Имперский сыщик: аховмедская святыня

Миху повезло, околоточный оказался хоть и сердитым стариком, но все же с разумением. Пистолета с зеленого здоровяка он не свел, но рассказ о дуэли выслушал. Более того, сам в спальню прошел, пощупал пульс и послушал дыхание его благородия. Орчук все это время перед городовым стоял ни жив, ни мертв. А как иначе, эти обучены враз шашку из ножен доставать, почти все из отставных солдат и унтер-офицеров. Дуру включи, да дернись, тут тебе конец и придет.

Как раз, когда самый страх пошел, Миху в голову мысли опять глупые полезли. Вот убьет его сейчас городовой, как есть мундир испачкает. Аж жалко. Черный, ладно пригнанный, не иначе на заказ сшитый. Вон у него какой рост - почти три аршина, выше самого орчука.

– А это не ты ли часом Терентия, присяжного поверенного сын?
– Вернулся околоточный.

– Истинно так, Ваше благородие, - отозвался Мих.

– Хороший был человек. Значит, звать тебя Михайло. Слышал я о тебе, слышал, да не думал, что встречу. Вы же с отцом где-то на Старых Вешках жили?

– Да, у папеньки там контора была. Сейчас я на Никольской обитаю.

– Эк, тебя занесло, - крякнул околоточный.
– А я Артьемий Кузьмич. Твой отец в свое время моего брата... Ну да ладно, - он собрался, справившись с нахлынувшими чувствами, и продолжил с некоторой суровостью.
– Раз уж взялся за его благородием смотреть, остаешься с ним. Утром я зайду справиться. Это ж надо чего учинить, дуэль до Поглощения?! Скандал будет, скандал.

– Но я...

– И не спорь, Михайло, не спорь. Только в память об отце тебя в участок не забрал. Замечательный был человек, тебя вот вырастил.

Околоточный не слушая возражения, махнул городовому и уже из парадной крикнул.

– Зайду утром!

Мих уселся на стул и сложил могучие руки на скатерть. Что ж, действительно, как говаривал его отец: "утра вечера мудреннее".

Глава 2. Где Мих становится ярыжкой, а Витольд

Львович и того больше .

Утро не принесло ни мудрости, ни облегчения. Напротив, началось с крика, что возвестило как минимум об убийстве или намерении оного.

Хозяйка, за семь часов вовсе не сомкнувшая глаз, затаилась в парадной у затворенной двери с разбитым замком. Она несколько раз посылала ночью за околоточным, но вскоре явился Тишка-городовой, которого она с детства знала, и сказал, дескать, "если она, ведьма старая, не отстанет от Его благородия, то он ее за седые волосья оттаскает да в околоток заберет".

А ей, бедной душе, все казалось, что ходит вокруг кто-то. В окна заглядывают, будто даже внутрь сунулись, но она себя обозначила. Выругалась со страху, как обычно только чертей бранным словом поминают, да лопату, Бог весть каким образом у нее подле двери оказавшуюся, поближе прижала.

Так и вздрагивала от каждого шороха несчастная. А утром, как только половицы заскрипели да рожа зеленая вышла прочь, взметнулась наверх, позабыв про преклонные года. Думала, загубил проклятущий Витольда Львовича. По правде сказать, даже немного надеялась, чтобы потом околоточному вместе с Тишкой под нос пальцем ткнуть да изречь: "Я же говорила". Но разочаровалась, а одновременно с тем успокоилась - хоть и бледный, обессиленный, но Меркулов все же еле слышно дышал. Хорошо к себе успела вернуться, как крокодил обратно воротился. Нос хозяйки уловил приятный дух каши, и она справедливо решила, что образина намерился отравить ее постояльца. Прокралась к самой двери, заглянула в щелку, что после поломки замка образовалась. Только стала наблюдать, как раздался крик.

Меркулов, пошатываясь, стоял в ближней к выходу комнате, опираясь плечом о стену и прикрыв рукой рот. Его лицо выражало крайнюю степень смущения от своего испуга, вырвавшегося наружу. Зеленокожий возвышался перед ним, покорнейше опустив голову.

– Кто вы?
– Спросил Меркулов. Его голос, удивительно звонкий, как у мальчишки, разорвал тишину, окутавшую комнату после вскрика.

– Михайло Бурдюков, Ваше Благородие. Но все кличут Михом.

– Орчук?
– Заинтересованно то ли спросил, то ли вслух подумал Витольд Львович.

– Истинно так, Ваше благородие, - обрадовался зеленокожий.
– Обычностно не все разницу видят. Говорят, зеленый, значитца, орк и есть.

– Ну какой же орк. Клыков у тебя выступающих нет, комплекция, опять же... Михайло, простите великодушно, но как вы здесь оказались?

– Так Его высокоблагородие наказал вас до дому снести. А потом вы так забылись тревожно, я и остался. Думаю, не приведи Господь, что произойдет.

– Его высокоблагородие?

– Секундант, - удовлетворенно кивнул Мих.

Лицо собеседника преобразилось. Казалось, за одно мгновение, пролетевшее со стремительной скоростью пьяного извозчика, он все осознал и вспомнил. Настороженно поднес руку к окну, нервно сглотнул и стал смотреть на нее. Диковинка заключалась в том, что чем больше Меркулов глядел на конечность, тем прозрачнее она становилась. А когда вовсе исчезла, Мих перекрестился и стал что-то невнятно бурчать себе под нос. Видимо, молитвы помогли, ибо рука вернулась на место.

– А что это за запах?
– Вдруг повел носом Его благородие.

– Каша из полбы, - радостно ответствовал орчук, пододвигая ладонью, размером с большой кузнечный молот, котелок вперед.
– Да попробуйте, Ваше благородие, не сумневайтесь. Очень вкусно.

Хозяйка хотела было в этот момент вскрикнуть, кинуться внутрь да сбросить окаянный котелок на пол, однако ж внизу послышались шаги. Тяжелые, грузные, добра не предвещавшие. Насилу успела бедная женщина поддеть ключом замок ближней к лестнице двери да вжаться внутрь. Благо, тут недавно студент повесился и ныне никто не жил. Нет, конечно, что бедняга руки на себя наложил - это плохо, но что более важно - самым скорбным образом сказалось на благосостоянии несчастной женщины. Мерзавец задолжал оплату за полтора месяца. Хотя о мертвых либо хорошо, либо ничего...

Однако именно в этот самый момент, хозяйка поблагодарила Господа и Матерь-Заступницу, что апартаменты (говоря про свои комнаты, она предпочитала обозначать их именно так, а не иначе) пустовали. Ибо в другом случае почтеннейшая владелица меблированных комнат рисковала столкнуться нос к носу с не менее уважаемым околоточным Артемием Кузьмичом, за которым шествовал треклятый Тишка. И они двинулись в направлении обиталища Витольда Львовича.

Не сказать чтобы хозяйка боялась полицейских чинов, особенно Артемия Кузьмича. Напротив, последний третьего дня кушал у нее сладкую настойку на бруснике, обещая "всенепременнейше" и "решительным образом". Однако ж, когда появилась нужда - нате-ка. Тишку с цепи спустил да еще в околоток пригрозил доставить. Нет уж, извольте, подобной милости и дружбы более не требуется.

Старушка ожидала криков, даже стрельбы (Матерь-заступница, всю побелку ведь собьют, аспиды), однако вопреки всему со стороны соседних "апартаментов" донесся еле различимый бубнеж. Удивительное дело - разговаривают. Сейчас бы брать под руки орка, пистолетом мерзавца подгоняя, да в околоток. А еще лучше в острог, чтобы неповадно было женщин пугать до смерти.

Додумать не успела - снова шаги. Только теперь торопливые. На бегу незнакомец через несколько ступенек перепрыгивал. Поднялся - и юрк в знакомую комнату. Хозяйка даже возмутилась. У нее тут не проходной двор, а сурьезное заведение, и бегать подобно козлам на майском солнышке, она не позволит. Так она все подумала. Вслух ничего не сказала, лишь к стенке плотнее ухом прижалась.