Империя Страсти
Шрифт:
Аспен: Ницше.
Воздух в кабинете сжимается, и я вскакиваю, звоня ей.
Она не поднимает трубку. Блядь, блядь, блядь!
Я кладу трубку и набираю номер ее телохранителя. Один из них отвечает скучающим тоном:
— Алло.
— Где Аспен?
— Она ушла пятнадцать минут назад и попросила нас не следовать за ней.
— И вы, некомпетентные дураки, послушались?
Я бросаю трубку, прежде чем он успевает ответить, и звоню Николо.
Он отвечает после одного гудка.
— Я собирался
— Ты думаешь?
— Бруно сбежал из Аттики в разгар тщательно спланированного тюремного переполоха. Он исчез с лица земли так, что даже его собственные солдаты не знают, где он.
— Черт. — я выбегаю из кабинета. — Ты хоть имеешь представление, куда он мог деться?
— Я могу только догадываться, и, судя по твоему голосу, это займет больше времени, чем у нас есть в запасе.
— Твои люди могут отследить телефон?
— Могут. Чей телефон?
— Аспен. Он, должно быть, заманил ее куда-то, потому что она попросила своих телохранителей не следовать за ней.
— В курсе.
— Даже не думай защищать его на этот раз, Николо.
— Не буду. Он ослушался четкого приказа. Мне не нужны непокорные солдаты. Но, Кинг?
Я нажимаю кнопку вызова лифта и вхожу внутрь.
— Да?
— Я должен сказать это ради твоего же блага. Приготовься к худшему.
Глава 31
Аспен
Я стою перед заброшенным двадцатиэтажным зданием.
Под полуденным светом строительный мусор, окружающий его, выглядит как апокалиптические посевы.
Но это не просто здание.
Это то самое отвратительное, полуголое здание, в котором мой отец хладнокровно убил человека, а ФБР стало свидетелем этого. Они опоздали и не смогли спасти жертву моего отца, но арестовали его.
Тогда я стояла на углу, заслонённая двумя агентами, и наблюдала, как они выводили его из здания в наручниках и с усмешкой на губах.
За несколько часов до этого я слышала, как он говорил по телефону с одним из своих подчиненных о парне, которого он лично собирался убить, чтобы передать сообщение какой-то конкурирующей семье.
Это был не первый раз, когда я слышала подобный разговор. Мой отец был достаточно высокомерен, чтобы не замечать меня и мою мораль, которая развивалась совершенно независимо от его.
До этого я была слишком напугана, чтобы пойти против него, и до сих пор боюсь, но образ моей мертвой матери — вот что подтолкнуло меня последовать за ним и позвонить в 911. Они направили меня в ФБР, потому что он уже находился под их пристальным вниманием, поэтому любая информация была желанной.
Честно говоря, я наполовину ожидала, что операция провалится и отец убьет меня, но, когда я увидела, как его выводят офицеры, с моей души свалился огромный груз.
Это был один из немногих случаев, когда я позволила себе плакать до тех пор, пока слезы не перестали литься.
Тогда я поняла, что действительно осталась одна.
Я думала, что испытаю облегчение от мести за смерть матери и, что отправила его туда, где ему самое место, но эти эмоции долго не продлились и после того я поняла,
насколько опасным человеком он на самом деле является.Тот факт, что он выбрал это место двадцать пять лет спустя, служит напоминанием о том, что он всегда владел мной, даже находясь за решеткой.
Но я не могу быть слабой. Не сейчас, когда у него моя дочь.
Выпрямив позвоночник, я вхожу через полуразрушенную дверь. Вонь мочи, алкоголя и чего-то гнилого ударяет мне в лицо. Признак того, что это место использовалось всеми ничтожествами, которые бродят по городу.
Я поднимаюсь по лестнице так быстро, как только могу, надеясь, нет, впервые в жизни молясь, что Кингсли сможет нас найти.
С помощью Николо он сможет.
Согласно указаниям отца, мне пришлось оставить сумку, телефон и все остальное. Я припарковала машину в нескольких кварталах от здания, как он мне сказал, но надеюсь, что это достаточно близко, чтобы Кингсли догадался, где мы находимся.
Естественно, я не могла вызвать полицию или позволить своим телохранителям следовать за мной.
Это семейное дело.
Кроме того, я не могла рисковать тем, что Гвен пострадает в процессе.
К тому времени, как я поднялась на верхний этаж, я пыхтела как собака. Мой пиджак и волосы прилипли к шее от пота, а ноги кричат от боли.
Однако все неудобства исчезают, когда я мельком вижу Гвен, привязанную к катящемуся креслу, которое находится в нескольких сантиметрах от края. То есть до края полуразрушенного балкона без перил, с которого ее могут столкнуть на неизбежную гибель.
Вокруг ее рта, почти доходя до ушей, налеплен скотч. Полуденный свет отбрасывает призрачный ореол на ее силуэт в желто-оранжевых тонах. Ее волосы растрёпаны, а глаза почти выпучены, когда она разглядывает темные углы здания и строительный мусор, валяющийся на земле.
Когда она видит меня, влага собирается на ее веках, и на ее лице появляется такое облегчение, какого я никогда не видела.
— Гвен… не волнуйся. Я здесь.
Я бегу к ней.
Мои ноги резко останавливаются, когда из-за угла появляется тень и останавливается рядом с креслом Гвен.
Прошло двадцать пять лет с тех пор, как я видела его в последний раз, и эти годы не прошли для него даром.
У Бруно Локателли злобный взгляд, суженные карие глаза и острый нос. По левой щеке до тонких губ проходит порез, оставшийся после покушения.
Его волосы, которые раньше были черными, теперь почти полностью стали седыми. Он всегда был крупным, но сейчас он переполнен мускулами и жиром.
Единственное, что он передал мне, это свой рост и крепкую костную структуру. В остальном я всегда была похожа на недетскую версию мамы.
— Привет, мой красный георгин.
В его словах с легким акцентом нет ни усмешки, ни насмешки, ни почти никакой обиды.
Я заподозрила, что мой отец ненормальный, после того как увидела, как он убил соседскую собаку за то, что она слишком сильно шумела, а затем он пригрозил убить сына соседа, когда тот пришел спросить о его собаке. Позже я поняла, что он был определенно из антисоциального спектра и использовал жизнь мафии, утоляя свою жажду контроля, крови и манипуляций. Поэтому тот факт, что я помешала его планам, был ему неприятен.