Императорский Китай в начале XV века

Особенно широко инспекция была проведена в 1415 г. Общее руководство этим мероприятием возлагалось на цензора У Вэня. Специальный императорский указ ставил перед ним и прочими эмиссарами следующие задачи: «Местные власти скрывают и не доводят до сведения [двора] трудности, [испытываемые] населением. Тебе и прочим, получившим поручение быть моими ушами и глазами, следует всеми силами проверять тех, кого императорский двор назначил волостными и уездными чиновниками. При выявлении [среди них] алчных лихоимцев и нарушителей законов арестовывайте их… Следует, не извращая [положения дел] и [никому] не попустительствуя!.. присылать доклады о каждой выгоде и каждом бедствии народа» [23, цз. 160, 1819–1820].

Повышенное внимание императорского двора в начале XV в. к организации подобных миссий говорит о его стремлении преодолеть одно из самых уязвимых мест в работе бюрократической машины-слабость контроля центральной власти над действиями чиновников на местах. Эта слабость осознавалась и признавалась современниками. Например, один из представителей провинциальной просвещенной элиты Ао Жу-юань в своем докладе императору писал: «Ныне, [если] захотеть, чтобы мелкий люд спокойно трудился, то нужно [учинить] внимательное разбирательство тому, как соблюдаются приказы [свыше]» [23, цз. 91, 1197]. Существующая система цензорного надзора не могла справиться с такой задачей, о чем и свидетельствует попытка Чжу Ди наладить регулярные инспекционные досмотры.

Однако все перечисленные меры оставались в значительной степени тщетными. Ни уговоры, ни угрозы, ни наказания и награды, ни указы против взяточников, ни инспекционные смотры — ничто не могло переломить инерцию бюрократической машины и сделать ее работу идеальной. Поэтому во многих официальных документах рассматриваемого периода можно найти не только свидетельства недовольства ее работой, но и определенные нотки бессилия, звучавшие среди попыток императорского двора исправить положение. Например, в январе 1419 г. император констатировал: «Я неоднократно отдавал указы всем учреждениям в столице и в провинциях, не дозволяя безрассудно [забирать] на отработочную повинность хотя бы одного человека, самовольно брать хоть одну крупицу [зерна]. Но бесталанные чиновники творят самоволие!» [23, цз. 207, 2115]. Подобные признания собственного бессилия можно усмотреть и во многих уже приводимых выше уговорах и угрозах императорского двора в адрес чиновничества.

Тщетность попыток превратить бюрократический аппарат в послушное орудие исполнения воли императора, наряду с отмеченной выше боязнью сохранения оппозиционных настроений в отдельных чиновных кругах, заставляла Чжу Ди опасаться за прочность той опоры, на которую он мог здесь рассчитывать. Эти опасения должны были усиливаться известной саморегулируемостью бюрократии в Китае.

Как известно, выдвижение на службу должно было проводиться посредством системы экзаменов. Контроль за назначением и перемещением чиновников по служебной лестнице лежал на самой бюрократической машине, в частности на Ведомствах чинов и обрядов. Формально, конечно, требовалось утверждение со стороны императора. Но фактически его свобода действий в этом отношении была связана традицией.

Ч. О. Хакер, специально исследовавший вопросы государственного устройства Китая, приходит к выводу, что император мог произвольно назначать людей на важные посты только «в годы становления династии» [213, 46–47]. В начале XV в. мы видим ситуацию, аналогичную становлению новой власти. Поэтому Чжу Ди, без сомнения, пользовался большей, чем обычно, свободой при выдвижении сановников. Об этом свидетельствует появление при нем целой категории «новых» людей. В одном из своих указов он утверждал: «Все высшие сановники [в стране назначены] по моим приказаниям» [23, цз. 90, 1189].

Однако даже в создавшейся специфически благоприятной для этого обстановке Чжу Ди был вынужден производить назначения с некоторой осторожностью. Подтверждением тому могут служить его собственные слова: «Будучи государем, при выдвижении кого-либо [на службу] или увольнении в отставку во всех случаях не [следует поступать] как попало, а нужно непременно [рассчитывать] на положительное восприятие [того и другого] сердцами народа… Как же можно служить Поднебесной, руководствуясь [лишь] своими [побуждениями]?» [23 г цз. 29, 531–532]. Данное высказывание, несмотря на его высокопарность, не было простой данью демагогии. Отразившийся в нем подход полностью согласуется со многими другими изречениями и декларациями Чжу Ди, свидетельствующими о его осторожности. В поучениях наследнику престола в мае 1409 г. по поводу взаимоотношений императора и сановных кругов, например, говорилось: «Сейчас самое время… заботиться о репутации. Управлять Поднебесной тяжело. Во всем следует сначала разобраться, а [потом] действовать. Любое малейшее упущение может оказаться немаловажным для накопления добродетели» [23, цз. 90, 1189].

В связи с такой осторожностью Чжу Ди интересно отметить, что, по подсчетам О. Б. ван дер Шпренкеля, средняя продолжительность службы начальников Ведомств в первой четверти XV в. была самой длительной за весь период Мин [227, 96–97].

Что же касается нижних слоев бюрократической пирамиды, то они были «саморегулирующимися» в большей степени, чем верхние. Император официально признавал за чиновным аппаратом право самому регулировать свои кадры, предостерегая лишь против злоупотреблений в этом: «Не смейте из зависти вредить мудрым, не смейте при выдвижении [людей] совершать злоупотребления, следуя своекорыстию. В [канонических] книгах сказано: «Твоя единственная обязанность — выдвигать способных, [которые] должны стать чиновниками; твое единственное пренебрежение обязанностями — одобрение тех, кто не должен быть [чиновником]» [23, цз. 23, 419]. Однако из литературных источников хорошо известно, что в средневековом Китае при выдвижении на службу процветали протекция, кумовство, подкуп и прочие полностью не регулируемые правительством каналы. В этом отношении не было исключением и рассматриваемое время. Вывод Ч. О. Хакера об известной саморегулируемости бюрократической системы в период Мин можно с полным основанием относить и к началу XV в. [213, 46].

Отмеченная особенность бюрократического аппарата также не могла не вызывать неудовлетворения императора, хотя это и в недостаточной мере отражено в источниках. Недовольство работой управленческой машины, обусловленное, как отмечалось, несовершенством бюрократического аппарата и его потенциальной возможностью действовать вне непосредственного контроля императора, толкало Чжу Ди на поиски определенного противовеса произволу бюрократии. Поэтому не удивительно, что в годы его царствования проявился и усилился ряд моментов, существенно нарушавших традиционную систему чиновного управления.

Политика «раздвоения власти» и усиление роли дворцовой администрации

Прежде чем перейти к вопросу о нарушениях традиционных норм управления при Чжу Ди, нужно отметить, что попытки найти противовес бюрократии проявились еще при Чжу Юань-чжане. Он старался как можно больше подчинить управленческий аппарат императорской власти с помощью административных изменений и террора, а также противопоставить чиновникам в провинции удельных ванов. Правительство Чжу Юнь-вэня рассчитывало добиться усовершенствования бюрократической машины посредством реформ. Таким образом, Чжу Ди столкнулся с уже назревшим вопросом. Однако решить его он попытался несколько иными, чем его предшественники, средствами.

Аналогию с деятельностью Чжу Юань-чжана в данном направлении можно обнаружить лишь в одном аспекте — намеренном нарушении традиционного порядка выдвижения чиновных кадров. Правда, основатель династии Мин в своем пренебрежении к системе экзаменов также опирался на опыт предшественников. Эта система стала в значительной степени фикцией еще в период монгольской династии Юань. До 1314 г. экзамены на чин вообще не проводились, а после 1334 г. было даже принято решение об их отмене и выдвижении чиновников «по способностям» [50, 22, 49]. В 40–50-х годах XIV в. экзамены стали проводиться вновь, но весьма эпизодически. Эти ограничения объясняются естественным стремлением монгольской знати сохранить руководящие позиции и ограничить выдвижение китайцев. При Чжу Юань-чжане такой необходимости не было и нарушение системы экзаменов приобретает иной смысл. Оно выступает средством борьбы с «саморегулируемостью» чиновно-бюрократической среды. Первые экзамены на провинциальном уровне были проведены лишь в 1374 г., а вторые — в 1385 г. [206, 186]. Нечто подобное наблюдалось и в начале XV в. По мнению Хэ Бин-ди, в течение нескольких десятков лет после основания империи Мин экзамены отнюдь не были единственным и определяющим каналом для выдвижения на службу. Гораздо большее значение здесь имела рекомендация влиятельных лиц [206, 186–187]. Особое положение в связи с этим приобрела Государственная школа, учащиеся которой (цзянь-шэны) получали фактические преимущества при замещении важных правительственных должностей [206, 32]. Государственная школа находилась в столице, и немалое влияние в ней имели члены Академии Ханьлинь.

Нарушение системы государственных экзаменов при Чжу Ди отразилось во многих докладах сановников на имя императора. Специальный доклад о нарушениях сроков экзаменов на местах поступил в январе 1411 г. [23, цз. 111, 1423–1424]. А в январе 1420 г. цензор Дэн Чжи писал о том, что кадры должностных лиц избираются во многие правительственные органы не посредством отбора на экзаменах, а многие претенденты на служилые посты сдают экзамены по семь-восемь раз и не получают должности [23, цз. 219, 2176]. Наконец, требование улучшения отбора чиновников путем экзаменов было выставлено в докладе Ли Ши-мяня и Цзоу Ци в мае 1421 г. [23, цз. 236, 2264].