Имперские истории
Шрифт:
«И почему мы, люди, так забавно устроены? Чувствуем западню и все равно устремляемся в нее! Знаем, что в дом забрался грабитель или убийца, и все равно вместо того, чтобы бежать без оглядки, безоружные, в одной ночной рубашке, шарим по всем темным углам? Ну почему?!» – спросил сам себя Артур.
«Да потому, что вы, люди, очень самонадеянные существа. Настолько возомнили себя разумными, что боитесь довериться собственной интуиции. Отрицаете дар предвидеть опасность, отрицаете собственную природу! – прозвучал вдруг в голове пирата чей-то вкрадчивый голос. – Слушай, старик, я тебя недооценил, ты оказался умнее других. Не будь же дураком сейчас, бери всю компанию за шиворот,
Пират даже не успел испугаться, что слышит потусторонние голоса. Совет, данный неизвестно кем, был последней каплей, перевесившей чашу весов в пользу незамедлительного отступления.
– Назад, давайте назад! – выкрикнул пират, грубо схватив идущего рядом с ним графа за плечо.
Однако было уже поздно. Мертвецки тихая улочка вдруг внезапно ожила. Из подворотен начали появляться вооруженные мечами и абордажными саблями люди. Их было много, около полусотни, они мгновенно перекрыли все пути отступления и, шумно галдя между собой, стали сжимать кольцо окружения.
– Пираты! – одновременно выкрикнули Совер с Флейтой, выхватывая оружие и прижавшись спиной к спине.
– Пираты, – едва слышно прошептали трясущиеся губы балансирующего на грани потери сознания Артура.
Заманившие их в ловушку были не просто морскими разбойниками. Это были члены команды известного брига «Шельмец», потопленного двумя имперскими корветами пятнадцать лет назад возле острова Конгьерра. На нем плавал Артур, и всех, кто сейчас шел на него, обнажив сабли и сверкая глазами, он не только знал по именам, но даже считал когда-то друзьями. Более того, все они погибли прямо у него на глазах.
История 12
Пронзающий время и пространство
На дне последнего и неизвестно какого по счету графина еще что-то плескалось. Выражение недовольства не сходило с красивого лица Джер. Ей не нравился этот город, не нравился по многим причинам. Погода, сводящая с ума поразительными контрастами. Многообразие мелькающих перед глазами лиц, среди которых лишь изредка попадались местные жители, а основную массу составляли или приезжие с севера, или моряки, прибывшие неизвестно откуда, но шатающиеся по набережной понятно зачем. Дурацкая привычка трактирщиков разливать выпивку по стеклянным графинам, а не по обычным кувшинам, и ставить на столы чрезвычайной мутности стаканы вместо добротных кружек. Стекло чаще бьется, чем медь, серебро или глина; пьяные посетители платили не только за то, что поглотили их вместительные желудки, но и за то, что разбили их потерявшие четкость движений ручки и иные части тела. Об основной же причине нелюбви к Ниссу Джер старалась не думать, она упорно топила ее в молодом вине, хоть и знала, что самые гадкие вещи все равно выплывают на поверхность, как в прямом, так и в переносном смысле.
Сначала девушка бесцельно бродила по утренним улицам города, пытаясь унять пылавшую в сердце боль и придумать глупые отговорки, по которым ей не стоило печалиться и проливать слез. Набор успокоительных аргументов был до тошноты банален и никуда не годен: «мы солдаты, смерть ходит за нами попятам…», «все мы умрем: кто раньше, кто позже…», «он погиб за правое дело…» Все это было, конечно, так, но успокоить клокотавшее в груди отчаяние не получилось. Джер завернула в первый кабак, потом в другой, в третий, затем не стала пропускать ни одного из тех, что попадались ей на пути, и, наконец, осела на набережной, в весьма отвратном как по чистоте, так и по компании собравшихся гуляк заведении «Пойло и девки».
Бытие определяет сознание и словарный запас. Где-нибудь в верхней части города питейное заведение с таким откровенным названием непременно бы разорилось, в него не зашел бы ни один посетитель. Но здесь, рядом с портом, на вывесках красовались и куда более омерзительные слова. Трактирщики знали, с простым народом надо общаться просто, называть вещи своими именами, а не стеснительно
прятать их за более культурными, не отражающими истинной сути названиями. Вино в кабаке, где на Джер навалилась усталость, было дешевым, кислым пойлом, а от пестрых платьев представительниц развратного ремесла рябило в глазах. Как ни крути, а название кабаку было дано верно; шедший сюда знал, что найдет и за какую сумму.Девицы отнеслись к приходу эльфийской красавицы весьма спокойно. Опытный глаз охотниц за кошельками сразу определил, что она не из их породы, не пришлая конкурентка, решившая расширить свои охотничьи угодья. А вот с нагрузившими до отказа трюмы спиртным морячками дело обстояло хуже. Джер несколько раз пришлось объяснять, что раскачивающиеся корабли, в чьи паруса дули спиртные ветра, сбились с курса и пытались причалить не к тому берегу. Лишь один из искателей женского общества понял слова «Пшел вон!» правильно, то есть буквально, остальным же пришлось объяснять по-другому, но в конце концов до всех посетителей зловонной корчмы дошло, что эльфийку за столом у окна нужно оставить в покое.
Проблема с любвеобильными соседями была решена, но тут же возникла следующая, куда более сложная и почти неразрешимая. Графин окончательно опустел, темно-красная муть осадка переместилась вся без остатка в стакан. Организм требовал продолжения, а денег, увы, не было. Полноценный запой находился под угрозой срыва по весьма тривиальной, обыденной причине.
Джер уже подумывала подняться и уйти, как, широко распахнув ударом ноги двери трактира, к ней привалило счастье. Оно было маленьким, толстым, ужасно волосатым и тащило за собой тележку, на которой гордо возвышался почти целый бочонок вина.
Гном осмотрелся, грубо отпихнул пытавшегося пристроиться к не заткнутой пробкой дырке в бочонке морячка и, не найдя обществу печальной эльфийки иной, достойной альтернативы, пошатываясь, покатил тележку к ее столу.
– Слышь, девонька, мне вот эту душку прикончить нужно. – Пархавиэль, а это был именно он, ласково хлопнул ладонью по покатому боку бочки. – Срочно нужен компаньон!
– Ты ошибся, продажные девки вон там. – Не поднимая головы, Джер показала пальцем на табор пестрых платьев и глубоких вырезов.
– Странный вы народ, эльфы, – мотнулась слева направо растрепанная шевелюра. – Я ж тебе сказал, дуреха, для чего компаньона ищу… А ты, как мне кажется, надраться желание имеешь, да только тьву-у-у… – Пархавиэль развел руками и издал неповторимый чмокающий звук толстыми губами, – …не имеешь возможности, денег то бишь.
– Наливай. – Удовлетворившись ответом и подумав: «А почему бы и нет?», эльфийка подставила пустой стакан.
Было около двух часов пополудни. К этому времени гному уже несколько раз удавалось то захмелеть, то протрезветь, но желанного забытья так ни разу и не наступило. Даже почти сорокаградусная жара, царившая на улице, не смогла разморить крепыша и уложить его баиньки на камнях мостовой или в сточной канаве. Загул продолжался, хотя Зингершульцо уже порядком устал от процесса и хотел получить желаемый результат как можно быстрее. Вот и сейчас, к удивлению Джер, волосатый, покрывшийся потом гном бойко хлестал стакан за стаканом, а амплитуда его раскачивания на табурете не становилась больше ни на йоту.
– Празднуешь или поминаешь? – спросила Джер между вторым и третьим стаканами крепкого куэрто.
– И то, и другое, – отмахнулся Пархавиэль, одновременно корча злобную рожу компании моряков за соседним столом.
– Не нарывайся! Отделают, мало не покажется! – посоветовала Джер.
– Ага, как же! – вдруг выкрикнул гном и вполсилы стукнул по крышке стола кулаком. – Я тоже, наивный, так поначалу думал, а на самом деле ни одна харя не подошла, ни одна – не получила! – Гном печально вздохнул и нежно поцеловал свой липкий кулак, оставшийся без любимой утехи. – Народец-то трусливый пошел, по дорожным кабакам и то пить интересней, там крестьяне, а тут… скукотища!