Имя твоё...

До Тель-Авива оставался час езды или чуть меньше, у меня оставался час, чтобы все вспомнить, разложить события во времени и пространстве и попытаться понять происходившее, пользуясь известными мне законами природы и собственными идеями, записанными много лет назад.

Итак, первая вешка – явление Алины (конечно, это была она) после эксперимента с Никитой. Выбивание «тараканов». Я тоже оказался в зоне облучения, и, видимо… Что? Вынужденно резонировали какие-то частоты – внешнего излучения и мозговой активности?

Может быть.

«Не теряй ее», – сказал мне Никита.

И возникла вторая вешка: автоматическое письмо. Что-то действительно изменилось во мне – и нужно отдавать себе отчет в том, что это изменение любой врач-психиатр отнес бы к измененному, болезненному состоянию психики. Я же себя больным не считал – и разве это не доказывало, что в психике моей именно в то время произошли необратимые изменения?

А идеи об устройстве Вселенной разве не тогда же обрели ясный характер – настолько ясный, что кое-какие положения я сумел описать математически?

Потом была третья вешка – явление Алины в тот день, когда я смотрел телевизор в холле института. Тогда внешнего излучения не было… или я об этом не знал, мне в голову не пришло проверить…

Четвертая вешка – мой позавчерашний (неужели всего лишь позавчерашний?) сон. Я увидел Алину, она смотрела на меня, и это было единственное, по-настоящему блаженное переживание, не имевшее, как мне тогда казалось, никаких отрицательных последний. Похоже, именно тогда в мой мир вторглось нечто, какая-то энергия, пакет электромагнитного излучения, «таракан», определить который я не мог, не проанализировав дальнейших событий.

Потом был звонок Алины – настоящей, не из сна, и наша встреча в аэропорту, встреча-расставание. Мы уже тогда знали, что расстаемся ненадолго, но я не представлял, какой окажется следующая встреча.

Мы расстались, но и не расстались, потому что ощущали друг друга, думали друг за друга, похоже, в те блаженные часы мы даже были друг другом – единым двуполым существом, жившим одновременно в двух местах.

Если бы в Шереметьеве Алину не встретил Валера… Это была еще одна вешка, определившая последующие события. Не исключено, что, не будь этой встречи, наш мысленный контакт с Алиной не прервался бы. Возможно, не будь этой встречи, мы бы сейчас…

События имели определенную последовательность, зачем гадать, какой она была бы при ином раскладе? Валера встретил Алину, и она, будучи в естественном напряжении, видимо, сдвинула что-то в хрупком мироздании. Если мысль, желание реальны так же, как реален удар кулаком в лоб, то можно представить, какой эффект возымели Алинины с Валерой разборки. В любом ином случае – за день или неделю до нашей встречи – это не имело бы никакого значения. Ну, поругались и поругались – Алина уже давала Валере от ворот поворот, никаких последствий для мироздания это не имело. Однако вчера вечером мировые линии моей Вселенной уже были искривлены нашей встречей…

Валера пошел к приятелю и с горя напился – возможно, это обстоятельство не играло роли, а возможно, стало определяющим. Но отметить его зарубкой на временной оси было необходимо. Напившись и будучи готов расставить точки над i, Валера пришел к Алине поутру, для чего-то положив в карман нож – это было опасно для него самого, он мог сесть в автобусе, и лезвие впилось бы ему в ногу, он мог неловко повернуться и случайно перерезать себе вену или сухожилие. Неужели Валера был так пьян, что не понимал этого?

Алина не знала, что в кармане Валеры лежит нож. Она не могла его достать. Она его не доставала. Но Валера умер от колотой раны в груди.

Следствие есть. Причины не было. И не этим ли обстоятельством можно объяснить другое равно невероятное событие: возвращение мертвого Валеры? Он будто говорил или пытался сказать: «Я не собирался уходить, не было в мире причины, которая могла бы заставить меня уйти. Я вернулся, чтобы соединить причины со следствиями, чтобы не порвалась ткань времен»…

Тоже мне, Гамлет нашелся! Хотел бы я посмотреть, как отреагировал бы принц Датский, явись ему не призрак отца, а настоящий, во плоти, мертвый и давно похороненный король, о котором все – и принц в том числе – знали, что убит он был с помощью сока белены, влитой в ухо.

Почему мертвый Валера преследовал Алину, и что происходило сейчас то ли на дороге к Шереметьеву, то ли уже в аэропорту, где мы с Алиной – или наши копии? – собирались каким-то образом войти в самолет, отправлявшийся в Израиль?

А куда собирались мы, зачем ехали в Тель-Авив? Не правильнее ли было выйти на ближайшей остановке (я посмотрел в окно, мы проезжали Нетанию, здесь выходили многие, могли бы и мы) и вернуться в Кацрин, прервав эту линию, тянувшуюся без моего ведома и желания из моего прошлого в наше с Алиной общее будущее?

Должно быть, напряжение, в котором я находился, ощущалось сквозь ткань рубашки – Алина подняла голову, посмотрела мне в глаза и сказала, растягивая слова:

– Веня, я так хорошо спала, я бы поспала еще…

– Поспишь, – быстро сказал я. – Скажи мне только, есть ли у тебя с собой документы. Если будет проверка…

– Конечно, – уверенно сказала Алина, – паспорт в сумочке, виза…

Она замолчала на полуслове, взгляд ее стал растерянным, Алина лишь сейчас поняла – вспомнила? – что оказалась здесь не потому, что купила билет, села в самолет и, как все пассажиры, прилетела в международный аэропорт имени Бен-Гуриона.

– Паспорт, – растерянно проговорила она. – А где моя сумочка? И почему я…

Она не договорила, но закончить мысль не составляло труда. «Почему я оставила в Москве маму?» Мысль о Валере еще не пришла ей в голову, но это дело минуты, сейчас… Вот.

– Господи! – пробормотала Алина. – Что он хочет от меня… от нас? Он же неживой… Как это возможно, Веня?

– Не знаю, – признался я. – Возможно, он – часть нашего общего с тобой волнового пакета. Нашей общей с тобой души. Но это слова… Я знаю, что происходит. Но пока ничего не понимаю. Ничего. Ничего.

Если я еще раз произнесу «ничего», мы оба сойдем с ума. Оба. Оба.