Иначе — смерть!

— С кем? — перебил Вадим. — В записной книжке Агнии имя-отчество и телефон Воронова.

— Я не знал, но это не меняет сути.

— По-вашему, слабак достоин такой участи?

— Из-за его трусости погибли еще двое. Не представляю себе эту ситуацию!

— А я представляю!

— Так просветите.

— Попробую. Рассмотрим, так сказать, Катин вариант, — начал Вадим задумчиво. — Некто видел, как Александр пришел сюда. Но звонил он не ему: трубку бы взяла, конечно, хозяйка.

— То есть он хотел помешать их свиданию?

— А, разве тут логика действует… Человек вне себя от ревности, от ярости. Вдруг — мужской голос. И он мгновенно перестроился. Вот почему я говорю — гений! Ну, например, выдает себя за друга: «Кате грозит опасность… женщина нервная… не подавайте вида… необходимо немедленно встретиться…».

— И тот поддался?

— Так у него самого рыльце в пушку, он обманщик, чувствует себя неуверенно, наверное, не знает, как из этой истории выпутаться. Тут возникает уникальная возможность: встреча в глухом, темном поселке, в пустом доме.

— Дальше.

— Ну, мужской, так сказать, разговор, всё на нервах, гений взывает к состраданию: она не перенесет обмана, решайтесь — туда или сюда. И убеждается: «туда». Тогда я все улажу, пишите записку.

— Он не мужчина, — бросил Алексей и посмотрел на Катю.

Она подтвердила холодно:

— Конечно, не мужчина. Он труп.

— Да дайте же волю воображению, господа! — воскликнул Вадим. — Какая сцена: абсолютная страсть подавляет страстишки… переспать, изменить. Один готов на все, другой… знаете, что такое «готов на все»?

Алексей кивнул.

— Можно перед этим устоять?

— Можно.

— Вы устоите — так не вас и отравили, милостивый государь.

— Почему записка без обращения по имени?

— Мне кажется… связь тайная, мало ли кому она в руки попадет. И чисто психологически… думаю, ему было совестно. В обращении «моя дорогая» уже некоторая отстраненность, нечто абстрактное. Разумеется, гений не мог рассчитывать на такой подарок, ему просто повезло. В ином случае он бы записку уничтожил, чтоб не наводить на след Кати (или Агнии — заметим в скобках, мне больше по душе этот вариант).

— Зачем убивать, если он уже отказался?

Мужчины почему-то уставились на Катю, и она почувствовала, что краснеет.

— Психиатр из Кащенко считает, — начала она нерешительно, что мотив здесь патологический.

— Патологический? — удивился Вадим.

— Ну… сексуальный.

— То есть? — Ну, что он знал, что Александр… — она наконец решилась («Сыщик я или стыдливая дама?»), — что Александр был моим единственным мужчиной.

Мужчины призадумались, переваривая столь пикантную информацию. Алексей спросил резковато:

— Откуда убийца это знал? Неужели от Александра?

— Очень интересный поворот, — заметил Вадим. — Какой-то фразой любовник выдает этот факт — и обречен. На редкость нервная ситуация — и непьющий Александр соглашается отметить свободу.

— Да, но как подсыпан яд? На глазах у жертвы?

— Этот момент нетрудно прояснить, — сказала Катя. — На садовом столике были обнаружены следы пролитого коньяка, записка намокла. Например, отравитель якобы нечаянно пролил коньяк из стакана и попросил хозяина принести тряпку. Тот заходит за занавески и… Свой стакан и тряпку убийца уносит с собой, чтоб создать иллюзию суицида.

— Гений, — повторил Вадим. — Какая полная непроницаемая иллюзия — и вдруг лицо в окне! Вы представляете, что он должен был пережить за полгода?

— Да ведь следствие сразу установило самоубийство, — возразил Алексей.

— А если он об этом не знал? А если его ищут?

— Тогда поиски вскоре привели бы сюда, на Петровскую.

— Так юноша молчит! Почему? Дверь была сначала заперта, потом открыта, а свидетель об этом молчит? Почему?

— Он подозревал мать, — вставила Катя.

— Откуда гению знать об этом? Вы представляете? Еженощно, ежедневно его преследует то лицо в ночном окне — и вдруг он видит его здесь.

— Или она, — сказал Алексей после паузы.

«Дамское деяние» — вспомнились Кате слова Мирона, и зазвонил телефон.

— Екатерина Павловна!

Однако легок на помине!

— Здравствуйте, Мирон Ильич.

— Кажется, я кое-что позволил себе в прошлый раз…

— Что именно?

— В общем, я извиняюсь, нервы. И насчет Кирилыча извиняюсь, зря я на него катил. Теперь ведь все ясно.

— Что ясно?

— Убийца отвечает в мире мертвых, а мы…

— Вы так уверены?

— А «ключики-замочки, шелковы платочки»?

— Ключи Агнии могли подбросить.

— А телефончик? И все равно: я предлагаю помянуть рабу Божью Агнию — что значит, как ни странно, «непорочная».

— Чувствую, вы уже поминаете.

— С вами продолжу: завтра девять дней.

— Вы христианин, Мирон Ильич?

— Не состоял и не привлекался. Но красивых обычаев придерживаюсь. И подвожу материальную базу.

— Мне надо посоветоваться.

— С кем?

— С собутыльниками, — и уже обращаясь к присутствующим: — Мирон Ильич предлагает устроить поминки Агнии.

Алексей поинтересовался:

— С «Наполеоном»?

А Вадим бросил:

— Я — против.

Но Алексей вдруг предложил с ледяным спокойствием:

— А если провести следственный эксперимент — «реконструкция» — так называется?

— Ну, что там? — взывал Мирон нетерпеливо.

— Мнения разделились, — она помедлила. — Ладно, я присоединяюсь. Большинство — за.

— Вот и отличненько! На вас, Катюш, Дуня.

— То есть?

— Вы должны как-то изъять ее из дома.

— А что, она от вас прячется?

— Ничего не знаю и не понимаю.

— Хорошо, попробую, — Катя положила трубку.

Вадим заговорил, пристально глядя на Алексея:

— Зачем вы ее втягиваете в эти игры?

— У нее, насколько мне известно, есть рыцарь, — ответил Алексей многозначительно.

— Вы, что ли?

— Нет, вы.

— Катя, это идея! Я приду и присмотрю. Во сколько?