Императорский Китай в начале XV века

Приведенные выше примеры, свидетельствующие о попытках правительства предотвратить оппозицию в бюрократических слоях, показывают, что императорский двор предъявлял к чиновничеству определенные требования. И здесь мы сталкиваемся со вторым основным аспектом использования критерия «мудрости» чиновника правительством Чжу Ди. Мы имеем в виду систематические наставления о нормах поведения управленческих кадров, наставления, призывавшие их быть мудрыми и дальновидными в самом прямом смысле этого слова.

Подобные наставления составляют существенную часть почти каждого официального документа, обращенного в начале XV в. в адрес чиновничества. Для примера можно привести опять-таки манифест от 24 января 1403 г., где говорилось: «Вы, гражданские и военные сановники, вне зависимости от того, высокую или низкую должность [вы занимаете], проникнитесь моими душевными устремлениями. [Пусть] каждый [из вас] до конца идет своим путем. Не будьте зловредными, не поддавайтесь обману и приспособленчеству, правильно направляйте свои помыслы, будьте строги к своему поведению, докажите свою преданность в служении, сообща блюдите оставленные [Тай-цзу] на счастье народа законы. Вам следует приложить [к тому] все силы» [23, цз. 16, 291]. Во многих других документах также встречаются призывы, подобные следующему: «Каждому из вас (чиновников. — А. Б.) следует со всей душой сообща [выполнять] служебные обязанности, со всей искренностью сообща участвовать в делах» [23, цз. 19, 338].

В приведенных наставлениях заметно желание двора создать определенный идеал чиновника, который бы полностью отвечал интересам трона, с одной стороны, и управления, как такового, — с другой. Иногда подобные устремления являлись основой приказов и манифестов, обращенных к чиновникам. Наиболее ярко это прослеживается в манифесте, изданном в феврале 1415 г. Он гласил: «Для чиновника главное — это быть верным, старательным, бескорыстным и почтительным… Общественный [долг] — это отказ от своекорыстия, справедливость — значит беспристрастие, гуманность-отсутствие жестокости, снисходительность — избежание пагубных [действий]. Не смейте думать об обмане народа, и [ваши] сердца [проникнутся] настоящей святостью! Не смейте думать об обмане императорского двора, и небесный владыка (божество. — А. Б.) будет с благоговением взирать на это» [16, цз. 16, 1111].

В таких призывах отразилось издавна присущее китайской общественно-политической мысли представление, что с помощью «мудрых» чиновников можно обеспечить идеальный порядок в стране. Иначе говоря, за всеми цитированными сентенциями скрывалось вполне искреннее стремление правительства Чжу Ди образцово наладить работу государственного аппарата, т. е. прежде всего бюрократической машины. Забота о нормальном функционировании этой машины прослеживается в течение всего царствования Чжу Ди. Здесь нельзя усматривать ни намерения следовать традициям, ни филантропических побуждений. Такая забота диктовалась насущными интересами нового правительства. Кратко формулируя свои основные задачи, Чжу Ди писал: «Днем и ночью я с почтением думаю лишь [о том, как] умиротворить и успокоить [страну], чтобы [с честью] вынести бремя [власти], доверенное мне по наследству» [23, цз. 16, 291]. Иными словами, в столь нестабильной обстановке ключ к удержанию достигнутой власти император видел в создании спокойного внутреннего положения. А нормальное функционирование управленческого аппарата было для этого важным условием.

В одном из императорских манифестов выражалось вполне резонное заявление: «Государь платит чиновникам жалованье, чтобы управление стало совершенным» [23, цз. 29, 521]. Однако обеспечить совершенную работу бюрократической машины было весьма трудным делом. Попытки создать идеальных, «мудрых» чиновников разбивались при столкновении с действительностью. В конце своего царствования Чжу Ди был вынужден прийти к печальному заключению, что «все чиновники совершают злоупотребления перед законом» [23, цз. 236, 2264]. Это признание было не так уж далеко от истины. Источники пестрят сообщениями о нарушениях, допускавшихся должностными лицами: недобросовестном исполнении своих обязанностей, произволе и нарушении предписаний свыше, злоупотреблении судебной властью, алчности, лихоимстве, разврате и т. д. [23, цз. 23, 428, цз. 76, 1036–1037, цз. 122, 1539, цз. 124, 1555, 1562, цз. 233, 2247, цз. 267, 2423]. Наиболее распространенными пороками чиновничества было казнокрадство, взяточничество и эксплуатация населения подведомственных районов. Некоторым чиновникам, занимавшим даже не очень высокое положение, удавалось сколачивать неправедными путями миллионное состояние [23, цз. 166, 1859].

Нужно иметь в виду, что императорскому двору становилось известно лишь о немногих творимых чиновниками злоупотреблениях. По свидетельству цензора Дэн Чжи, чиновные власти покрывали друг друга в своих беззакониях [23, цз. 219, 2176–2177]. Поэтому даже если собрать все зафиксированные на страницах официальных документов случаи правонарушений со стороны должностных лиц, то и это не могло бы воссоздать во всем объеме картину произвола, чинимого бюрократической властью.

Естественно, что при тех расчетах, которые возлагал императорский двор на работу бюрократического аппарата, подобные явления не могли не вызывать недовольства высшей власти. Неудовлетворенность действиями отдельных должностных лиц, целых учреждений и, наконец, чиновничества в целом хорошо прослеживается на примере многих официальных документов, издававшихся от имени императора в первой четверти XV в.

Прежде всего, недовольство двора вызывала та безудержность, с которой чиновные власти эксплуатировали подведомственное им население. Одно из распоряжений императора в июне 1403 г., в частности, гласило: «Прежняя политика [периода] Цзяньвэнь приносила страдания и зло военному и гражданскому люду. Вступив на престол, я сразу же вознамерился дать ему (народу) отдохновение. Но ведающие тем власти не прониклись моими устремлениями и все еще наносят вред [народу] своими бесчинствами» [23, цз. 21, 379]. Далее разъяснялось, что это выражалось в нарушении правил набора людей в солдаты, ограблении населения, самочинном привлечении народа к различным общественным работам и т. д. В феврале следующего года Чжу Ди, обращаясь к чиновникам, писал, что те из них, кто не желает народу добра, идут против его воли [23, цз. 27, 491]. Наконец, в распоряжении по поводу голода и бедствий, обрушившихся на провинцию Хэнань в 1407 г., говорит лось: «Это вина негодяев, назначенных мною (Чжу Ди) на [чиновную] службу» [23, цз. 67, 939]. Подобные примеры можно было бы продолжить.

Беспокойство верховной власти вызывало безразличие местной бюрократии к положению подведомственного ей населения, ее инертность. Это ярко отразилось в короткой, но весьма емкой сентенции из манифеста от 7 февраля 1418 г.: «Ныне вы (чиновники), сидя сложа руки, смотрите на бедность народа, спокойно оставляете [это] без внимания, утаиваете и большое и малое, ни о чем не докладываете двору. [Вероятно], вы не страшитесь [возмездия] духов Неба и Земли!» [23, цз. 196, 2053]. В приведенной цитате обнаруживается еще один мотив, вызывавший резкое осуждение императорского двора, а именно систематическое сокрытие от высших инстанций действительного состояния дел на местах. Подобные мотивы прослеживаются и в других документах. В официальных бумагах констатировалось: «Докладчики сообщают, что в последнее время [погодные сезоны] своевременны, [царит] покой, годы урожайные, народ спокоен и [имеет] все в изобилии. При проверках же обнаруживается, что поля пустеют и порастают бурьяном, народ голодает и [страдает] от холода. Дошло до того, что [двору] не докладывают даже о засухах, наводнениях и саранче!» [23, 139, 1675]. Сетуя на трудности, связанные с попытками обеспечить получение правдивой информации с мест, император писал: «Когда чиновники из провинции прибывают ко двору, я приказываю им докладывать о выгодах и бедствиях народа. Все, как правило, говорят, что поля засеяны, урожай богатый и [люди] в деревнях радостно трудятся. Недавно же стало известно, что голодающие в Шанъси едят кору деревьев, травы и коренья. И никто не доложил об этом!» [23, цз. 136, 1653].

Наконец, в претензиях двора к чиновникам сквозит недовольство их прямым неповиновением. Император признавал: «Некоторые [чиновники], подчиняясь [приказам на словах], нарушают и не соблюдают государственные законы [на деле]» [23, цз. 87, 1151]. В этом плане, по мнению Чжу Ди, оставляла желать лучшего даже работа высших административных органов. В начале 1404 г. он говорил: «В последнее время из шести ведомств [исходит] слишком много [решений], вредных для [дела] политики. Это все следствие неисполнения подчиненными [ведомствам] чиновниками [своих] обязанностей» [23, цз. 26,487].

Отмеченные настойчивые требования двора к бюрократическому аппарату проявлять всяческую заботу о народе и его нуждах диктовались отнюдь не высокоморальными соображениями или же простым стремлением Чжу Ди приблизиться к идеалу «хорошего государя», пропагандируемому конфуцианским учением. Причина такой заботливости была гораздо реальнее. Она вызывалась боязнью, что самоуправство чиновников может вызвать новое крупное восстание народных масс (как и в середине XIV в.). Эти опасения усугублялись теми тяжелыми последствиями, которые имела для значительной части населения война «Цзиннань». Доказательством тому может служить обращенный к гражданским и военным сановникам манифест от 27 мая 1404 г.: «Ныне, хотя в Поднебесной спокойно, народ все еще не пришел в себя и не отдохнул. В округах и уездах [есть] самодуры [чиновники], которые при сборе налогов и отправке [народа] на принудительные работы поступают бесчестно. Простой народ не в силах [вынести это]. [Поэтому] появляется много разбойников и мятежников» [23, цз. 30, 550].

Видя причины и опасность нарастающего в низах недовольства, правительство пыталось предотвратить возможный взрыв. Для этого и оказывалось всяческое давление на местные власти в «защиту» народа. «Нельзя допустить, чтобы злые духи привели в будущем к бедствиям и бунту [народа]; бедствия [же происходят] от лукавых [чиновников], счастье — от хороших» [23, цз. 87, 1151–1152].

Императорский двор в начале XV в. не ограничивался выражением недовольства по поводу отмеченных выше недостатков в работе бюрократической машины. Верный своему намерению добиться ее нормального, образцового функционирования, он старался исправить положение. Методы, применяемые для этого, были весьма различны.