Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Император Мэйдзи и его Япония
Шрифт:

Год начался нервно – 5 января был убит Ёкои Сёнан, который занимал должность государственного советника (санъё) и решительно поддерживал модернизацию. Он возвращался из дворца в своем паланкине, когда четверо самураев обстреляли его из пистолетов. Ёкои открыл дверцу и выпрыгнул наружу, пытаясь защититься своим кинжалом, но был убит. Нападавшим удалось скрыться. Мэйдзи выделил деньги на лечение раненых слуг и на похороны.

Убийц схватили на горе Коя, неподалеку от Киото. На этой горе размещался знаменитый буддийский храмовый комплекс, основанный Кукаем еще в 816 году. Убийцы заявили, что считают Ёкои предателем, который, будучи «заодно с варварами», задумал «окрестить» Японию. Один из них видел, как Ёкои прогуливается по токийскому кварталу Цукидзи в европейской одежде и в шляпе. Это послужило достаточным основанием для возбуждения ненависти. Убийц казнили в ноябре 1870 года, но немало людей сочувствовало

их «мужественному» поступку. В то же самое время назвать его истинно «самурайским» отваживались не все – ведь истинный самурай должен уметь обходиться одним холодным оружием.

В то время сама принадлежность к правительству сделалась опасной для жизни. Правительство держало решительный курс на модернизацию. Только с ее помощью можно было создать сильную и независимую страну. Сам Ёкои всегда оставался убежденным конфуцианцем, и никаких планов по крещению Японии у него, разумеется, не было.

Следующей жертвой пал Омура Масудзиро (1824–1869) из Тёсю, усмиритель сёгунских отрядов в Уэно. Теперь он занимал должность военного министра. Многие самураи полагали, что его деятельность по модернизации японской армии ведет к потере их наследственных привилегий – именно он выдвинул идею о необходимости введения всеобщей воинской повинности и настойчиво продвигал свои предложения в противовес плану Окубо Тосимити: создать армию из бывших самураев, где главную роль играли бы воины из Сацума, Тёсю и Тоса.

В начала сентября восемь человек из его родного Тёсю напали на Омура и его сопровождающих, когда они находились на постоялом дворе в Киото. Омура был ранен, но ему удалось спастись от убийц в бочке с грязной водой. Его переправили в Осака и отдали на попечение голландскому доктору. Тот заявил, что необходима немедленная ампутация ноги. Для деятеля такого ранга на операцию требовалось согласие правительства. Его пришлось ждать чересчур долго. Омура скончался от гангрены. Как и большинство других преступлений, это злодеяние было тоже раскрыто. Самураев ждала смертная казнь, но, как и в случае с Ёкои Сёнан, слишком многие полагали, что правда находится на стороне убийц.

Неспособность правительства обеспечить порядок и безопасность служила для западных держав дополнительным предлогом для того, чтобы отклонять требования об отмене режима экстерриториальности. Впрочем, нравы обитателей европейских представительств тоже временами бывали весьма далеки от идеала. Так, секретарь британской миссии Адамс, которому надоели ночные завывания токийских собак, не нашел ничего лучшего, как разрядить свой револьвер в одну из них. Пуля попала в камень, срикошетила и ранила повара миссии [72] .

72

Mitford’s Japan. P. 161–162.

7 марта было проведено первое заседание Общественной ассамблеи (Когисё). В своей пятистатейной клятве Мэйдзи обещал управлять, сообразуясь с общественным мнением. Общественная ассамблея стала практическим воплощением этого обещания. В ее состав входило 376 членов – высокопоставленные чиновники и назначенцы от каждого княжества. Ассамблея отменила смертную казнь для японских последователей христианства и заменила ее поркой. Запретила она и наиболее «нецивилизованные» формы обращения с преступниками. В том числе выставление отрубленной головы на всеобщее обозрение. Этот обычай европейцы находили «варварским», японцы же теперь стали прислушиваться к их мнению. Они желали стать цивилизованными на европейский лад.

В то же самое время работа ассамблеи доказывала, что она твердо защищает привилегии самурайского сословия и неспособна полностью отказаться от наследия прошлого. Так, вынесенные на голосование вопросы о запрете харакири и об отмене ношения двух мечей были заболлотированы практически единогласно.

Слухи о переезде императора в Токио беспокоили жителей Киото все больше и больше. Беспокойство было оправданным: в начале марта Мэйдзи снова погрузился в паланкин и отправился в Токио. На сей раз в его процессии находилось 2000 самураев-добровольцев. Они просили императора не покидать Киото и не осквернять себя общением с иностранцами. Поскольку уговорить Мэйдзи им так и не удалось, они тоже отправились в путь, желая защитить своего императора.

По пути в Токио паланкин Мэйдзи остановился в Исэ, где находится родовое святилище императорского рода. Парадокс заключался в том, что еще ни один император никогда не молился там. Запрет на посещение Исэ был, возможно, вызван тем, что там хранился оригинал священного зеркала – вместилище прародительницы императорского рода, богини солнца Аматэрасу. Императору же не разрешалось смотреть на

солнце.

Когда Мэйдзи направлялся к святилищу, над ним, как и положено, несли огромный зонт, защищавший его от злых духов. Уличный зонт выполнял ту же функцию, что и балдахин над троном государя в помещении. После посещения Исэ Мэйдзи отправился в святилище Ацута, где хранился оригинал священного меча Кусанаги. Согласно преданию, полумифический принц Ямато Такэру брал его с собой в поход против «восточных варваров». Посещение важнейших святилищ еще раз говорило о том, что отныне именно культы синто призваны обеспечивать благополучие в государстве.

Худшие опасения жителей Киото получили подтверждение. Добравшись до Токио, Мэйдзи отправил в Киото посланца, который доложил гробнице Комэй, что неотложные дела задерживают императора. Вдовствующей императрице было сказано: ей следует ожидать возвращения ее «сына» не раньше, чем через несколько лет. С этого времени Токио фактически становится столицей страны. Токио, безусловно, обладал более развитой городской инфраструктурой, чем Киото. Именно там располагались все центральные правительственные учреждения, там же находились и иностранные миссии. Но, видимо, играло роль и другое соображение. Люди привыкли слушаться «того, кто в Эдо». А потому новая власть сочла за благо обосноваться именно там.

Император Мэйдзи посещает святилище Исэ

Чтобы показать «открытость» новой власти, для горожан Токио на три дня открыли сёгунский сад, находившийся внутри замка, – «милость», которая не имела прецедентов. Посетителей было столько, что восемь человек погибли в давке. Императору ничего другого не оставалось, как вновь закрыть ворота замка и пожаловать деньги семьям погибших.

В сёгунский замок из дворца Госё перенесли святилище Касикодокоро. В нем хранилась одна из императоских регалий – копия бронзового зеркала, находящегося в Исэ. Кроме того, рядом с ним построили и другое святилище – Синдэн. В нем император стал поклоняться божествам Неба и Земли. Его функция первожреца синто приобрела дополнительные основания.

4 мая Мэйдзи издал указ об учреждении Департамента истории во главе с самим Сандзё Санэтоми, который через два месяца стал правым министром. Для власти, которая пыталась обрести свою идентичность, это было важнейшее решение. В указе с горечью и негодованием говорилось о том, что последней хроникой, написанной по императорскому указу, была «Сандай дзицуроку» (901), но при сёгунах официальные летописи больше не составлялись. Одной из основных задач департамента стала работа по изданию древних хроник и документов, а также создание новой официальной версии истории. В рамках конфуцианского мировоззрения история рассматривалась как интеллектуальный инструмент, призванный проиллюстрировать моральные нормы: вознести хвалу верноподданным и осудить изменников государеву делу. В настоящий момент осуждению подлежали прежде всего сёгуны. То есть история в ее императорской интерпретации даже не претендовала на «объективность» и представала как идеологическое средство воспитания подданных. Как и в случае с древними хрониками, написание новой истории Японии возлагалось на людей, которые находились на государственной службе.

Возлагая вину за прекращение работы придворных историографов на сёгунат, идеологи Мэйдзи были правы лишь отчасти. Хроника «Сандай дзицуроку» была составлена в 901 году, а Минамото Ёритомо был назначен первым сёгуном лишь в конце XII века. На самом деле официальные хроники перестали составлять потому, что они выполнили на тот момент свое предназначение: они уже доказали легитимность существовавшего порядка, при котором во главе страны стоял император [73] . И всякое отклонение от этого порядка рассматривалось как нежелательное. Но можно понять и инвективы по отношению к сёгунату: в то самое время, как правительство начинало проводить свои реформы, на севере страны еще продолжалась борьба с последними его приверженцами.

73

О древнеяпонских исторических хрониках и месте истории в картине мира см.: Мещеряков А. Н. Древняя Япония: культура и текст. М.: Наука, 1991. С. 15–44.

Поделиться с друзьями: