пришлось с опаской идти к более высокому начальству, я даже думал, что дисциплинарного батальона мне не миновать.
Начальника команды мы знали мало. Слыхали, что офицерское звание он получил за храбрость и был награжден почти полным бантом георгиевских крестов. До войны он служил где-то в уланском полку вахмистром сверхсрочной службы. Мы его видели иногда только на вечерних поверках, говорили, что он болеет после тяжелого ранения.
К моему удивлению, я увидел человека с мягкими и, я бы сказал, даже теплыми глазами и простодушным лицом.
– Ну что, солдат, в службе не везет? – спросил он и указал мне на стул.
Я стоял и боялся присесть.
– Садись, садись, не бойся!.. Ты, кажется, москвич?
– Так точно, ваше высокоблагородие, – ответил я, стараясь произнести каждое слово как можно более громко и четко.
– Я ведь тоже москвич, работал до службы в Марьиной роще, по специальности краснодеревщик. Да вот застрял на военной службе, и теперь, видимо, придется посвятить себя военному делу, – мягко сказал он.