In a hundred lifetimes

Ведь они вместе: он и она сидят друг напротив друга, поглощая картошку; или бегут; или разгуливают по базару, по улицам, или по пляжу; или, лежа на лугу, считают звезды.

Рука об руку. Всегда.

Открыв глаза, эти новые глаза, только что наблюдавшие самую прекрасную улыбку во всех вселенных, Доктор утверждается в мысли, что это лучший способ начать регенерацию.

С улыбкой Роуз Тайлер.

Комментарий к Эти глаза

Торжественно клянусь, что в вырвиглазном стиле текста виновата праздничная невоздержанность.

========== This Moon is not my Moon, this Planet not my Home ==========

Ав­тор: greenfairy13in-the-whoniverse

Ссыл­ка на ори­ги­нал: http://archiveofourown.org/

Рей­тинг: G

Саммари: Роуз, путешествующая между вселенными, встречает Двенадцатого в тот момент, когда он бросил Клару в эпизоде «Kill the Moon».

*

— Могу я присесть?

Голос, почти шепот, доносит до его слуха ветер. В его звуках и сломленность, и усталость. Все то, что Доктор чувствует сам.

Пробормотав что-то невнятное, он скользит вбок, уступая владельцу голоса немного места на скамейке. Он даже не смотрит на будущего соседа, неотрывно глядя на луну, утопающую в безнадежной черноте ночного неба.

Луна – яйцо! Кто бы мог подумать? Но эта луна – не его Луна, и эта планета, Земля, не его дом. Настоящий дом Доктора в тысячах милях отсюда, в бесконечной дали.

Он слышит тяжелый выдох, когда женщина устраивается на скамье, едва касаясь его бедра своим.

— Потрясающе, правда? — полу-спрашивает, полу-утверждает она, и Доктор закрывает глаза. Он знает этот голос. Этот голос – ядро самого его существа, этот голос пустил корни в тесном пространстве между сердцами.

— Я уже привык, — неохотно отвечает Доктор.

Он не смеет взглянуть на нее. И все-таки, чтобы снова ощутить, как самые несбыточные его надежды терпят крах, интересуется:

— Куда ты направляешься?

— Домой, — как всегда спокойно произносит она.

— И где же он? — с ворчливым недовольством осведомляется Доктор.

— Не «где», — мягко поправляет его собеседница, — а кто, — на последнее слово она с силой нажимает голосом.

— Кто? Звучит не как пункт прибытия, а как вопрос.

— О, у меня есть и вопросы.

И перед его закрытыми глазами встает ее невероятная улыбка, и кончик языка, выглядывающий между зубов.

— Старейший вопрос во вселенной, — шепчет она заговорщицки.

Дыхание Доктора замирает — так напряженно он ждет продолжения. Но она молчит.

— Какой же это вопрос? – не выдерживает он.

— Любишь ли ты меня?

Доктор выпрямляется на своей скамейке так, будто проглотил ледяную шпагу, и если бы не обходная дыхательная система дело наверняка кончилось бы обмороком.

Восстановив привычное хладнокровие и приготовив обычный саркастичный тон, он фыркает:

— Вздор. Замолчи, оставь меня в покое и возвращайся к своим гренкам с фасолью.

— Гренки с фасолью…

Он физически ощущает ее улыбку и огромную, безразмерную, как это чертово небо, печаль.

— А ты? Почему ты сидишь здесь в три утра?

— Я жду, — скупо выдает Доктор.

— Чего?

— Того, что кто-нибудь нажмет кнопку, — он медлит, — или не нажмет.

— Смешно, — ее голос легок, словно ветер. — Нажми кнопку, поверни руль в машине, и мир станет совершенно иным.

— Откуда ты знаешь? — спрашивает он, пожалуй слишком резко.

— Я только что заставила кое-кого повернуть руль в правильную сторону, — пожимает плечами она.

Доктор знает это, потому что чувствует, как рукав ее кожаной куртки скользит по его руке.

— Так почему ты ждешь, что кто-то нажмет кнопку, вместо того, чтобы сделать это самому? – интересуется она.

— Потому что это меня не касается, — вторит ей Доктор и тоже пожимает плечами.

— Но ты мог бы помочь?

— Мог бы. Но не стану.

— Почему? — теперь очередь ее голоса становиться резким.

— Ты что, не слышала? Это. Меня. Не. Касается. – Чеканит он почти грубо.

— Это неправильно!

— А я устал делать то, что правильно! — откидывается он на спинку скамейки, и в воздухе повисают звуки их возмущенного сопения.

Он слышит какое-то пищание и тут же ощущает, как она вскакивает со скамьи.

— Пора, — шепчет она глухо.

И Доктор, наконец, поднимает голову и пьет ее. Она – живительный родник, а он – путник, плетущийся по вязкой песчаной бесконечности пустынь. Солнце никогда не прекратит прожигать его кожу до самых костей, жидкое пламя никогда не остановит своей дьявольской пляски в его жилах. Когда же бушующая ненависть начала отравлять его существо?

Ему стыдно. Его Богиня вернулась, а он не достоин даже ее волоса. Раньше, давным-давно, он никогда не сбежал бы от трудного выбора. Сегодня же он повернулся к нему спиной. Давно ли он стал настоящим трусом?

— Доктор, — шелест ее негромкого голоса подобен молитве.

Никогда не молись мне. Все, что я могу – бросить тебя в одиночестве и темноте.

— Роуз Тайлер, — тихо отвечает он, когда женщина исчезает во вспышке, и пушка измерений снова раскидывает их так далеко друг от друга, как никто и никогда не был, — пожалуйста, вернись домой.

========== It smells like Roses ==========

Рейтинг: G

Снится, что мне не дожить до весны;

Снится, что вовсе весна yмеpла.

Стpах во мне оставляет следы.

Я дyмал, что стpах - это пpосто слова

Who will take your dreams away

Takes your soul another day.

What can never be lost is gone,

It’s stolen in a way.

В последнее время ТАРДИС кряхтела, словно престарелая леди. Поднималась с одышкой, с инфернальным воем летела сквозь вортекс и приземлялась с жалобным грохотом, призванным, видимо, пристыдить Тайм Лорда, безжалостно эксплуатирующего многострадальное судно. Он больше не звал ее ни «моей ТАРДИС», ни «лучшим космическим кораблем во вселенной», и за это старушка мстила почти сладострастно. Из шкафов его исчезали книги; кофе, приготовленный на кухне, всегда был ровно той омерзительной прохладности, что заставляла Доктора кривиться и неизменно сплевывать; профилактические учебные тревоги происходили только тогда, когда он погружался в недолгий и всегда беспокойный сон; горячую воду ТАРДИС считала буржуазным излишеством именно в те моменты, когда он стоял намыленным от макушки до пят в узкой душевой кабинке. Ах, да. Еще ТАРДИС была отменно послушной. Доктор перепробовал координаты всех (или почти всех) ненавистных кораблем мест, но она всегда доставляла его точно туда, куда следовало. Он даже пару раз слетал на Трензалор. Чтобы так, развлечения ради, положить пару увядших цветов себе на могилу.

Сегодня они с Кларой направлялись в Лувр. Не то чтобы Клара была необразованной, но Доктору всегда чудился в ней какой-то изъян. То недостаток импрессионистов, числящихся в любимых художниках, то переизбыток вульгарной бестселлерной «мудрости» в словах, то слишком низкий рост, то слишком детские повадки, то изрядно громкий голос, то запах духов, то цвет глаз, то кожа… Все в ней, ладно скроенной в целом, по отдельности было не то. Клара была воплощением всех, буквально всех, шаблонных представлений о приятной девушке. Настолько совершенным воплощением, что грудь Доктора часто щекотало отвращением, которое он азартно силился перебороть. Но Клара была рядом и за это Доктор, пожалуй, был ей благодарен. Во всяком случае, что-то же заставляло его вновь и вновь распахивать перед ней двери ТАРДИС?