Империя Страсти
Шрифт:
Территория, окружающая бассейн, больше, чем любое другое потенциальное место проведения свадьбы. Не говоря уже о двухэтажном особняке, величественно возвышающемся посреди него. Несмотря на то, что дом старый, он стоит каждого сантиметра на вес золота, учитывая его близость к Манхэттену.
Из-за многочисленных судебных разбирательств по поводу его владения, его стоимость была подсчитана более чем в шестьдесят миллионов долларов. Ценник, который сделал его главной темой для прессы и магнатов недвижимости.
У него история крови и обмана, и его нынешний владелец удобно носит титул «Дикого Дьявола».
Воздух
Лишь немногие из присутствующих — ее друзья; остальные здесь, чтобы поцеловать задницу ее отца или мужа, либо из-за их богатства, их имен, либо из-за их положения в юридической сфере.
Натаниэль Уивер — или Нейт — стоит в конце прохода в шикарном черном смокинге, скрестив руки перед собой.
Он совладелец юридической фирмы Уивер & Шоу и технически мой босс, поскольку я старший партнер, мой единственный друг и человек, которому я доверяю, чтобы сделать мою дочь счастливой.
На самом деле он официально женился на ней несколько месяцев назад по соображениям удобства, когда ее отец лежал в коме. В то время я не знала, что она моя дочь, и даже предложила ему использовать ее ради фирмы, но он категорически отказался.
Нейт такой. Ответственный за ошибку. Полностью и предельно методичен, без подлости и коварства.
То, что началось как брак по расчету, очевидно, превратилось в нечто большее, и теперь они наконец-то проводят официальную свадебную церемонию.
У прессы выдался напряженный денёк, когда впервые появились новости. Они были крайне неприятны из-за того, что тридцативосьмилетний мужчина женится на дочери своего партнера и лучшего друга, которой всего двадцать.
Они начали свои отвратительные рассуждения о его хищнических наклонностях. Но я точно знаю, что Нейт не видел в ней женщину и не прикасался к ней, пока они не поженились. Я также знаю, что они любят друг друга так, как я думала, это возможно только в художественной литературе.
Пресса всегда была голодна до чего угодно до «Натаниэля», отчасти из-за его должности в Уивер & Шоу, но главным образом потому, что он единственный сын сенатора.
Упомянутый сенатор и его жена сидят в первом ряду, делая вид, что поддерживают своего сына, в то время как они практически отдалились друг от друга.
Мое сердце болит, когда я смотрю на то, как они ведут себя как любящие родители и улыбаются. Хотела бы я сидеть там, хотя бы мгновение, и быть признанной матерью моей малышки, но, если я попытаюсь это сделать, меня, вероятно, прогонят собаки.
Но все в порядке. Наблюдать издалека лучше, чем не смотреть вообще.
Оркестр переключается на инструментальную композицию House of Gold группы Twenty One Pilots — любимой группы дочери. Все взгляды возвращаются к месту, где она идет по проходу, ее рука переплетена с рукой отца.
Гвинет Шоу.
Это имя моего ребенка. Ребёнка, которого я не могу назвать, когда думала, что потеряла ее двадцать лет назад.
Никогда в своих самых смелых мечтах я бы не подумала, что она вырастет в такую красивую, невероятно сострадательную
и безвозвратно упрямую молодую леди.Ее длинное белое платье скользит по траве, а каштановые волосы, на оттенок темнее моих, собраны в аккуратный пучок. Ее макияж прост, но улыбка заразительна, делая ее лицо самым сияющим, которое я когда-либо видела.
Видеть ее невестой сжимает сердце, которое, как я думала, умерло вместе с ней двадцать лет назад.
Сердце, которое постепенно оживает с тех пор, как я узнала, что она жива и принадлежит мне.
Я впервые встретила Гвинет семь лет назад, когда начала работать в Уивер & Шоу. Она цеплялась за своего отца, как тень, и смотрела на него снизу вверх с тем же удивлением, которое дети испытывают к своим супергероям.
Тот факт, что я никогда не подозревала, что она моя дочь, медленно убивал меня. Что еще хуже, так это то, что я ассоциировала ее с ее дьявольским отцом и, следовательно, держалась от нее на как можно большем расстоянии.
В результате у нас уже возникли натянутые отношения. Они все еще продолжаются.
Она едва позволила мне помочь с подготовкой к свадьбе.
Причина, по которой я вообще смогла помочь, это мужчина, сопровождающий ее по проходу с улыбкой, которая могла ослепить объективы фотографов и вызвать непреднамеренный бунт среди одиноких дам.
Его зовут Кингсли Шоу.
Совладелец Уивер & Шоу. Теперь, когда Нейт женился, он самый завидный холостяк в Штатах. Наследник бесчисленных миллиардных портфелей на Уолл-Стрит небезызвестного Бенджамина Шоу. И самое главное, дьявол, борющийся за место Люцифера в аду.
У него тот тип красоты, который соответствует его репутации. Свирепый, холодный, с легким оттенком опасности.
Есть таинственный способ, которым его сильная челюсть, прямой нос и слегка прищуренные глаза гармонируют, будто они представляют собой эпическую симфонию, составленную искусным композитором. Каждая черта его лица подобна богу в своем совершенстве. У него крупное телосложение, мускулистый и высокий рост, что делает его похожим на модель в костюмах. Жаль, что владелец выбрал плод дьявола, разгро и трон в качестве своего убежища.
Он ведет нашу дочь, которую считает только своей, к алтарю, привлекая по пути всеобщее внимание.
Это важный день для Гвинет, но люди больше очарованы ее отцом, который не может просто оставаться в тени. Но опять же, он всегда притягивал всеобщие внимание, уши и все существование, как мощный магнит.
Он останавливается перед Нейтом, который был заворожен все то время, пока Гвен направлялась к нему. Кингсли целует ее в лоб, затем наклоняется вперед и что-то шепчет на ухо своему другу — скорее всего, угрозу, потому что не так давно он был против всего этого.
Затем они с Нейтом обмениваются фальшивыми улыбками, прежде чем он подходит к нему, играя роль шафера.
Я впиваюсь ногтями в ладони на протяжении всей церемонии, едва держась за реальность на волоске.
Если бы только я могла выпить или что-нибудь еще, чтобы успокоить свои нервы — очевидно, того, что имелось у меня в машине перед тем, как я вошла сюда, было недостаточно.
К тому времени, как Нейт целует Гвен, мое душевное состояние вот-вот разобьется о землю, как хрупкий фарфор.