Империя ускоряется

А теперь к достаточным условиям плавно переходим — человеку должно быть удобно жить на земле, тогда у него нужные эндорфины вырабатываются в организме, и он идёт по жизни, так сказать, смеясь и радуясь каждому прожитому дню. Да, и не забыть бы конечно про коммуникации, так сказать, и логистику. Человек должен свободно и бесперебойно перемещаться по всей территории городского образования в любое… ну не любое, а с 6.00 и до 23.00 например… время, причём быстро и за небольшие деньги. А это значит что? Вы наверно подумали, что метро, а вот и нет — в Цюрихе вон граждане устроили референдум и большинством голосов решили, что метро им даром не надо, а надо трамваи, часть из них кстати под землёй едет. То же самое в Бремене и Страсбурге. Метро у нас кстати начали в прошлом году строить, по моим воспоминаниям там какие-то серьезные трудности вылезут в виде плывунов и подземных рек, так что первые шесть станций достроят только к 85 году… ну и пусть строят, а мы… то есть я, конечно, сделаем упор на скоростные трамваи. И чтоб по выделенке ездили, только в самом центре это наверно не получится, а в остальной части города это очень просто.

Так, о чём ещё я забыл? Фишки не хватает, которая отличала бы нас от всех остальных… ну как Цветочный фестиваль в Брюсселе или лошадиные бега в Сиене, как их там называют… палео кажется, или футбольный клуб «Барселона» в Барселоне… Кстати с футболом мысль интересная — у нас же чемпионат Европы через два года, туда вписаться скорее всего не выйдет, а вот место проведения чемпионата мира 82 года кажется ещё не определено, можно подсуетиться. Стадион на Стрелке на 40 тыщ очень неплохо бы смотрелся в антураже соцреализма.

Но тут мои тягостные раздумья прервал стук в дверь.

— Заходи, не заперто, — гаркнул я.

Зашла Анечка.

— Серёжа, ты наверно будешь удивляться, но тут на входе стоит съёмочная группа Центрального телевидения и очень хочет с тобой пообщаться.

— Не, удивляться не буду, — вскочил я со стула, — пообщаюсь с большим удовольствием.

И мы вдвоём быстренько спустились из хвоста нашего самолетного здания в кабину, круглый центральный зал на первом этаже. Там (вот сюрприз) нас ожидала та самая корреспондентка, которая взяла у меня интервью на прошлогоднем дне Конституции, как её… Маша кажется.

— Ба, какие люди, — сходу взял я быка за рога, — здравствуйте, Маша, надолго к нам? По какому делу?

— Приехали побеседовать с первым всенародно избранным мэром, — ответила она, убирая со лба прядь светлых волос, — а заодно и с его командой. Можно на ты, кстати.

— Окей, пошли тогда ко мне в кабинет, поговорим, а потом и остальные подтянутся.

Поднялись наверх вместе со всей съёмочной группой, там еще два оператора было с камерами, портативными (на всякий случай что ли, если одна сломается?) и шустрый молодой человек в модном вельветовом костюме неопределённой специализации. Познакомились, шустрый модник оказался администратором группы. Предложил чай-кофе, не отказались. Позвонил секретарше (мне теперь по должности таковая полагалась — по наследству досталась мерзкого вида грымза с губами, всегда сложенными в куриную гузку, ладно, пусть сидит пока), она организовала всё это дело в считанные минуты.

— А я ещё в прошлом году всё про тебя поняла, — сказала Маша, расправляясь с печенькой.

— И что же именно? — уточнил я.

— Что ты далеко пойдёшь… но что так далеко, конечно не предполагала. Следующая-то ступенька у тебя какая будет, секретарь обкома?

— Бери выше, Маша, — позволил я себе пошутить, — секретарь ООН, генеральный. Шучу конечно, тут с городом бы разобраться в ближайшие 4 года… Вы какой-нибудь план беседы составили? Ну с чего начинать, чем заканчивать, в каких местах снимать?

— В общих чертах да, вот почитай, — и она протянула мне перечь вопросов, — а снимать здесь конечно будем, в Кремле. Можно ещё выехать на какое-то предприятие и с народом пообщаться.

— Это можно. На ГАЗ например, ну или там на Красное Сормово, это вроде как визитные карточки нашего города.

— Какой у тебя тут вид из окна замечательный, — вдруг из-за стола встала Маша, — половину города видно, удобно наверно для мэра. А это вон что там горит?

Я тоже встал, подошёл к окну — действительно в заречной части где-то на стыке Сормовского и Московского районов что-то очень хорошо и энергично горело, разбрасывая в стороны клубы дыма… и по-моему даже взрывалось там что-то периодически. Ну ёкорный же бабай, с тоской подумал я, ничего себе начало моей деятельности… а где-то примерно там расположен ведь очень секретный Машзавод, на котором системы ПВО делают, и не менее секретный ОКБМ с производством ядерных реакторов, да и завод «26 бакинских комиссаров» хотя и не секретный, но химии и ГСМов там до чертовой бабушки. И тут зазвонила вертушка.

— Слушаю, — сорвал я трубку.

— Сергей Владимирович, — взволнованным голосом сообщил мне Виктор Сергеич, — авария на ОКБМ, очень серьезная, машина у подъезда стоит, выезжайте.

Глава 8

— Друзья, — обратился я к тележурналистам, — у нас возникла небольшая проблема, поэтому я вынужден покинуть вас на некоторое время, может пока с моим заместителем пообщаетесь?

И я показал жестом на Аню.

— Сергей, мы же не глухие, а мембрана в твоём телефоне довольно громкая, так что слышали мы всё — возьми нас с собой, пресса же должна быть в курсе того, что у нас происходит?

— Хм, — задумался я на минутку, — ладно, поехали. Аня, остаёшься на хозяйстве, отвечай на звонки и успокаивай народ. А у вас машина есть? — это я уже у Маши спросил.

— Была, но мы её отпустили до вечера, — ответила она.

— Тогда едешь ты и два оператора, а молодой человек остаётся в помощь Ане. Машина же не резиновая. Так, все по коням.

И мы резвым аллюром понеслись к выходу, Волга и правда стояла прямо у ступенек и даже с работающим мотором. Не чёрная, и на том спасибо дорогому Виктор Сергеичу. Ехать до ОКБМ было примерно 6–7 км, на угол Сормовского шоссе и Бурнаковки, без пробок минут пятнадцать, не больше. Обе улицы были перекрыты милицейскими УАЗиками метров за 200 до перекрестка, нас пропустили после предъявления удостоверения городского головы.

Затормозили перед черной Чайкой — ого, да это сам первый секретарь обкома прибыл, товарищ Христораднов. Притормозил пока журналистов, а сам подошёл поближе.

— Здравствуйте, Юрий Николаевич — при не очень удачных обстоятельствах мы снова встретились, — сказал я секретарю.

— Здравствуй-здравствуй, Сережа, ты, говорят, только сегодня в должность вступил?

— Так точно, и в первый же день такое… что случилось-то, не расскажете?

— Взрыв в первом конструкторском цехе, там четыре новых реактора готовили к сдаче, на одном пробный пуск делали и он взорвался… а это кто там в твоей машине сидит?

— А… это корреспонденты с Центрального телевидения, приехали снять сюжет о моём избрании, а тут видят такое дело, ну и напросились вместе со мной…

— Центральное телевидение это хорошо, — я даже физически увидел, как в голове у Христораднова завертелись шарики с роликами, пытаясь обратить ситуацию в свою пользу. — Пусть пока никуда не бегают, а попозже мы с ними поговорим.

— Радиационный фон-то замеряли? — озабоченно спросил я.

— Конечно, за пределами первого корпуса превышение естественного фона небольшое, раза в 3–4, слава богу, крыша и стены устояли, а внутри ужас, что творится, порядка пяти тысяч рентген…

— Может миллирентген? — сделал я слабую попытку поправить его.

— Каких мили, натуральных рентген — минута пребывания там, и ты труп, — отрезал Христораднов.

— Надо комиссию наверно создавать, — продолжил я, пытаясь вспомнить, с чего там начинали после Чернобыльской аварии, — и ядерщиков из Курчатовского института звать. И огородить территорию хотя бы на километр вокруг…

— Здесь город, Серёжа, в радиусе километр тысяч 50 народу живёт, с ним ты что предлагаешь сделать?