Иная сила

— —

…Господи, уж не ад ли это?.. Воистину ад! Ибо людей привязывают к перекладинам, опускают на них в котлы с кипящей водой, а затем быстро окунают в море, отчего кожа у тех лопается и спадает наземь, а сами они — о ужас! еще живые! — голым мясом валятся на песок и корчатся на нем в чудовищнейших муках…

— —

…И рушатся, рушатся повсюду покрытые золотом купола церквей…

— —

…И жестокая звезда в небе над черной от крови водой… Боже! От крови его потомка деспозина!..

— —

…Но видно и то, что далее. Царь Голод шествует по разоренной земле. Люди, похожие на скелеты, жуют древесную кору, но все равно умирают от голода. И другие засыпают песком эти бесчисленные мертвые кости, ставшие почти что голыми костями еще при жизни…

— —

…Колонны людей, бредущих по какому-то неземной силы морозу; кажется, сами люди вот-вот рассыплются со звоном, как рассыпается лед…

— —

…И гудит небо, наполненное железными птицами… И валятся во прах целые дома…

— —

…И звезда, страшная неугасающая звезда все полыхает над черной водой…

— —

…Господи, насколько неизбежна сила, убивающая все когда-либо созданное или родившееся!..

— —

…Боже, неужели все это будет?!

* * *

— …Неужели все это может случиться?! — услышал он взволнованный голос императора.

Обессиленный от страшных видений, фон Штраубе почувствовал, что пол уже не покачивается под ногами.

Он открыл глаза (даже не помнил, чтобы закрывал их) и понял, что уже не стоит на палубе «Голубки». Под ногами снова был паркет дворца, и кто-то совсем уж, совсем крохотный, с передавленной шарфом шеей и высунутым языком восседал перед ним.

Затем все увеличилось в размерах. И шарф, и высунутый язык исчезли у сидевшего, и лицом он стал снова похож на нынешнего императора Павла.

— Неужели такое случиться может? — снова с ужасом спросил он.

— Это случится, ваше величество, — уверенно ответил фон Штраубе, — если ваших грядущих потомков не предостеречь и если они не внемлют тому, от чего их предостерегают.

— Но — как же предостеречь? — спросил император. — Вы же говорите — все это может случиться через век, даже, возможно, более…

— Надо написать вашему далекому потомку послание, — подсказал фон Штраубе. — И если оно дойдет…

— Оно дойдет! — решительно перебил его Павел. — Оно не может не дойти! В империи совершается все, если на то есть мое повеление!

После тех высей, в которых побывал, фон Штраубе смотрел на этого маленького, курносого, напыщенного человечка и думал: неужели это тот, кому суждено явиться спасителем необъятной империи, а быть может, и мира всего? Да он и себя-то спасти не в состоянии, ибо — вот он, вот он, этот страшный шарф, сдавивший ему горло. Минует едва больше года — и будет, будет этот шарф!..

— Кстати, насчет этого письма… — сказал Павел. — Мой сын Александр говорил мне про деспозинов. Если предположить, что я поверил его рассказу… Ответьте, барон, — не течет ли в жилах и русских монархов кровь Грааля?

— Да, государь, — ответил фон Штраубе. — Поскольку родословные монархов сильно переплетены, то хоть немного крови, доставшейся от Меровингов, протекает в жилах каждого из них.

— И стало быть, — продолжил за него Павел, — пролить кровь государя — это почти то же, что пролить кровь Христову, не так ли?

— В какой-то мере можно сказать и так…

После раздумий Павел сказал:

— Надо и об этом сообщить потомкам.

— Да, государь, — согласился фон Штраубе. — И с письмом этим медлить никак нельзя, ибо заканчивается век.

— Письмо к потомку будет написано, — сказал император, — сие — решенное. — Потом добавил, глядя на фон Штраубе с надеждой, старательно пряча наполнявший его душу страх: — А что бы вы могли сказать, барон… гм, о моей собственной судьбе. Тут уж бывали провидцы, эдакое мне напророчившие!.. Им я не верю ничуть, а вам, барон, отчего-то верю… — И уже с нетерпеливостью напуганного человека спросил: — Ну так что там, барон?..

* * *

…Вот они шагают по двум лестницам замка — три чертовых дюжины: тринадцать человек во главе с Паленом и двадцать шесть во главе с Зубовым и Бенигсеном. Их «толстые» генеральские эполеты надежнее любых паролей и ключей…

— —

…Неспокоен в своих чертогах Александр. «Только бы без крови! — думает он. — Только бы без крови!..»

— —

…Ах, не выйдет, ваше императорское пока что высочество, не выйдет без крови!..

— —

…Ворвались те, что с Бенигсеном и Зубовым…

— —

…Император в одной ночной сорочке стоит у камина, лицо его испуганно, мертвенно-бледно… «Что вы делаете, Платон Александрович?!..» Вдруг в последнем отчаянии срывает шпагу со стены…

— —

…Что он может даже со шпагой в руках, курносый, крохотный, в этом смехотворном облачении?..

— —

…Чья-то тяжелая золотая табакерка обрушивается на его висок…

— —

…А вот и шарф, этот самый шарф!..

— —

Кто-то уже снял его с пояса и обматывает вокруг неподвижной от ужаса императорской шеи…