Империя ненависти

Я видела его таким сосредоточенным только на рабочих вещах. Наверное, я зашумела, потому что он начал поднимать голову.

— Что это за чушь, которой учат детей в наши дни… — он прерывается, когда его взгляд падает на меня.

Он осматривает меня с ног до головы, медленно проводит взглядом по талии и животу, затем задерживается на груди, прежде чем его глаза встречаются с моими.

Они темно-синие — опасные синие, которые заставляют меня вздрагивать, чего я не делала уже более десяти лет.

— Наша система образования отличается от американской, — говорю я в безнадежной попытке рассеять его внимание. — Здесь все по-другому, больше, громче и менее заносчиво, чем в Лондоне.

— Я все еще скучаю по нему. По Лондону.

Не знаю, почему я это говорю, и я сопротивляюсь необходимости ерзать под его пристальным взглядом.

— Почему ты тогда уехала?

Мой взгляд молча переходит на Джея.

— Верно. Ты убегала и, видимо, все еще убегаешь.

Не зная, что ответить, я иду на кухню, беру два пива и предлагаю одно Дэниелу.

— Я полагаю, у тебя здесь нет премиального виски, — говорит он, с отвращением рассматривая банку пива.

— Ты должен быть благодарен, что здесь вообще есть пиво. — я сажусь напротив него, подогнув под себя ноги.

— Так жалко?

— Не надо меня жалеть.

— У меня много извращенных эмоций по отношению к тебе, но поверь, жалость не входит в этот список.

Я заглатываю полный рот пива, впиваясь ногтями в банку. Я хочу спросить его, что это за чувства, но не могу.

Не после того, как я сказала то, что сказала на балконе.

— Я не смогла вырастить Джея в Англии, — шепчу я, возвращая тему к брату. — Его… отец пренебрегал им, вплоть до жестокого обращения. Он заболел астмой из-за условий, в которых его содержали. Поэтому, когда социальные службы постучали в мою дверь, я не смогла отказать. Ему тогда было несколько месяцев.

— Вот почему ты бросила Кембридж.

Это не вопрос, а заявление.

— Мне пришлось использовать остаток трастового фонда, чтобы вырастить Джея, поэтому я больше не могла позволить себе Кембридж.

— Ты могла бы попросить дядю Генри о помощи.

Шар размером с мой кулак забивает мою дыхательную трубку.

— Дядя Генри ненавидел маму больше, чем дьявола.

— Но он не ненавидел тебя.

— Да. Он даже не мог смотреть на меня после ее ареста. Я напоминала ему о ней, и это причиняло ему боль. Вот почему я избегала его. Я не могла просто попросить его о помощи, чтобы вырастить еще одного ребенка, которого родила моя мать.

Я смотрю на Джея, радуясь, что он крепко спит.

Дэниел толкает банку пива, затем делает маленький глоток.

— Ты знала, что я был в Нью-Йорке до того, как приехала?

— Нет. Если бы знала, я бы сюда не приехала.

Садистская улыбка трогает его губы.

— Я никогда не считал тебя трусихой, которая убегает от своего прошлого.

— Я не трусиха. Просто не люблю ненужные конфронтации.

— Значит, теперь я ненужный? Не очень хорошая попытка вернуть мою благосклонность.

— А такое место вообще существует?

— Что?

— Твоя благосклонность.

— Существует.

— Шокирующая новость, учитывая, что ты разборчивее королевской особы.

— Я могу быть разумным.

— Нет, даже если тебя ударили по голове этим словом.

Он слегка улыбается, или, скорее, ухмыляется, прежде чем сделать еще один глоток пива.

Между нами воцаряется тишина, тяжелая от невысказанных слов и мстительных мыслей.

Мы так много говорили друг другу, что этот маленький момент покоя кажется неправильным.

Но я не нарушаю его.

Не пытаюсь заполнить.

Возможно, меня привлекала его обаятельная сторона, но я наслаждалась молчанием Дэниела не меньше, чем его словами.

Что мне не нравилось, так это его действия. Каждое из них.

Он наблюдает за мной, будто обдумывает лучший способ заставить меня согласиться на его менее чем деликатное предложение.

Проблема в том, что я тоже не могу перестать думать об этом.

Несмотря на то, что я полностью закрылась от этой стороны себя.

Но я никогда не смогла бы закрыться от Дэниела.

Глава 16

Дэниел

Думаю, я совершил ошибку.

Нет, это не вероятность.

Тот факт, что я даже думаю об этом, является явным признаком того, что я действительно совершил гребаную ошибку.

И я нахожусь в середине еще большей ошибки.

Схватив пустой стакан воды, я окидываю взглядом свою кухонную стойку. Если бы кто-то сказал мне, что я стану свидетелем сцены, подобной той, что происходит в моей гостиной, я бы оплатил счет за терапию.

Возможно, это признак того, что мне следует начать с собственного терапевтического сеанса. Причина проста. Каким бы странным ни был вид, он кажется… чертовски правильным в сочетании со всеми неправильными эмоциями, которые я не должен испытывать.

Николь, которая блестяще окончила школу многозадачности, помогает Джейдену делать домашнее задание, одновременно выполняя свои задания.

Ее брат, Джейден.

Девятилетний маленький засранец эпических масштабов. Он почти как маленькая Николь, но с большим задором и меньшим снобизмом.

Как бы мне ни было неприятно это признавать, но этот маленький ублюдок вырос во мне с тех пор, как я впервые встретил его неделю назад. У него не только такая же аллергия на глупости, как у меня, но и нахальный язык, который почти соперничает с языком его сестры.

Почти.

Это часть причины, по которой я открыл им свой дом. Я сказал Николь, что не буду ездить туда-сюда в ее обшарпанную квартиру за ужином, и потребовал, чтобы она привезла его мне.

Хотя ее квартира должна быть занесена в список объектов, представляющих шум, опасность и угрозу для жизни, на самом деле это не настоящая причина, по которой я больше не хочу туда приезжать.