Инь - Ян
Шрифт:
Она очнулась раньше и пока я весь расслабленный дремал, убежала на кухню. Только сквозь дремоту я услышал как легонько хлопнула дверь и провалился в легкий радостно освежающий сон.
Когда проснулся, уже совсем стемнело. Хотелось есть, после отдыха хотелось женской близости. Инь молча сидела за столом сумеречной комнате. Доступная, желанная и ставшая такой хорошенькой. Наверно мы уже научились без слов друг друга понимать. Увидев, что я проснулся, она прилегла рядом.
– - Жрать хочу, - уже потом вполголоса, но решительно объявил я девушке.
Она чуть вздрогнула
– - Есть надо,
– - Кушать?
– спросила Инь
– - А есть?
– поинтересовался я, вспомнив, что как только она пришла с работы так почти сразу мы и начали.
– - Щи, - довольно улыбнувшись, с гордостью обрадовала меня Инь, - я сейчас учится русски готовить.
Натягиваю майку, одеваю штаны и по-хозяйски усаживаюсь за стол. Инь захлопотала собирая еду. Щи в ее исполнении были страшны. Вода, разваренная капуста, не проварившийся мосол с мясом, все пересоленное. Есть я отказался. Инь расстроилась, лицо как расплылось, уголки губ опустились вроде как зареветь собралась. Тут я припомнил, что в принесенном для нее пакете есть копченая колбаса, говяжья тушенка, консервированная осетрина. Рисую жестами пакет и прошу принести содержимое. Инь испуганно на меня смотрит и отрицательно машет головой: ничего нет. И куда же все так быстро делось? Возмущенно жестикулирую я. Подруг угостила, жестами объясняет Инь. Они очень, очень рады были, движениями рук утешает она меня. Пытается объяснить словами:
– - Я ночь ... много плакать ... они день за меня работать ... помогать ... я им отдать ...
– - Ну раз такое дело, - примирительно ворчу я, - тогда конечно.
Поняв по тону, что я больше не сержусь она по-женски за это поблагодарила. Это конечно хорошо вот только жрать еще сильнее хотелось.
– - Я домой, - уведомил я девушку. Она реветь, за руки хватает.
– - Завтра приду, - пытаюсь утешить.
– - Я работать, ночь, - отвечает заплаканная Инь
– - Чего?!
– возмущенно ору я
– - Работать, ночь, - повторяет она, и все ревет не переставая.
Беру ее за руки и в бешенстве волоку за собой по коридору к вьетнамскому коммунисту, руководителю и сутенеру. Без стука вламываюсь к нему в комнату и сразу рычать:
– - Ты гондон штопаный! Да я тебя сейчас самого вы...бу! Я тебе всё наизнанку выверну! Не трогай девчонку!
Вьетнамский товарищ, отдыхавший на широкой кровати, вскакивает. Щуплый, маленький в длинных синих сатиновых трусах. Встав, он, вероятно поняв меня буквально, испуганно закрыл ручками ягодицы. Я подскакиваю к нему с ярым желанием набить морду и уже подношу кулак к его сморщившемуся лицу
– - Тварищ?
– в ужасе коверкает русский язык азиатский мужичонка и отшатывается.
– - Ты разэтакий! Лапы убрал!
– от кровати доносится женский голос, уверенно прозвучавший с безукоризненно русской матерной интонацией.
– - А?
– в замешательстве опускаю руки и отступаю от вьетнамца.
– - На!
–
– - Чего надо?
Угрожающими матерными криками объясняю чего. Женщина смеется, вьетнамец облегченно улыбается, Инь за моей спиной хватает меня за руки.
– - Ну ты и дурак!
– дает мне лаконичную и предельно точную характеристику женщина и поправляя спадавшую простынь, объясняет:
– - Подружка твоя, по графику в ночную смену на комбинате работает.
– - Я никого не заставлять, - оправдываясь, лепечет индокитайский коммунист.
– - Нет ... нет ... не бить, не надо, - лопочет за моей спиной Инь пытаясь удержать меня за руки.
– - О!
– радостно хохоча, восклицает женщина, - да у них тут любовь!
И представляется:
– - Меня Женя зовут
– - А у тебя с этим, - злобно киваю в сторону вьетнамца, - тоже любовь?
– - А то как же, - рассудительно отвечает Женя.
– - Что наших парней уже мало?
– язвительно всё еще продолжая злиться, раздраженно повышенным тоном выкрикиваю я.
– - Мало, - ничуть не смущаясь, признается Женя, - у нас на комбинате мужиков раз, два и обчелся, и те все бабами избалованные, а тут - она движением руки показывает в сторону своего щупленького любовника, - самое то.
– - Русские девушки сильные, добрые, красивые и горячие, - дает лестную характеристику своей подружке вьетнамец, и гладит ее по плечу.
Простынь у Жени сползает, одернуть ее она не успевает или делает вид, что не успевает и я с удовольствием и вожделением разглядываю ее фигуру. Таких женщин Кустодиев любил писать. Зрелая вся налитая женской мощью красота. Красота зовущая и ждущая мужика в надежде на простую плотскую любовь, детей и брачные узы. Инь изуверски щиплет меня за руку, от боли я морщусь, а Женя чуть улыбнувшись, опять набрасывает на себя простынь.
– - Давно с зоны откинулся?
– спрашивает меня Женя.
– - Меня в армию забирают, - обижаюсь я.
– - Да?
– легонько удивляется она, - а по морде так чистый уголовник, бритый и наглый.
– - Янь бить американ, - гордо заявляет Жене, Инь. И смотрит на нее с явной неприязнью, а на меня с гордостью.
– - Ясно, - вздыхает Женя, спрашивает меня:
– - Решил вдоволь поблядовать?
– не дожидаясь ясного для нее ответа, рассудительно без малейшего осуждения добавляет, - что ж ... тоже дело
– - Ну мы пойдем, - обрываю я разговор, чувствую как Инь тянет меня руку к выходу.
– - А посидеть выпить и закусить?
– доброжелательно предлагает Женя.
– - Милости просим, - отчетливо и правильно выговаривая русские слова, поддерживает ее предложение хозяин.
Жрать опять захотелось, от выпивки я тогда редко отказывался, и не обращая внимание на явное неудовольствие Инь, с благодарностью принял любезное приглашение:
– Ну если пожрать и выпить, - обратившись к вьетнамцу согласился я, - то давай.