In a hundred lifetimes

— Откуда мне знать? — раздраженно повторил он. На этот раз, разумеется, солгав. — Переодевайся, одна небольшая авария не повод отлынивать от саморазвития.

Комментарий к It smells like Roses

*Отсылка к диалогу Доктора и Тиган в Castrovalva, 19х01:

Tegan: It smells like roses.

Doctor: Yes. I’ve never quite understood why.

______________________________________________________

Эпиграф:

Marianne Faithfull - Who Will Take My Dreams Away

========== Scared; Prison ==========

Ав­тор: SilentStars

Ссыл­ка на ори­ги­нал: http://whofic.com/

Рейтинг: PG-13

*

Когда мерцающая Богиня распахивает запертую дверь и приседает рядом, он сворачивается в клубок и так сжимает голову коленями, что дыхание становится хриплым и прерывистым. Одного мимолетного взгляда, брошенного вверх, прежде чем уткнуться обратно в коленные чашечки, более чем достаточно для того, чтобы подтвердить догадку.

— Доктор, — доносится легкий, неуловимый голос. А все, что он может – слабо улыбаться в колючие шерстяные складки своей изорванной робы.

Она приходит часто.

Она – угасающий луч мнимой надежды, прорезающей всемогущую тьму.

До боли нежные пальцы бережно убирают с его запыленного лба отросшие седые пряди, и он бездумно подается навстречу руке. Пусть она только иллюзия, плод истощенного тела и ума, но это первое прикосновение за многие месяцы.

Галлифрей исчез. Снова. Но в этот раз ему, по крайней мере, не нужно было принимать решений. Перед тем как приговорить его к заключению строгого режима на одной из забытых богом планет, они еще не решались нажать кнопку самоуничтожения… Но однажды их надрывающиеся крики вдруг смолкли в его уме. Снова. Он хорошо запомнил, когда это произошло – когда он слизывал конденсат с подоконника, дабы не регенерировать от обезвоживания. И цепь. Хорошо запомнилась черная цепь, которой он был прикован к белой стене.

Всюду, всюду белые стены.

Но Тайм Лорды наверняка найдут способ вернуться.

— Твои глаза никогда не меняются, верно? Можно сколько угодно экспериментировать с цветом, формой и разрезом, но в них всегда ты. Измученный и в то же время гонящийся за слабой искрой надежды, — тихо произносит видение, а он только глубже зарывает лицо в колени.

Ласковые пальцы призрака скользят по высохшему запястью и кандалы с отвратительным скрежетом обрушиваются на пол камеры. Он закрывает голову руками и падает вслед за своими оковами так быстро, что острые колени больно впиваются в грудь.

— Доктор, нам нужно идти. Можешь подняться? – голос его любимой беды тих, почти шепот. И дыхание греет впалую щеку.

Он скручивает свое тело сильнее, отчаянно жмурит веки и пытается не слушать. Доктор знает, что все это – лишь плод его фантазии.

— Ты пробыл здесь слишком долго, — бормочет она, опускаясь на колени.

Его бросает то в жар, то в холод, когда она гладит его по руке и кожа искрится под прикосновениями ее пальцев. Выгнать ее из черной дыры между сердцами – выше сил Доктора.

— Я не галлюцинация, — успокаивает она, — и мы обязательно выберемся отсюда.

Его Сирена льет подобные сладчайшие медовые речи каждый раз.

— Я не смогу тебя нести. Доктор, умоляю, встань. Или хотя бы взгляни на меня.

Он не дает себе труда пошевелиться.

— Чем мне доказать, что я реальна?

Его веки напряженно подергиваются — так плотно сжаты, — но он не сдается.

Она берет его за руку и прикладывает ладонь к своей щеке. Он думает, что должно быть выглядит полным идиотом: старик, протягивающий дрожащие пальцы в пустоту, только оттого, что его беззащитный ум постоянно рождает одно и то же видение.

Он открывает глаза.

— Но ты… — его голос, давным-давно неиспользованный, слишком скрипучий и сухой из-за обезвоживания, быстро погасает, не в силах породить ни звука. Широко распахнутые глаза сверлят неверием ее лицо.

— Мой Доктор потерял дар речи?

— Ты, — только и успевает выдохнуть он, прежде чем его сковывает приступ удушливого кашля.

— Конечно я, — подтверждает она, вынимая из складок плаща флягу. — Только один глоток, ладно? Если выпьешь больше, будет очень плохо.

Он не сводит взгляда с ее округлившегося живота, показывающегося под одеянием.

Через силу выдавив печальную улыбку, она вытаскивает пробку и, запрокинув его голову, прикладывает горлышко к сухим губам Доктора. Прохладная вода ласкает горло, и тело, несмотря на истощенность, поглощает влагу с беспримерной жадностью. И губы инстинктивно тянутся к фляге, когда она отводит руку.

— В следующий раз попьем, когда выберемся отсюда, хорошо? Мой… ты отвлекаешь охрану на лестнице, так что у нас есть только пара минут. Наша ТАРДИС стоит вниз по коридору. Мы должны идти сейчас, прошу тебя.

— Я спас их, — слышит он, как слова сами срываются с губ, — но…

— Знаю, - шепчет она, и карие глаза заволакивает слезами. Видеть их — худшая пытка и, в сущности, единственная пытка во вселенной, продирающая иссохшее тело насквозь. Куда там его неумелым тюремщикам.

Слезы не переставая струятся по ее плотно сжатым губам, когда он, кряхтя, пытается превозмочь атрофию мышц и предчувствие скорой погибели.

— Положись на меня, хорошо?

— Всегда, — выдыхает он скрипуче и, оторвав наконец взгляд от ее живота, ощущает как пол под ногами выписывает самые невообразимые узоры.

Медленное шествие по белому (совсем как в его кошмарах) коридору, во время которого он цепляется костлявыми пальцами за ее плечи и талию, превращается в воспоминание со стремительностью, едва ли сочетающейся со скоростью их передвижения. Двери ТАРДИС, синей, прекрасной и всегда надежной, подобны крыльям, распахнутым навстречу их ковыляющему силуэту. Возле консоли, угрюмо сложив руки на груди, их уже поджидает хмурый двойник Доктора в синем костюме.

Роуз тащит его к обтрепанному старому капитанскому креслу, и оно жалобно поскрипывает даже под его, смешным для взрослого человека, весом. Улыбаясь своей невозможной улыбкой, она нашаривает до сих пор не использованные ни разу ремни безопасности.

— У меня еще не совсем хорошо получаются посадки, — извиняется Роуз, — потряхивает.

— Так веселее всего, — одобряет он, едва прослеживая из-под закрытых век за ее ускользающей ладонью и словно не своими пальцами, пытающимися эту ладонь удержать. – Роуз и Аркитиор*. Мое начало – мой конец.

— Это совсем не конец, — тихо и слишком грустно произносит она, поглаживая его руку. – Поверь, тебе еще столько всего предстоит: столько дорог пробежать, столько знакомств, столько расставаний. Столько ладоней, которые нужно будет держать.