Императорские изгнанники
Шрифт:
– Они уже сделали это. Корабли прибыли в Остию вчера, ближе к вечеру. Аполлоний видел, как они вошли, когда отправлялся с багажом. Он прибыл сюда после того, как ты отправился в преторианский лагерь.
Катон оглянулся.
– Где он?
– В термах, - Макрон ткнул пальцем через плечо.
– С тех пор он там. Типичный хренов грек, бездельничающий каждый раз, как только у него появляется оправдание.
– У него есть свои преимущества.
– Катон встал и выдавил улыбку, протягивая руку.
– Полагаю, мне следует поздравить тебя с повышением, как бы недолго ты ни командовал когортой, исполняющий обязанности трибуна Макрон. Как тебе
– Вовсе нет, яйца Юпитера, - прорычал Макрон, отказываясь взять Катона за руку.
– Это неправильно. Ситуация более безумная, чем похотливый бык в жару. Ты должен бороться с этим, господин. Я буду полностью поддерживать тебя.
– Я знаю, что ты будешь. Но пока делай свою работу, пока мы ждем завершения расследования. Совсем неплохо, уволиться со службы по достижении звания трибуна, а?
– Я был совершенно счастлив как центурион.
– Я знаю. Но это армия, как она есть. Ты редко можешь знать заранее, что судьба подкинет нам на пути. Но одно можно сказать наверняка. Если ты не подготовишь когорту и не доложишь Бурру, возможно, скоро появится еще и вакантная должность исполняющего обязанности старшего центуриона.
Катон направился к терме в глубине сада. Один из рабов, дородный мужчина, раздетый до набедренной повязки, был занят подкармливанием расколотых поленьев в печи, пот блестел на его широкой спине. Дым клубился из трубы в конце здания. Это было скромное сооружение по сравнению с некоторыми из тех, что Катон видел в самых богатых домах столицы, но в нем были теплые и горячие комнаты, паровая баня и небольшой имплювий, расположенный вокруг переходного вестибулума, где лежало несколько гирь на специальной стойке. Он остановился рядом с рабом, и человек поспешно выпрямился и склонил голову, как только он почувствовал присутствие своего хозяина.
– Я тебя не узнаю, - сказал Катон.
– Кто ты?
– Поллен, хозяин.
– Как долго ты член моего дома?
– Семь месяцев, хозяин. Кротон купил меня на невольничьем рынке, когда умер предыдущий садовник. Я отвечаю за сад и терму, - в голосе мужчины слышался отчетливый акцент. Однако который Катон никак не мог распознать – новый раб определенно вырос не в Риме или его окрестностях.
Катон кивнул.
– Откуда ты знаешь, что я твой хозяин?
– Я был в саду, когда ты вчера вернулся. Кротон указал на вас, хозяин.
– Понятно. Итак, мое запоздалое приветствие, Поллен. Выполняй свой долг и преданно служи мне, и мы оба от этого только выиграем.
– Да, хозяин. Я буду, - категорично ответил Поллен, и Катон задумался, слышал ли он в голосе этого человека нотку негодования или, возможно, ему это показалось.
– Кто владел тобой раньше?
– Сенатор Сенека, хозяин.
– Сенека? Почему он продал тебя?
– Мы разошлись во мнениях по поводу вырубки деревьев в его саду, хозяин.
– Ты выразил несогласие?
– Катон приподнял бровь.
– Ты осмелился не согласиться с сенатором?
– Да, хозяин. И меня избили за это, прежде чем меня увезли на продажу.
– Тогда я надеюсь, ты усвоил урок. Быть рабом – все равно что быть солдатом. Оба должны подчиняться приказам. Если ты хочешь остаться здесь, ты не будешь проявлять ко мне такое же неповиновение, как к Сенеке. Если ты решишь повторить такой проступок, то вернешься на невольничий рынок. Выполняй свой долг здесь хорошо, и о тебе позаботятся со всей справедливостью.
Я ясно выражаюсь, Поллен?– Да, хозяин.
– Хорошо. Тогда продолжай свою работу.
Катон вошел в вестибулум и увидел одежду Аполлония, аккуратно сложенную на табурете, рядом с его калигами. Он расстегнул пряжку своего плаща и положил складки на небольшую деревянную скамейку, затем снял доспех и разделся. Поллен все еще был в его мыслях. Хотя он был терпимым хозяином по отношению к горстке своих рабов, он ожидал от них того же, что и от людей под его командованием. Он сделал паузу и улыбнулся, поправляя себя: людей, которыми он командовал. Он решил поговорить с Кротоном о новом рабе. Если Поллен поселился в доме и не доставлял хлопот, значит, все в порядке. В противном случае его бы предупредили, и если бы с его поведением возникли проблемы, его бы продали. В любом случае, несмотря на то, что раб утверждал по поводу того, как он покинул предыдущий дом, тот факт, что он был связан с Сенекой, оправдывал в данный момент подозрительнное отношение к нему.
Раздевшись догола, Катон взял с полок в аподитерии одно из льняных покрывал и полотенце и направился в тепидарий. Там было пусто, поэтому он сразу же перешел в кальдарий, где жар стоял уже во всю мощь раскаленных камней, отдернув кожаную занавеску в арке, разделявшей их. Аполлоний сидел на скамейке напротив, его тускло было видно в свете маленького стеклянного окошка. Его жилистое тело блестело от пота, он поднял глаза и слегка поднял руку в знак приветствия.
– Так скоро вернулся из лагеря?
Катон сел на скамейку напротив и кратко рассказал о том, что произошло. Аполлоний прищелкнул языком.
– Это жестко. И вряд ли это достойное вознаграждение за твою службу.
– Совершенно верно, - с чувством согласился Катон.
– Кажется, я все-таки не смогу предложить тебе место в моей когорте. Я сожалею об этом.
Вольноотпущенник на мгновение задумался.
– Жаль. Но еще не все потеряно. Расследование может оказаться в твою пользу.
– Это возможно.
Аполлоний внимательно изучил выражение лица Катона.
– Но вряд ли, так будет.
– Я не входил в число людей, назначенных лично Бурром. Я получил командование благодаря влиянию Нарцисса.
– А его уже давно нет, - подумал Аполлоний.
– Значит, у тебя во дворце нет покровителя, который бы охранял твои интересы. Непростая ситуация.
– Мягко говоря.
– Разве в Сенате нет никого, к кому ты можешь обратиться за поддержкой твоего расследования?
Катон доверял одному сенатору, который, по его мнению, мог предложить ему некоторую помощь. Веспасиан был командиром Второго легиона, когда Катон присоединился к его рядам. С тех пор их пути несколько раз пересекались, и Веспасиан был впечатлен его службой. Однако в настоящее время сенатор не имел большого влияния, и Катон решил, что идея обратиться за помощью к своему бывшему командиру выше, чем его гордость.
– Нет. Я сам по себе. Я сам с этим разберусь.
Аполлоний вздохнул.
– Тогда это твои похороны. Но если я могу чем-то помочь, я буду счастлив.
– Если уж до этого дойдет. . . Но я благодарен тебе.
Наступила короткая тишина, когда Катон почувствовал, как пот начинает выступать на его коже, образуя бусинки, а затем стекать вниз.
– Учитывая мою ситуацию, ты можешь захотеть связать себя с кем-то другим. Я пойму, если ты захочешь так поступить.