Император

– Они промокнут, – вздохнула она. – Я могу застудить ноги.

И вправду, снежная, хлюпающая жижа доходила мне до щиколоток.

– Что же делать? – остановился я в нерешительности. – Будем искать другой путь?

– А не могли бы вы…, – она замялась и покраснела. – Перенести меня. Я лёгкая.

– Вы позволите? – меня это немного смутило.

– Да, конечно, – ответила девочка и обвила мою шею руками.

Она действительно оказалась лёгкая. Под пышной заячьей шубкой было худенькое тельце, почти невесомое. Моя рука бесстыдно наткнулась на маленькую грудь, совсем крохотную. Под ладонью почувствовал сердечко, отбивающее частый такт. Одна ручка в муфточке щекотала мне щеку, а другая случайно попала под воротник. Прикосновение каждого горячего пальчика обжигало мне кожу. Я забыл обо всем на свете. Шагал осторожно, чтобы не поскользнуться и не уронить драгоценную ношу.

– Всё, – сказала она тихо, обдав замёрзшее ухо тёплым дыханием.

– Что? – не понял я, повернулся и близко-близко, увидел её карие большие глаза с темными зрачками, такие огромные, наивные, бездонные…

– Можете меня отпустить, – пошептали её розовые губки.

– Ох, простите, – спохватился я и осторожно поставил девочку на булыжники мостовой.

– Спасибо! – сказала она. – Ой, смотрите! – вдруг вскликнула она, указывая мне за спину.

Я обернулся. Во дворе Эрмитажа стоял конный патруль из пяти гатчинских гусар. Снег припорошил кивера, плечи всадников, лежал белыми холмиками на холках коней.

– Гусары? – не понял я её восторга.

– Кони совсем замёрзли. Смотрите, как ноги у них дрожат. И голодные, наверное, – заговорила она быстро и бросилась к всадникам, шлёпая прямо по мокрому снегу в своих замшевых сапожках. Подбежала к первой лошади и принялась собольей муфточкой стряхивать снег с ресниц животного.

– Барышня! Барышня! – грозно прикрикнул чёрный гусар. – Она же укусить может.

– Ничего она не укусит, – ответила девушка. Лошадь и впрямь стояла смирно, позволяя стряхивать с себя снег.

– Вы же муфточку испортите, – сказал гусар. – Намокнет.

– Вы кормили лошадей? Они же голодные, – не слушала она гусара.

– Сменят нас, и накормим. Скоро уже. А вы бы шли отсюда. Ротмистр увидит, нас накажет потом. По уставу не положено разговаривать с посторонними во время караула.

– Простите, – спохватилась девочка и отошла в сторону. – Я попрошу, чтобы вас не наказывали.

Лестница оказалась неосвещённой, и моя провожатая вцепилась обеими руками в мой локоть.

– Вы боитесь темноты? – спросил я без насмешки. – Ужасно! Темноты, грозы, пауков, змей и покойников… Как все обычные девчонки, усмехнулся я про себя.

Мы осторожно поднимались по скользким каменным ступеням. Пахнуло жареным мясом и приправами. Наверное, лестница вела в трапезную или в кухню. Впереди на ступеньках что-то зашевелилось. Сверкнули зелёным призрачным отблеском два огонька.

Моя провожатая взвизгнула, попятилась, чуть не свалилась в обморок. Вовремя успел её поддержать.

– Что это? – чуть не плача спросила она. В ответ раздалось мяуканье.

– Кошка. Всего лишь местная кошка, – успокоил я её. – А вы действительно – трусиха.

– Ещё какая, – согласилась девочка. – Вы не представляете, как я вам благодарна. Вот, как бы я без вас? Пропала бы.

Кошка чёрная с белыми лапками подошла к нам и принялась тереться о ноги. А за ней следом, подняв тоненькие хвостики, подбежало трое котят.

– Какие они хорошенькие! – умилялась девочка, присела на корточки и принялась гладить мяукающих и урчащих обитателей этой темной лестницы. – Они голодные. Их никто не кормит. Они же умрут с голоду. – Из глаз её потекли слезы.

– Ну, уж не умрут, – возразил я. – Разве не чуете, как пахнет? Наверняка их подкармливают, иначе они бы не находились здесь.

– Давайте немедленно разыщем лакея и прикажем накормить котят. – Она резко поднялась и направилась к двери.

За дверью, действительно оказалась трапезная зала. Небольшие столики застланы белоснежными скатертями. На них серебряные приборы и тонкие фарфоровые тарелочки.

Лакеи сновали, расставляя бокалы и графины с вином.

– Для кого накрывают? – спросил я у важного красноносого лакея.

– Для персон среднего чина и офицеров гвардии, – ответил тот. – Вы из гвардии?

– Семёновский полк.

– Простите, но почему вы не при мундире? Сейчас с этим строго.

– Я переведён в гатчинский артиллерийский полк. Мундир ещё не успел заказать.

Лакей подозрительно оглядел меня с ног до головы.

– Послушайте, – вдруг вмешалась девушка. – Там на лестнице голодные котята. Вы должны их немедленно накормить.

– Простите? – опешил лакей.

– Голодные котята. Они же умрут! Там, на лестнице.

– А, вы о кошке Мурке? – наконец сообразил он. – Не беспокойтесь, её хорошо кормят. Она охраняет лестницу от крыс. Мы помним о Мурке и о её приплоде. – Правда. А я думала…

– Так вы желаете поесть? – нетерпеливо спросил лакей, показывая всем видом, что у него полно дел, и он не намерен вести пустой разговор о голодных кошках. Ему, прежде всего, гвардейских офицеров надо накормить.

– Нет, спасибо, – поблагодарил я. – Нам надо пройти к дворцовой церкви…

– Я бы не отказалась от чашки чая, – вдруг объявила моя провожатая.

– Позвольте вашу шубку. Присаживайтесь за этот стол, – предложил лакей и умело приял меховую накидку, отодвинул стульчик, помог девочке присесть. – А вам? – обратился он ко мне. – Квас, чай, медовый сбитень? Пироги есть свежие, кулебяки с рыбой?

– Кваса и хлеба, – выбрал я.

– Будет исполнено, – и лакей удалился.

Я присел напротив странной спутницы. Её длинные реснички с маленькими серебряными капельками растаявших снежинок чуть подрагивали. В сером платьице с наглухо закрытыми плечами и высоким кружевным воротником, она вдруг показалась мне величественной, строгой. Да кто же она такая? Девочка поглядела на меня и загадочно улыбнулась:

– Как все странно? Какие удивительные приключения!

– Какие? – не понял я.

– Меня обычно опекают няньки, гувернантки, вечно следят за каждым моим шагом. А тут взяли и потеряли. – Она рассмеялась. – Вот им влетит! – Помрачнела. – И мне влетит. Ой! – вдруг встрепенулась она. – Надо было попросить лакея принести побольше хлеба!

– Зачем?

– Как, зачем? Накормить лошадей. Помните? Гусарских.

Мы бы спустились обратно и покормили их.

– Лошадям нельзя давать хлеб.