Имперский лекарь и китайский демон

Кричать и требовать было бесполезно. Нельзя сделать то, на что не хватает средств. И, что хуже всего, персонал больницы давно привык к тому, что у них на руках умирают люди, которым можно было бы помочь, но помочь некому и нечем. Привык и смирился с этим. А испорченное лицо пациентки на фоне ежедневных смертей – это и вовсе мелочь.

Так было и с Мышкиным, когда в его полку разразилась эпидемия холеры. Он тогда тоже выбирал, кому помочь, а кого оставить умирать, потому что помощь потребует слишком много сил и их не хватит другим.

– Давайте я посмотрю, если не зарубцевалась рана, прооперирую, – предложил он.

– Не положено, – вяло возразила медсестра.

– Тогда приведите главного врача, пусть он положит!

Больная на пересадку согласилась. Главный врач – тоже.

Остаток дня Данила потратил на операцию. Срезал у больной с бедер полоски кожи и прилаживал их на лицо. Работа вроде несложная, но очень кропотливая – неровно кусок кожи пришьешь, потом никакая магия не спасет пациентку от уродства. Закончил с лицом – глянул удовлетворенно, вроде всё ровно легло. Быстро стянул швами свежие раны на бедрах.

– Я к вам завтра приду, заклинание наложу и допрос проведу. А то так и не допросил больную, – попрощался Данила с медсестрой, когда закончил. – Как после наркоза проснется, скажите ей – всё хорошо с ее лицом будет.

5. Первые идеи

Утром Данилу разбудил игривый девичий голос:

– Вставайте, барин, завтрак уж готов.

Нос почуял запах кофе и оладий. От такого приглашения было сложно отказаться. С тех пор, как беременная кухарку ушла, гордо неся впереди себя большой живот, Мышкину приходилось готовить себе завтрак самому, и он ограничивался творогом, а то и просто куском хлеба с маслом. А тут вот – горячие оладьи. А к ним – ягоды, протертые с сахаром, и сметана.

Фекла стояла у стола, готова была услужить. Она бросала игривые взгляды, улыбки ее обещали раскрыть все тайны блаженства. Молодая, красивая, опрятная. Смотреть на нее оказалось приятно чрезвычайно. И не улыбнуться в ответ невозможно, отчего настроение доктора само по себе, без особых причин, поползло вверх.

«Как же хорошо, когда есть прилежная прислуга!» – порадовался за себя Данила.

«А ведь быть женатым может оказаться еще лучше», – пришла в голову Мышкина неожиданная мысль.

– Я вам, господин лекарь, рубашки сегодня постираю, – подтвердила эти мысли Фекла. – А на обед уху сделаю и к ней – расстегаи с рыбой. Вы же на обед приедете домой?

– Приеду. Определенно, приеду.

Данила в самом благодушном настроении сбежал с крыльца и направился к автомобилю, когда чувство опасности заставило его быстро повернуть голову.

В нескольких шагах от него под кустом сидела большая, размером с крупную собаку, лисица. Ярко-рыжая, с белым кончиком хвоста, который обернулся вокруг ног. Сидела и нагло пялилась на Мышкина. Посмотрела ему прямо в глаза, улыбнулась, грациозно развернулась и, взмахнув напоследок пушистым хвостом, исчезла в зарослях.

Лекарь остановился, глядя на кусты. Запоздало подумал, что стоило бы позвать оборотницу, познакомиться с ней, но сейчас уже поздно, наверное. Убежала. Чего, спрашивается, приходила?

* * *

В кабинет сыщика Пинского Данила пришел в приподнятом настроении.

Давид Борисович заварил свежего чаю.

Сели. Сначала Мышкин, сверяясь с записями в блокноте, рассказал, что он узнал. Потом сыщик своими сведениями поделился.

– Ладно, давайте-ка мы, Данила Григорьевич, подведем итоги.

С этими словами Пинский надергал из папок фото жертв, подошел к меловой доске, висящей на стене, как в школьном классе. Кнопками прикрепил фото вдоль верхнего края доски.

– Самый важный у нас князь Бряцкий с супругой. Князь – заметный человек при дворе, супруга ведет праздный образ жизни. С князем я еще позавчера поговорил, и вы с ним говорили.

Следующий – китаец с женой. Муж важное лицо, в своей общине – аристократом считается, напыщенный до невозможности, в лицо улыбается, а что думает – не поймешь. Жена его сидит дома и полностью от него зависит.

Следующие – корейцы. Муж – землевладелец, почти все время проводит в своих владениях, поговорить с ним я не смог. Жена ведет хозяйство в городском доме.

Еврейская чета. Муж – богатый купец, одних платежей за промысловое свидетельство полторы тысячи рублей в год выплачивает, чтобы иметь право в столице жить. Часто в отъезде по делам, и сейчас поговорить с ним я не смог. Жена – занимается хозяйством и детьми.

Семейство приказчика. Муж запил и на работу не ходит, жена опиумной настойки наглоталась. Вы с ними говорили.

Семья машиниста паровоза. Живут в гражданском браке. Машинист на сортировочной станции работает, не пьет, выглядит человеком основательным, хоть и не богат. Жену любит, говорил о ней с теплотой, переживает.

И та жертва, которая в больнице. Она работает на фабрике, муж ее – прислуживает на кухне в ресторане, в картотеке есть записи о приводах – пил он, бил жену, соседи жаловались.

Сыщик замолчал.

Постояли, поглядели на доску с развешанными фото и подписями под ними.

– Получается, многие мужья часто бывают в отъезде, а жены почти все дома сидят, – сделал вывод Мышкин.

– Именно.

– И в целом большинство жертв – люди не бедные. Трое – небогаты, но если посмотреть, то в городе на одного князя или купца первой гильдии тысячи рабочих и приказчиков, а среди жертв соотношение совсем другое.

– Получается, так. И всё же есть люди небогатые. Что их может объединять? Где они могут встретить того, кто стал носителем демона? И не просто встретить, а заинтересовать его! Где жена князя может встретиться с женой машиниста или фабричной работницей?

– Да хоть бы и на улице. Демон же, ему несложно найти подход к жертве.

– Работницы и княгини по одним улицам редко ходят. А китаянка? Она без сопровождающего вообще выйти из дома не способна.

Мысли забуксовали.

Ну а раз пока придумать ничего не получается, значит надо новую информацию искать.

Мышкин поехал в больницу, к своей пациентке, а сыщик пошел в картотеку, искать данные на первого мужа гражданской жены машиниста. Мало ли?

* * *

Женщина в больнице оживилась. Она была слаба – разворошенная во время операции обширная рана отнимала у организма много сил. Зато настроение ее сменилось с тупой обреченности на тихую радость ожидания.