Империя степей. Аттила, Чингиз-хан, Тамерлан

Во время завоевания Трансоксианы монголами султан Мохаммед Хорезмийский, приведенный в ужас от катастрофы, которую спровоцировали его легкомыслие и самолюбование, начав с бахвальства и, закончив полным крахом, оставался пассивным, а затем сбежал в Балх. Оттуда он направился в Западный Хорасан, нашел убежище в Нишапуре, а затем, все более и более охваченный страхом бежал в Казвин на северо-западе Аджемистского Ирака на дальней границе своего государства. Но Чингиз-хан бросил вдогонку кавалерийский отряд под командованием своих лучших военачальников – Джебе и Суботая. Это была безумная гонка. При приближении Джебе и Суботая, Балх откупился и там был назначен новый правитель. Нишапур отделался тем, что выслал навстречу делегацию: Джебе спешил и не смог остановиться в этом городе. Напротив Туе, Дамган и Семнан были разгромлены Суботаем. Два монгольских военачальника продолжили преследовать Мохаммеда, напали на его след в Аджемистском Ираке и неожиданно захватили Рэй, где они уничтожили все мужское население и взяли в плен женщин и детей. Они кавалерийским галопом двинулись в сторону Намадхана и достигли Каруна, где Мохаммед едва не попал в плен, но затем его следы были потеряны. Монголы отомстили, разрушив Зенджан и Казвин. Что касается неудачливого Мохаммеда, то он скрылся на одном из островков Каспийского моря напротив Абескуна. И там, истощенный морально и физически, он скончался к декабрю 1220 года. Далее мы увидим продолжение рейда Джебе и Суботая через Азербайджан, Кавказ и Южную Россию. [556] Покончив с султаном Хорезма, Чингиз-хан переправился через Амударью весной 1221 г. и предпринял захват Афганистана и Хорасана, преследуя остатки хорезмийских войск. [557] Он оккупировал Балх, подчинение которого не помешало тотальному разрушению: расправа над жителями, пожары в городе. Он направил своего сына Толуя, перед которым капитулировал Мерв, население которого также было уничтожено (конец февраля 1221 г.). Толуй, восседая в долине на золотом троне, лично командовал этой коллективной резней. Мужчины, женщины, дети были разделены по группам и отправлены по войсковым частям и казнены: «жизнь была сохранена четыремстам мастеровым». Мавзолей султана Санджара был сожжен, а его склеп опустошен. (Это было в тот период, когда, следуя традициям, огузский клан, который кочевал в регионе Мерва, направился в Малую Азию, где сельджуки предоставили ему земли и где он заложил основы Османской империи). Далее Толуй нанес возмездие Нишапуру, который имел несчастье немного раньше, в ноябре 1220 г. оказать сопротивление и убить монгольского военачальника Токучара, зятя Чингиз-хана. 10 апреля 1221 г. Нишапур на этот раз был взят штурмом армией Толуя и полностью разрушен. Вдова Токучара главенствовала в резне. Чтобы избежать симулирования, были отрублены головы трупов, были сооружены пирамиды из человеческих голов отдельно мужчин, женщин и детей: «умерщвлены были все, вплоть до кошек и собак». Монголы разрушили около Туса мавзолей халифа Гарун аль-Рашида. Могила Санджара, усыпальница Гарун аль-Рашида, все то, что составляло славу этой блестящей арабо-персидской цивилизации, было подвергнуто систематическому разрушению. Затем Толуй захватил Герат, хорезмийский гарнизон которого оказал сопротивление, но его гражданское население открыло врагам ворота города. Монголы расправились с солдатами, но на этот раз пощадили население.

[556]См. Бартольд, Туркестан, 420-426, дан критический обзор данных Нессави, Джувейни и Джузджани.

[557]И здесь я еще следую хронологии, предложенной Бартольдом, Туркестан 427-455. Он дает критический обзор сведений, предоставленных Нессави, Джувейни и Джузджани.

В дальнейшем Толуй присоединился к Чингиз-хану около Талекана. Чагатай и Угэдэй, которые захватили Ургенч, также объединились с войсками Чингиз-хана под Талеканом.

Разрушив Талекан, Чингиз-хан перешел через Гиндукуш для того, чтобы взять в осаду Бамиян. При осаде был убит молодой Мутужен, сын Чагатая и любимый внук Чингиз-хана. Завоеватель сам объявил эту новость отцу во время обеда, запретил, основываясь на ясаке, оплакивать умершего, но устроил в его честь кровавые похороны. Не было никакой добычи: все было разрушено, в плен никто не был взят, «все живое было умерщвлено». Бамиян получил имя проклятого города. [558]

[558]По Джувейни и Рашид ад-Дину. Любопытно, что Джузджани и Нессави не упоминают осаду, но сообщают, что Чингиз-хан направился прямиком из Талекана в Газну. См. Бартольд, Туркестан, 444.

Тем не менее, хорезмийский монарх Джелал ад-Дин Мангу-берди, [559] сын покойного султана Мохаммеда, избежал катастрофы, которая случилась в Трансоксиане и Хорасане, прорвав в Яссе заградительные отряды монгольских войск. Скрывшись в Газни, в сердце афганских гор, он приступил к воссозданию армии. Он даже разбил монгольский военный корпус в Перване на севере Кабула, которым командовал Шижи-кутуку. [560]

Чингиз-хан, полный решимости отомстить за поражение своего полководца, двинулся с армией в направлении Газни, где Джелал ад-Дин не осмелился выйти к нему навстречу. Газна не оказала никакого сопротивления, но Чингиз-хан, спешивший пленить Джелал ад-Дина, отложил на более поздний срок ритуальное разрушение города. Наконец, он настиг хорезмийского монарха на берегах Инда и разрубил на куски его солдат 24 ноября 1221 г., как об этом свидетельствует Нессави. Сам же Джелал ад-Дин сумел вырваться в полном всеоружии верхом на лошади, и бросился в реку под градом выпущенных в него стрел. Ему удалось здоровым и невредимым перебраться на другой берег, откуда он направился искать убежища у султана Дели в декабре 1221 г. [561]

[559]Тюрк Мангуберди, «Данный Богом».

[560]Раверти задается вопросом, идет ли здесь речь о Перване, который возвышается в долине Пандшира. Он указывает на другой Перван, расположенный близ истоков Лугары, притока реки Кабул. (Raverty, traduct. Du Tabaqut-i Naciri, 288, 1021).

[561]Nessawi, trad. Houdas, 138-141.

Монголы, впрочем, не стали его тут же преследовать на индийской земле. Только на следующий год один из отрядов монголов под началом найона джалаира Балы, провел рекогносцировку вплоть до Мултана, но был вынужден ретироваться из-за наступившей жары. В итоге семья Джалал ад-Дина без него самого попала в руки монголов, которые уничтожили всех детей мужского пола.

Однако монгольское поражение в Перване вдохновило последние города, не подвергшиеся нападению в Восточном Иране. Чингиз-хан, прежде всего, свел счеты с жителями Газни, которые были полностью уничтожены за исключением ремесленников, которых отправили в Монголию. После парванского сражения восстал Герат в ноябре 1221 г. [562]

[562]См. Бартольд, Туркестан, 446-449, особенно то, что связано с Нессави и Джувейни.

14 июня 1222 г. монгольский военачальник Альжигидай захватил Герат после шести месяцев осады. Все население подверглось казни и кровопролитие длилось целую неделю. «Возвращенцы», которые вновь начали заселять Мере, допустили безумную оплошность, убив персидского префекта, оставленного Толуем и стали приветствовать Джелал ад-Дина. Шижи-кутуку уничтожил их всех до последнего с беспощадным деспотизмом. Завершив кровавую бойню, монголы в целях предосторожности сделали вид, что уходят. Они удалились на определенное расстояние, а несчастные жители, которым удалось избегнуть кровопролития, скрываясь в окрестностях или подвалах, возвращались один за другим и, когда оставшиеся в живых посчитали, что враг ушел, и поверили в хороший исход, монгольский арьергард, как в страшной сказке, вдруг вновь возникал и принимался за их уничтожение.

Следует особо отметить, что в Трансоксиане и Восточном Иране у монголов в общем возникло меньше трудностей, чем в Китае при взятии укрепленных городов. Это объясняется, с одной стороны, тем ужасом, который испытывали перед ними в мусульманских странах, как перед «язычниками», скажем сегодня перед дикими кочевниками, этот ужас был гораздо сильнее, чем то, что происходило в Китае, где к их соседству привыкли с давних времен. К тому же кажется, монголы больше чем на Дальнем Востоке использовали местное население. Для того чтобы захватить город, монголы насильно собирали мужское население близлежащих районов, деревень, неукрепленных городов, а затем они гнали множество людей, вооруженных мечами для атаки, на рвы и крепостные стены. Что из того, что их уничтожали собственные соотечественники, главным было то, чтобы эти рвы наполнились трупами, а частые штурмы обессиливали защитников крепости. Иногда они переодевали этих несчастных в монголов, давая каждой десятке по одному монгольскому флагу, таким образом, что гарнизон крепости считал, что имел дело с огромной Чингизханидской армией. Благодаря подобной военной хитрости зачастую случалось, что немногочисленный монгольский отряд одерживал победу. А затем за ненадобностью, они уничтожали эту человеческую массу. Подобная широко распространенная гнусная тактика, доведенная до совершенства духом дисциплины и организованности монголов, превратилась в одну из традиционных тактических приемов. Используя пленников Бухары, Чингиз-хан осуществил осаду Самарканда, в свою очередь пленники Самарканда послужили при осаде Ургенча. Нечто подобное случилось с сельским населением Хорасана, когда Толуй захватил Мерв. Ужас и подавленное состояние были настолько сильными, что никто не думал о сопротивлении. Когда была захвачена Несса, монголы собрали жителей в долине и приказали им связать друг другу руки за спиной. Мохаммед из Нессы пишет: «Они все подчинились. Если бы они разбежались врассыпную, убегая в сторону соседних гор, многие из них остались бы в живых. Когда же они повязали друг друга, монголы окружили их и выпустили в них стрелы, не разбирая, кто мужчина, кто женщина, а кто малое дитя».

Но у монголов постоянно ощущалось право административного чутья, военного чувства порядка. Уничтожая четыре пятых населения, монголы оставляли в живых администрацию, назначали гражданскими чиновниками, даругачами или дарукачами, зачастую из уйгур, иногда даже из персов, писарей, которые могли бы вести деловые книги на двух языках.

Восточный Иран никогда полностью не оправился от Чингизханидского нашествия. Такой город как Балх до сегодняшних дней носит отпечаток монгольских нашествий. Тимуридское возрождение этих регионов, имевшее место в XV в. при Шах Рохе, Улугбеке и Хусейне Байкаре, не способствовало полностью восстановлению региона, который подвергся опустошению от края до края. Однако если Чингиз-хан проявил себя как наиболее злостный враг арабо-персидской культуры, если он вел себя так, что мусульманские историографы его называли нечестивцем и дьяволом, у него отсутствовала принципиальная враждебность по отношению к исламизму. Если же он запрещал омовение и обычай умерщвлять животных у мусульман, это происходило в связи с тем, что все эти действия не согласовывались с обычаями или предрассудками монголов. Если же он разрушал в Восточном Иране великолепную городскую цивилизацию, в условиях которой выросли Фирдоуси и Авиценна, то это было связано с тем, что он намеревался создать на подступах к юго-западу нечто вроде no vans land, искусственную степь, служившей защитной зоной для его империи. Именно с этой целью он губил землю оседлого населения. В нем одновременно совмещались человек с качествами разумного государственного руководителя, не поддерживавшего религиозные войны, и кочевника, плохо разбиравшегося в оседлой жизни, стремящегося разрушить городскую цивилизацию и вместе с тем уничтожить разведение сельскохозяйственных культур. Покидая Восточный Иран, он заставил разрушить зернохранилища, превратить пашни в степь, так она лучшим образом соответствовала его образу жизни и избавляла от лишних хлопот администрирования…

Чингиз-хан долгое время пробыл в Афганистане на юге Гиндукуша. В мае 1222 г. к нему с визитом прибыл известный даосистский религиозный деятель – Кью Чанчуен, которого он запросил из Китая в 1220 г. и который прибыл через Уйгурию, Алмалык, Талас и Самарканд. Завоеватель проявил большой интерес к снадобьям бессмертия, которыми обладали даосистские маги. [563] Однако он намеревался вернуться в Монголию. Осенью 1222 г. он пересек Аму-Дарью, прошел через Бухару, где его заинтересовали основные догмы мусульманской религии: он положительно оценил их за исключением паломничества в Мекку, считая это излишним, так как полагал, что вселенная это и есть дом божий (Тенгри «Вечное небо» у монголов). В Самарканде он распорядился, чтобы был проведен массовый мусульманский молебен в его честь, так как он сменил султана Мохаммеда. Он даже освободил мусульманское «духовенство» – имамов и судей (кади) от уплаты налогов, что наглядно показывает, что его жестокость по отношению к мусульманскому миру была «фактом военного времени», а не религиозной войной. Он провел зиму в Самарканде, весну 1223 г. – на севере Сырдарьи. В Чирчик-ской долине, у северного притока реки Чирчик, около Ташкента, он провел совещание «имперского двора» варваров, восседая на золотом троне среди своих найонов и багадуров. Затем, все той же весной 1223 г., он организовал курултай совместно со своими сыновьями в степях Уланбаши на севере Александрийских гор. В это время его воины устроили грандиознейшую охоту на дичь. Он также провел лето 1223 г. в степях Таласа и Чу и вполне вероятно, лето 1224 г. – на Иртыше. В Монголию он вернулся весной 1225 г.

[563]Что касается путешествия Кью Чанчуена, он же Кьеу Чук, см. Bretschneider, Mediaval researches, 1, 35-108; Бартольд, Туркестан? 451 et Pelliot, Toung pao, 1930,1, 56.

Чанчуен во время своего пребывания у Чингиз-хана, приобрел указ, в котором предписывалась охрана даосистских монастырей. Его спутник монах Ли Ченчен написал в 1228 г. донесение о своем путешествии. См. Chavannes, Inscription et pieces de Chancellerie chinoises, Toung-pao, 1908, 298.

Поход Джебе и Суботая на Персию и Россию

Прежде чем осветить последнюю китайскую кампанию Чингиз-хана, мы напомним о походе его двух полководцев – Джебе – найона и Суботая-багадура в регион Каспийского моря.

Мы знаем, что эти два военачальника, лучшие стратеги монгольской армии, имели перед собой задачу, возглавляя кавалерийский корпус в 25 000 человек, по оценке Гренара, преследовать султана Мохаммеда Хорезмийского, когда тот бежал через Персию. После смерти султана они продолжили свою кампанию в направлении на Запад. После того, как они захватили Рей, город, известный своими превосходными историческими изделиями из фаянса, но который так и не оправился после этой катастрофы, [564] они, по словам Мирхонда, по просьбе некоторых мусульман-суннитов, направились для разгрома шиитского центра в Куме, что они и сделали с удовольствием. Так как Хамадан сдался сам, они ограничились существующим положением дела. После чего они разрушили Зеиджан и взяли штурмом Казвин, все жители которого в знак наказания были уничтожены. Последний тюркский атабек Азербайджана, старый Узбек, вышедший из той династии местных мамелюков, которые к концу XII в. могли сменить сельджукидов, откупился от них золотом и спас Таурис. Джебе и Суботай в самой середине зимы пересекли долину Моганы и вошли в Грузию. Этим христианским царством тогда правил Георгий Лаша или Блестящий (1212-1223), который находился в зените своего могущества, но два монгольских военачальника в пух и прах разгромили грузинскую армию неподалеку от Тифлиса в феврале 1221 г. [565]

[564]Минорский (Рэй, Ислам, Энцикл., 1184) спрашивает, не преувеличил ли Ибн аль-Атир, говоря, что все население Рэи было уничтожено монголами, начиная с 1220 года. Ибн аль-Атир добавляет, впрочем, что в 1224 году была совершена вторая кровавая расправа с оставшимися в живых жителями. «Джувейни, замечает Минорский, говорит только, что монгольские военачальники убили много людей в Кхари Рэе (в деревне, населенной шиитами?), но что в Рэе их встретили кади (шииты?), которые подчинились завоевателям, после чего последние пошли дальше. Рашид ед-Дин допускает, что монголы Джебе и Суботая совершили убийства и грабежи в Рэе, но, вероятно, было сделано различие между Рэем и Кумом, где жители (шииты) были полностью уничтожены».

[565]См. рассказ о нашествии «Сабады Бахадура» – армянского летописца и хроникера Кирагоса, перевод Дюлорье. И у Броссе., Histoire de Georgie, 1, 492.

Оттуда они вернулись в Азербайджан, разграбили Марагу, используя традиционную тактику. Они пустили впереди себя пленников на штурм крепости и убивали тех, кто отступал. Затем происходило взятие крепости и расправа над населением. После этого происходил ложный уход монгольских войск, вселявший уверенность в безопасности возвращения. Но осуществлялось неожиданное нападение арьергарда монголов, которые отрубали головы несчастным жителям, чудом спасшимся ранее (март 1221 г.). Два монгольских полководца готовы были идти походом на Багдад, чтобы разрушить абассидский халифат. Возможность такого нашествия привела бы в ужас арабский мир, потому что именно в это время, как об этом свидетельствует Ибн аль-Атир, крестоносцы захватили Египет и вошли в Дамьету. [566]

[566]R. Grousset, Histoire de Croisades, III, 230 et sq.

Немногочисленная армия абассидов, сосредоточенная в Дакуку, не могла защитить Арабский Ирак. В этом 1221 г. могло случиться, что одновременно Джебе и Суботай оказались бы в Багдаде, а король Жан де Бриен – в Каире. К счастью для халифа, Джебе и Суботай довольствовались тем, что вновь наложили на Хамадан оплату крупной дани. На этот раз жители оказали сопротивление. Монголы штурмом овладели Хамаданом, уничтожили всех жителей и сожгли город. Оттуда, пройдя через Ардебиль, который они также стерли с лица земли, два монгольских предводителя пошли на Грузию.