Империя. Исправляя чистовик

Да, Вторая Россия. Кто мог представить себе такое еще три года назад? Вторая Россия, которую русские для приличия, словно фиговым листком прикрываясь, именуют Ромеей, вдруг стала настоящим явлением в Европе, став мощным притягающим магнитом для денег и активных людей. Даже русский Двор и Михаил перебрались туда.

Ах, как не вовремя, как неудачно все сложилось! Нет, воцарение ее Дома во Франции не могло случиться иначе, но, Пресвятая Дева, как же тяжело все складывается! А тут еще этот злосчастный брак нового русского царя с этой итальянкой! Как, в результате, усилилась Италия и как ослабела Франция! Савойю, Ниццу, области вокруг Монако – все пришлось уступить. Выбора не было. Никакого! Ах, если бы ситуация повернулась иначе, ах, если бы дочь Изабеллу удалось бы выдать вместо той итальянской девицы за этого русского варвара!

Но, нет, не судьба. Остается лишь пожинать плоды прежнего безумия. Чужого безумия? Нет, французского безумия. Именно французского.

Бог отвернулся от главной защитницы католицизма.

Франция отброшена, Франция ограблена, Франция унижена, Франция в двух шагах от упадка. И это все результат губительной политики проклятых республиканцев! Утраченные авторитет, колонии и былое величие – все это последствия глупости и коррупции продажной власти дельцов! Но что сейчас делать ей? Сын-Император слишком мал, и вся ответственность лежит сейчас на ней – Королеве-Матери. А у нее смута внутри страны, брожение в колониях, проклятые боши, которые явно посматривают на Францию, присматриваясь к своей будущей жертве…

А кто у нее союзники? Россия? Не так чтобы она уж так рвалась отстаивать интересы Французской Империи. Англия? Тоже не смешно. Если и готовы лаймы к чему-то, так это к тому, чтобы принести французов в жертву вместо себя. Янки? Те мать родную продадут за куш и перспективу еще большего куша. Италия? Нет-нет, все члены Новоримского Союза сейчас в сфере влияния России, тем более что, как говорят аналитики, бывшая принцесса Иоланда сейчас очень влиятельна как в обеих Россиях, так и в Италии.

Господи Боже, дай ей сил и мудрости! Дай благословенной Франции сохранить самостоятельность, а лично ей дай Бог сохранить Державу в тех очертаниях, которые ей достались…

* * *

ТЕЛЕГРАФНОЕ АГЕНТСТВО РОССИИ И РОМЕИ (ТАРР). 11 мая 1919 года.

ТАШКЕНТ. Как сообщает наша туркестанская редакция, из столицы Афганистана пришло известие о том, что в ответ на отказ Великобритании признать независимость этой страны, король Афганистана Аманулла Первый повелел объявить войну Британской империи. «Это святая война за независимость. Весь Афганистан, включая Белуджистан, будут освобождены от британской оккупации. Наша страна вновь получит выход в Индийский океан!» заявил он.

* * *

РУМЫНИЯ. БУХАРЕСТ. БОРТ № 1: ДИРИЖАБЛЬ «ИМПЕРИЯ». КАБИНЕТ ЕГО ВСЕВЕЛИЧИЯ. 11 мая 1919 года.

Война в Румынии была весьма некстати. ОЧЕНЬ некстати. Да, я её благословил, я всячески дал румынскому собрату всякого рода войска, но что делать с тем, что война мне не нужна как таковая? Одно дело рубилово где-то там, в глухой провинции, между Империей и басмачами, между Афганистаном и Индией, стычки между Монголией и Китаем, одно дело те, громыхающие бронепоезда в Маньчжурии, но совсем другое – большая война между сверхдержавами!

Разве обойдется дело лишь дивизионом Королевы Ольги? Однозначно нет. Хорошо если мы обойдемся некими интернациональными бригадами по аналогии с гражданской войной в Испании моей истории, но тут все иначе, тут все по-другому. Да и будет ли тут та самая «Испания»? Другая история, совсем другой мотив.

Другой.

Совсем.

Государственного фашизма нет нигде, и, надеюсь, не предвидится. Да, будут перекосы в части национализма и прочего расизма, но, по сравнению с существующим положением, ничего сверхъестественного не должно случиться. А что это значит? А это значит, что грядут обычные империалистические войны за право сильного, за право грабить, но не более того.

Впрочем, пусть социализм в Мексике далеко за океаном и большого влияния на события в Европе нынче не имеет, но наше «освобожденчество» тоже оказывает определенное влияние на умы и массы…

– Государь, дозволите?

Не оборачиваясь:

– Входите, баронесса.

– Ваше Всесвятейшество и Величие, по вашему повелению генерал-майор Свиты Вашего Всевеличия баронесса Мостовская прибыла для доклада!

Я терпеливо дождался, пока она не закончит полное титулование, хотя обычно я не даю своим подчиненным тратить время на всякие пустяки и условности. Я, не оборачиваясь, смотрел в окно, где под нами проплывал город. Тут вид из иллюминатора начал меняться, поплыли по кабинету тени.

Мостовская стояла навытяжку, но я словно не замечал ее присутствия. Утреннее солнце било мне в глаза, мешая разглядывать местные красоты, но разве интересовали они меня сейчас?

Напряжение за моей спиной, как мне казалось, уже достигло степени электрического пробоя, когда не выдерживают никакие изоляторы.

Вызвав Ольгу я, вроде, все для себя решил, все приказы уже отдал, но теперь стоял и маялся, словно тот гимназист на первом свидании.

Мостовская стояла недвижимо. Наконец, я произнес:

– Что скажете, Ольга Кирилловна?

Смиренное:

– Все, что будет угодно Вашему Всевеличию.

Что ж, оттягивать разговор дальше не имело смысла.

– Тогда не соблаговолите ли вы посмотреть на первую полосу газеты, которая лежит на моем столе.

Мне очень хотелось видеть ее лицо, но у меня было чувство, что я пытаюсь подсматривать в замочную скважину.

Шелест бумаги, еще шелест. Пауза.

– Ой!

Испуганный вскрик избавил меня от необходимости подсматривать, настолько много всего было в этом «Ой!». Но, услышав шелест упавшей на пол газеты, я, все же, повернулся к ней. Мало ли, может чувств лишилась.

Ольга, белая, как полотно, стояла, зажав ладонью рот и с ужасом смотрела себе под ноги, словно там была змея, готовая броситься на неё.

Наливаю из графина воды в стакан и подаю его Ольге. Ее пальцы дрожат.

Глоток, другой, третий.

Что-то не сильно ей это помогло. Придется более радикально подойти к вопросу приведения в чувство. По-фронтовому. Достаю из ящика стола флягу коньяка, и, без дворцовых церемоний, отвинтив крышку, просто протянул фляжку ей.

Не знаю, как бы на нее повлиял коньяк в бокале, но коньяк в обычной фронтовой фляге подействовал еще до глотка, сугубо на визуально-тактильной стадии, словно тот армейский рефлекс заставил ее отмобилизоваться и она, не чинясь, приняла из моих рук фляжку и по-простому, по-солдатски, опрокинула емкость с живительным нектаром.

Что ж, фронт, а, равно как и служба в Лейб-Гвардии, не проходят бесследно. Во всяком случае, после нескольких серьезных глотков, Оля не стала падать в обморок, изображать всякие великосветские ужимки, просить закуски и делать прочие благоглупости. Лишь промокнула губы платком и кивнула.

– Спасибо. Я в порядке.

Я принял из ее рук флягу, и, оценив ее состояние, отсалютовал:

– Боец. Уважаю.

Опрокинув фляжку, я вдруг ощутил на горлышке аромат ее духов и вкус ее губ. Возможно, это какой-то мой бред, но я, неожиданно для себя, вспомнил этот вкус, вкус тех далеких дней, когда… Впрочем, почему нет? Да, прадед не оставил мне своих чувств, но все его встречи с Ольгой Кирилловной я помнил прекрасно. И не только встречи, сами понимаете. Дело-то молодое. А Оля была без памяти влюблена в моего прадеда, да так, что решилась на измену мужу, хотя за ней этого никогда не водилось. Ни до, ни после.