Император

– Думаю, Аракчеев вам не по зубам, – остудил его Никита Петрович. – Терпите.

– Но как такое стерпеть? – возмущался офицер.

– Вы же не сможете вызвать его на дуэль, даже всем полком. – Панин заметил меня. – Кстати, хочу вам представить Семёна Ивановича Доброва.

Офицеры пожимали мне руку, представлялись, но как-то сразу забыли о моем присутствии и принялись дальше обсуждать новые порядки, вводимые в войсках.

– Тут такое было, – тихо объяснил мне Панин. – Новоявленный император смотр учинил гвардейским полкам, да Семёновский полк оплошал. Строй – ни к черту. Экзерсисы выполняли прескверно. Аракчеев в сердцах и назвал их болванами. Вот, теперь господа офицеры возмущаются.

Подкатила открытая коляска, в которой сидел фон Пален, кутаясь в плащ, подбитый бобровым мехом, А рядом в собольей шубке и в такой же шляпке сидела прелестная юная девица, в которой я, с замиранием сердца, узнал…

– Фон Пален! – приветствовали его офицеры. – Поглядите, кто это с ним? Неужели этот ангел – маленькая Софи?

– Рад видеть вас, господа, – ответил фон Пален, сходя на мостовую и помогая ангелу выпорхнуть из коляски. Румяное личико Софьи искрилось счастьем и молодостью. Глаза сияли от радости. Губки расплылись в очаровательной улыбке, обнажая белые крепкие зубки. Молодые офицеры страстно целовали ей ручку, вынутую из лисьей муфточки. Но меня она даже не замечала. Так – скользнула взглядом.

– Моя дочь, Софья, – представлял фон Пален ангела офицерам.

– Добров, Семён, – дошла очередь до меня.

Софья вспыхнула, но ровным голосом проворковала:

– Очень приятно познакомиться.

– А я думал, вы уже знакомы, – как бы удивляясь, проронил фон Пален.

– Ну что вы, папа, откуда же я могу знать этого юношу? – искренне удивилась юная плутовка. – Вы сами знаете, как у нас строго в институте. А может быть, – она поморщила чистый лобик, как будто что-то вспоминая. – Вы не были у нас на Рождественском балу в прошлом году?

– Я вам напомню, – усмехнулся фон Панин. – Он был той ночью, когда вы, мадмуазель, взламывали буфет тётушки Элизабет.

Очаровательные глаза прелестной Софьи зло сузились.

Она с презрением посмотрела пристально на меня: – Вы, сударь, все разболтали?

– Он не виноват, – тут же заступился фон Пален.

– Папа, вы должны вызвать его на дуэль, – задышала она гневно.

– Мадмуазель Софи, кого вызвать на дуэль? Мы готовы хоть сию минуту ради вас изрубить в капусту любого, – тут же нашлись молодые гусары.

– Нет, господа! – жестом остановила их Софья. – Это дело семейное. Я лично прострелю ему сердце. Именно – прострелю! О камень, что в вашей груди, шпага сломается.

– Софья, прекратите, – строго сказал фон Пален. – Семён не виноват, что у вас отец – опытный шпион.

– Что я слышу? – удивлению и гневу Софьи не было предела. – И вы ещё его защищаете? Вы на его стороне?

Она фыркнула и обиженно отошла в сторону.

– Мне надо как-то извинится? – несмело спросил я у фон Палена.

– Пусть остынет, – посоветовал он. – Девичий гнев вспыхивает, как солома, горит ярко, но недолго.

– Господа, Мария Фёдоровна и великие княжны, – пронёсся шёпот, словно порыв ветра. Офицеры вытянулись, обротясь к проезжающей карете. Шесть лошадей белой масти, запряжённые цугом, влекли длинную раззолоченную карету императрицы Елизаветы с большими стеклянными окнами. За тонкими шёлковыми занавесками угадывались профили императрицы Марии Фёдоровны, фрейлин и дочерей. Кучер важный, в пёстрой ливреи, восседал на передке. Форейтор на правой передней лошади кричал на зевак, чтобы посторонились. На задке стояли двое рослых лакея.

Вдруг карета остановилась. Один из лакеев соскочил на землю и приоткрыл дверцу.

– Что это, господа? – заволновались офицеры. – Посмотрите, там же Елена Павловна. Как она очаровательна. Надо же! А как подросла! Как расцвела! Лакей направился к офицерам.

– Кто из вас будет Добров, господа? – спросил он.

Офицеры изумлённо переглядывались: кто тут среди них счастливчик?

– Кому я понадобился? – не своим голосом ответил я, сглотнув ком.

– Вас просит Великая княжна Елена Павловна.

Я направился к карете, а за спиной услышал удивлённый гул голосов. Елена Павловна сидела с краю на плюшевом диване. Я снял шляпу, поклонился Марии Фёдоровне. Та едва кивнула. Елена Павловна позволила поцеловать руку и, нагнувшись к моему уху, быстро сказала:

– Мне удалось уговорить папа. Вас пригласят на ужин.

– Позвольте узнать, за что такая честь? – спросил я, но лакей захлопнул дверцу перед моим носом, и карета покатила дальше, чуть не наехав задним колесом на носки моих сапог.

– Что же это такое? – насмешливо спросил один из гусар у Никиты Панина. – Вы говорили, что это ваш протеже, однако, он сам, кого хочешь, протежирует.

– Везунчик, – развёл руками Панин. – Он нам сейчас сам все расскажет.

Я уже прокручивал в голове, как объяснить эту странное происшествие, но вдруг передо мной возникла разгневанная Софья:

– Что это было? Ах вы…. Ах вы… предатель! – и бросилась к фон Палену. – Папа, я требую, чтобы ты срочно увёз меня отсюда. Я больше ни минуточки тут не останусь!

Она уселась в коляску и демонстративно отвернулась.

– О-го-го, – засмеялись офицеры. – А этого юношу надо принять в гусары. Срочно! Наш человек!

– Прошу прощения, господа, – сказал фон Пален. – Уезжаю в Ригу. Надеюсь вновь увидеться. – Отвёл меня в сторону и очень серьёзно сказал: – Будьте осторожны, прошу вас. С первых дней столько внимания к вашей персоне – не к добру, хоть вы и Добров. Если что случится, приезжайте ко мне в Курляндию. Буду всегда рад видеть вас. Помогу, чем смогу.

– Благодарю вас, – ответил я. – Мне очень жаль, что все так получилось…

– Вы об этом злом котёнке? – кивнул он в сторону Софьи. – Не переживайте. Девчонки в таком возрасте страшно ревнивы. Ну, все, прощайте.

Коляска покатила по раскисшему снегу. Я смотрел ей вслед. Чувствовал, как Софья хочет обернуться, но сдерживает себя из последних сил. И все же она не выдержала: бросила краткий взгляд через плечо. Щеки девушки блестели от слез, но она улыбнулась, как будто сверкнул лучик солнца сквозь облака. У меня отлегло от сердца.