Иная сила
Шрифт:
— Неужто опять потоп? — пробормотал Христофор. — Такого не было, чтоб по два раза кряду…
— Увы, все еще хуже, — отозвался Литта. — В одном из мальтийских замков был такой каменный подвал. В любой миг его можно было затопить вместе со всеми, кто там оказался. Помнится, этим даже однажды воспользовались… Господи, настало, кажется, время помолиться в последний раз…
— Гм, весьма мудро, — сказал Бурмасов даже с некоторой одобрительностью. — Утопить нас здесь, а потом перебросить в Неву. И со временем выловят где-нибудь наши тела без всяких признаков насильственной смерти. Очень изощренный кто-то взял нас в оборот.
И
— Граф, — обратился он к комтуру, — когда дважды вспыхивал магний, мы смотрели на вас; но ваши глаза в это время были обращены в противоположную сторону. Наверняка вы что-то там видели; вспомните хорошенько — что.
— Лучше всего, — вздохнул Литта, — я разглядел пистолетное дуло, готовое проделать дыру у меня во лбу… Но что-то еще и позади вас удивило меня несколько. Ну да, конечно!.. Мгновения, когда ждешь смерти — они не забываются! Там была надпись на латыни: «Gloria…»
— Прошу — по-русски, ваше сиятельство! — взмолился Двоехоров.
— «Слава избравшим Орден сей, достойным потому благодати Божьей…» — по-моему, так. А ниже не то семь, не то восемь имен, тоже на латыни. И первое имя — Уриил. Архангельское, кстати имя…
— Да, архангел-хранитель и покровитель всех великих Тайн Бытия, — машинально подтвердил фон Штраубе. Мысли его были заняты другим.
О да, наконец отыскалось недостающее! Теперь-то он все знал!..
— Именно, — подтвердил комтур. — Покровитель тайн. — И печально добавил: — Однако, боюсь, нынешнюю тайну мы уже не успеем разгадать.
Вода и вправду прибывала стремительно, ноги уже начинали неметь, ибо перехлестывала через голенища ботфортов. Скорая гибель была вполне возможна, и все-таки на окончательную разгадку этой тайны еще хватало времени. Фон Штраубе обратился в темноту, в ту сторону, откуда недавно он расслышал кашель:
— Вам не зябко тут в воде, отец Иероним?
И оттуда донесся приглушенный шумом воды слегка насмешливый голос слепца:
— Я всегда знал, что ты похвально догадлив, сын мой. Впрочем, скоро все твои догадки станут достоянием одного лишь Господа. Однако все же я думал, ты раньше догадаешься обо всем.
— Отец Иероним? — возвысил голос граф Литта. — Как вы осмелились?! Что все это значит?.. Отвечайте — вам комтур Ордена приказывает!
— С каких это пор, — так же насмешливо спросил слепец, — комтур может приказывать магистру?
— По-моему, вы не в себе, — сказал граф. — Наш магистр — император Павел.
— Он имеет в виду совсем другой орден, — пояснил фон Штраубе. — Орден, который он сам основал и где именуется Уриилом. И куда нескольких заблудших все-таки смутил вступить. Мне как раз этого и недоставало: не понимал, где он подручных себе мог взять, — не таков он, чтобы нанять в помощь простых разбойников.
— Да, именно так: Уриил, магистр Ордена охранителей Тайны, — величественно подтвердил отец Иероним. — И напрасно ты, сын мой, именуешь заблудшими тех, кто всецело отдал себя этой Тайне во служение. Они дали перед Господом обет посвятить без остатка всю жизнь свою сохранению Великой Тайны сей.
— О какой тайне говорит этот безумец? — не понял комтур.
— О моей, — сказал фон Штраубе. — О Тайне деспозинов и Святого Грааля.
— О той Великой
Тайне, — продолжал за него отец Иероним, — которую ты, комтур, за земные блага вознамерился передать владыкам земным, оставить ее в стране неверных.— Это мы, что ли, неверные? — вполголоса немало удивился Христофор.
Между тем вода поднялась уже выше сапог и ледяными тисками сжимала бедра.
Комтур сказал:
— Но ведь ты своим мечом однажды спасал жизнь фон Штраубе, а теперь хочешь его погубить.
— Да, — ответил слепец, — мой меч не дал свершиться тому, чтобы деспозин пал от руки неверных.
— Вижу, к моей крови ты относишься иначе, — произнес комтур. — Так все пытался подстроить, чтобы мою кровь пролили именно неверные, как ты ошибочно называешь этих благородных христиан.
— Во всяком случае, — сказал слепец, — я не хотел дарить тебе благо пасть от руки единоверцев. Пускай бы эти… — он усмехнулся, — как ты их называешь, благородные… сарацины пролили твою недостойную кровь, — это было бы тебе наградой за предательство единственно верной Римской церкви. И я сожалею, что мой замысел не осуществился. Что ж, ты разделишь участь их всех.
— Стало быть, и деспозин Штраубе падет от твоей руки!
— О нет, — усмехнулся отец Иероним, — он погибнет от водной стихии, направляемой десницей Божией. Моя рука останется неприкосновенной к его крови. Я даже оружия брать с собой не стал.
— Ну да! Только глыба в подъезде, только яд в дровах, только труба с водой! Ты же, по собственному разумению, при сем невинен как агнец Божий…
Отец Иероним на этот раз промолчал, было лишь слышно, как он снова усмехается.
Бурмасов прошептал на ухо барону:
— Однако сам он собирается выйти — значит, выход где-то здесь есть.
Вместо фон Штраубе ему ответил отец Иероним:
— Можете не шептаться, говорить в полный голос: уши слепца слышат даже вовсе неслышимое. Да, выход, конечно, есть, но в темноте его способен отыскать лишь тот, кто привык к вечной тьме. Стоя на возвышении, я дождусь вашей кончины и затем покину этот подвал, ибо у моего Ордена еще много забот по сбережению Великой Тайны.
— Ваш Орден будет проклят! — воскликнул граф. — Ибо жизнь деспозина, что бы вы там ни придумали себе о руце Божией, останется на вашей совести!
— Да, одним деспозином придется пожертвовать, — отозвался из темноты отец Иероним. — Но есть и другие ветви деспозинов — во Франции, в Шотландии; во имя их сия жертва. Твой Орден, комтур, прогнил, как трухлявая колода, зато мой не допустит, чтобы кровь Святого Грааля вытекла за пределы преданных истинной Церкви стран… Однако же, — продолжил он, — утолите мое любопытство, Штраубе: давно ли ты догадался, что это я?
— Весьма давно, — ответил барон. — Знал это почти наверняка. Удивляло только то, что, по моим соображениям, у вас не могло быть подручных — вы ни с кем не стали бы делиться тайнами орденских ловушек. И лишь теперь, когда наконец узнал, что основали собственный орден, все окончательно сошлось.
— Но чем я выдал себя? Просто любопытно, хотя… какое это уже может иметь значение?
— Стилетом, — сказал фон Штраубе. — Но прежде ответьте — зачем вы хотели выставить меня как убийцу Мюллера? Смерти моей вы бы тем все равно не добились. Смертной казни в России давно уже нет, а за убийство какого-то лекаря дворянину даже каторга не угрожает.