Империум. Туман с Альбиона

"Постирала, и спасибо, - затягивая ставший широким ремень, поблагодарил он Полину, встал, качнулся, оперся плечом о стену, - блин, совсем я ослабел".

Переждал дурноту, пошел к двери. На крыльце мальчишка строгал какую-то деревяшку, а теплый ветерок ерошил ему волосы. Голова Руслана кружилась. Решив немного отдохнуть, он сел на ступеньку, прислонился плечом к брёвнам дома, пробормотал, глядя на стружки, летящие из-под ножа:

– Пацан, что за деревня?

– Белый Бом.

– Сколько до Горно-Алтайска, знаешь?

– Горно чего? Неа, - мотнул головой мальчишка.

Рослав понял, что чего-то не понимает, но отнёс это на счет недомогания - голова сильно кружилась. Это заставляло мир крениться, и глазами воспринимался он как вид через трубу: не целиком, а кусками, по две-три избы вдоль раскатанного в пыль и грязь просёлка. Ладно хоть уши, пусть и глухо, словно ватой заткнутые, воспринимали гагаканье, кряканье, петушиные крики, мычание и поросячий визг - чисто сельскую озвучку.

– Вот глухомань! А в город, вообще, как добраться?

Мальчишка откликнулся:

– Староста, Тимофей Кондратьич, завтра собирались, с мобилавкой. Вон, где палисадник.

Пошатываясь, аспирант добрался к дому старосты. Крупная собака, лёжа посреди двора, похлопала хвостом по земле, как бы приветствуя, буркнула "гав" с закрытой пастью. На стук в дверь никто не ответил. Рослов вошёл в дом:

– Тимофей Кондратьевич?

Крепкий мужик лет сорока появился из второй комнаты:

– День добрый. Это тебя Мироничев привёз? С пасеки?

– Здрасьте. Мне надо в город.

– Завтра. Но ты бы отлежался, а? Мордаха красная, горишь ведь. Заплохеет в дороге, и что с тобой делать? Не зря Поля сюда бежит, - староста показал в окно, - ишь, всполошилась!

Аспирант успел задать ещё пару вопросов, удивиться, возмутиться, но Полина потребовала, чтобы он вернулся в постель, цепко схватила за рукав. Чувствуя, что сил на сопротивление не хватит, Руслан сдался и побрёл назад, в опрятный дом с вывеской: "Медицинский пунктъ". Хотя голова и кружилась, но аспирант отметил непривычный твердый знак, который в конце надписи стоял скромно, не выделяясь ростом и статью, в отличие от собрата из заголовка журнала "КоммерсантЪ". Насколько помнится, такой архаизм носил довольно странное название - "ер".

– Или "ять"?

Аспирант потёр лоб, задумался над совершенно неважным сейчас вопросом, но Полина оказалась девушкой решительной и быстро сбила его с дурацкой мысли. Она уложила Руслана в постель, поставила на кровать удобный деревянный столик на низких ножках, с которого тот с удовольствием поел. Куриная лапша с волокнами мяса, гречка и котлета - улетели вмиг. До чая фельдшер заставила принять ложку темной сладковатой микстуры, высыпала на язык больного сразу два порошка, потребовала запить киселём, а потом поставила укол.

Аспиранта прошиб пот, навалилась слабость, что веки не поднять, и он уплыл в забытьё. Когда проснулся - поздним вечером или ночью - в палате стоял полумрак, а за окном слабенько рдела заря. При неясном свете свечного ночника, похожего на бумажный китайский фонарь, Руслан сел, соображая - где же туалет?

Решив действовать "методом научного тыка" - искать за каждой дверью - он спустил ноги с кровати, нашаривая обувь. Пятка ударилась о металл, дребезжание заставило наклониться, а увидев ночной горшок, Руслан сообразил - придётся вспомнить детсадовские навыки. Встав в полный рост, он покачнулся от сильного головокружения, отчего сразу же сел и уже в такой позе зажурчал, облегчаясь. Никакого смущения при этом аспирант не испытал:

– А что? Не наяву, бред же!

Староверы?

Утром он проснулся без головной боли, и сразу, открыв глаза, задался вопросом - почему под потолком вместо привычной лампочки висела керосиновая? Гадая, как он вчера не заметил этого, аспирант спросил Полину, есть ли в деревне электричество? Та отмахнулась, опять напоила микстурой и порошками. А попутно спросила, что за татуировка у него на шее. Руслан гордо усмехнулся:

– Китайский иероглиф, который означает счастье. И приносит его.

– Да как же он может приносить христианину? Если нерусь придумала, значит, он только для них и годится. Нет, баловство это!

Тут в палату вошёл староста и сообщил, что пора ехать. Полина возразила, но после недолгого препирательства тот настоял на своём:

– Сказал, со мной поедет, значит, поедет! До города не помрешь, парень? Ну и ладно!

На улице Руслан напрасно искал взглядом столбы с проводами. И в доме Тимофея Кондратьевича роль светильника играла керосиновая лампа. Спрашивать старосту Руслан не стал, понял сам, что электрификация медвежьих углов России - дело далёкого будущего. Да и как расспрашивать, если рот полон слюной?

Наваристые щи и тушёную картошку с мясом подала полная женщина, видимо, жена старосты. Сам Тимофей Кондратьевич есть не стал, только выпил стакан крепкого чая, посматривая на аспиранта. Огненные щи и второе прогрели того до пота. Вытирая испарину со лба, Руслан откинулся на спинку деревянного стула и поблагодарил хозяйку:

– Класс! Вкуснее, чем в ресторане. Честно, вам надо шеф-поваром работать! Профессионально готовите!

Староста отодвинул пустой стакан, глянул на жену, на гостя, удивился:

– Ну и речь у тебя, парень... Слова странные говоришь, не к месту...

– Это да, - с внутренней гордостью согласился Рослов.

Он знал, что научная работа накладывает неизгладимый отпечаток даже на простые разговоры. Если годами насыщаешь речь специфическими терминами, то они всегда вылетать будут, надо или не надо. Академгородок потому и назывался "академ", что в нём высшее образование подразумевалось низшей точкой отсчета, платформой, так сказать. Ну, можно ли сравнивать человека с ученой степенью и деревенщину?

– ... какой класс, ведь здесь не школа, - продолжил хозяин.
– А вчера ты непонятное бормотал. Ибланы, какие-то. И бога поминал, еврейского...

Рослов покраснел:

– За ебланов извините. А еврейский бог... Когда это я?

– Ты Яхвой клялся. Яху, ей! Или ею.

Аспирант спешно перевел разговор на другую тему:

– Тимофей Кондратьевич! Мне бы уже сейчас связаться с бигбоссом, сказать, где я. В деревне, как я понимаю, телефона нет. А почта по пути будет? Только в городе... Хреновастенько. А куда мы едем?